Великая война - Гаталица Александар

Как раз вчера один господин, сербский солдат третьего призыва, чудом избежавший смерти, но тем не менее очень позитивный человек, ничего не придумывая и ни о чем не умалчивая, рассказал мне любопытную историю.

— Черт бы побрал шуточки и шутников, господин Пизано!.. — начал он.

— Что вы имеете в виду, господин? — ответил я ему на французском языке, который он хорошо понимал и на котором достаточно бегло говорил.

— Дети заигрались, вот я о чем… — Он остановился, зажег дешевую папиросу и, словно какой-нибудь грек, начал курить ее, не вынимая изо рта. — Бегают наперегонки, ведут себя безобразно, вскрывают министерскую почту…

— Но ведь и сами министерства, согласитесь… — попытался вставить я.

— …Разумеется, я знаю, что вы скажете: что пишут, кому пишут, когда вся Сербия уменьшилась до размеров одного райского острова в Ионическом море?

— Однако, господин, что случилось с детьми?

— Дело зашло слишком далеко, а мы, взрослые, были слишком заняты собственными смертями и вовремя этого не заметили, в результате один мальчишка едва не погиб. Дети играли. Вначале только открывали письма, а потом начали читать их вслух на улицах местным жителям и маленьким грекам в пестрых штанах, которые, конечно, ничего не понимали. Затем они сделали еще один шаг. На пляже — вы, наверное, знаете прекрасный песчаный пляж недалеко от города Корфу — они создали свое правительство: детское правительство. И не было никого, кто мог бы остановить эту игру. Вначале это походило на обыкновенную забаву — все дети играют в королей, но эти сорванцы стали изображать престолонаследника Александра, его старого отца, короля Петра, премьер-министра Пашича и, наконец, всех наших министров из разбросанных по городу министерств. Сперва это было лишь забавой, обычным состязанием вроде «кто кого сильнее», но затем мальчишки пошли дальше, ведь они, мой господин, видели и смерть, и разлагающиеся трупы, им уже никогда не стать обычными детьми.

Началось сражение за то, кто кого будет изображать. И поскольку в нашем ужасном обществе побеждает только сила, а не ум и талант, так и наши мальчишки начали драться до крови, синяков и опухших желез. И никто на них, на этих сопляков, не обращал внимания, не замечал их ссор, а ведь это надо было сделать. Роли в этом детском правительстве не распределялись, а захватывались при помощи недавно сформировавшихся детских мускулов. Каким-то образом дети поняли, что премьер-министром быть лучше, чем просто министром, а престолонаследником еще лучше, чем премьер-министром. Поэтому самый сильный — я не стану называть вам его имени — стал Александром, второй по силе — Пашичем, третий — старым королем Петром, а остальные, тоже после кровавых сражений, взяли себе роли господ Пачу, Нинчича и остальных министров.

После этого мальчики возвращались в город, забирали министерскую почту и сразу же вскрывали ее. Сначала уносили письма на пляж и обсуждали каждое в меру своего ума и грамотности, и только потом доставляли в министерства. Чиновники министерства-отправителя и министерства-получателя возмущались тем, что правительственная почта доставляется настолько медленно, но, поскольку они знали, что в этих письмах не содержится ничего важного, дело ограничивалось одним ворчанием. Это дало детям возможность начать формирование параллельного правительства, принимающего неправильные решения и непродуманные постановления.

— А как вы об этом узнали и как помешали детям совершить самое худшее, господин?

— Ах, как я узнал? Один мой, можно сказать, приемыш, чумазый сирота, не имеющий никаких других родственников, стал «министром просвещения и церковных дел» Давидовичем, он-то и рассказал мне обо всем. А это, господин Пизано, очень скоро стало опасным. «Николаем Пашичем» был робкий мальчишка из Рудника. Он воспринял свою роль очень серьезно и каждый день устраивал кому-нибудь разнос для того, чтобы никому не пришло в голову претендовать на его должность. А претенденты были. Мой шкет даже и не помышлял о том, чтобы подняться выше «министра Давидовича», но среди них были и крутые парнишки лет четырнадцати, считавшие, что именно они должны стать престолонаследниками и премьер-министрами.

Способствовали этому и письма, которые они вскрывали. Они мало что понимали в государственных делах, но обнаруживали в письмах слова «опасность», «гибель», а затем и «смерть», снова «смерть», а далее — «болезнь» и снова «болезнь»… Все это повышало температуру и без того больного детского организма. Для того чтобы завладеть ролью Николы Пашича, один хулиганистый паршивец из Призрена сломал руку и ключицу прежнему «Николе Пашичу», мальчишке из Рудника, пригрозив, что если тот кому-нибудь пожалуется, то он его убьет. Прежний «премьер-министр», словно раненый лев, согласился и покорно занял пост министра иностранных дел Балугджича, а новый «Никола Пашич» поднялся до роли премьер-министра.

Однако на этом дело не закончилось. «Престолонаследник», какой-то мальчишка из Бараева, отразил несколько нападений, да и «старый король Петр» (его играл пастушок из Хомоля) отнюдь не проявил робости в защите своего достоинства.

Когда, как я говорил, ситуация немного успокоилась и состав этого детского псевдоправительства едва стабилизировался, из сербской столицы Корфу стали приходить письма, которые внесли в него новые разногласия. Дети увидели, что настоящий Александр вступил в серьезный конфликт с настоящим премьер-министром Пашичем, и поэтому они решили, что раз так происходит в мире взрослых, то и у них должно быть то же самое. «Никола Пашич» из Призрена начал исподлобья смотреть на паренька из Бараева, игравшего роль престолонаследника. Если бы из отеля «Белая Венеция», где находилась резиденция сербского правительства, стали приходить более миролюбивые письма, все бы как-нибудь успокоилось, но Александр-взрослый сделал замечание Пашичу и потребовал, чтобы тот детально описал ему, что он делал и с кем встречался в первые месяцы 1916 года, и Пашич ответил ему на одиннадцати страницах, напечатанных мелким шрифтом.

Ребятишки понимали все это гротескно и искажали так, как это умеют только дети. В конце концов они решили, что с этим двоевластием нужно покончить. Они объявили бой между «Николой Пашичем» и «престолонаследником». И остальные министры разделились на два лагеря, и «Йованович», «Джуричич» и «Пачу» должны были драться на стороне премьер-министра, а «Маринкович», «Нинчич» и «Драшкович» — на стороне будущего «короля» в битве, откуда один из мальчишек не должен был выйти живым. Они, словно взрослые, устроили дуэль, разделись догола и, мой господин, начали сражаться под крики собравшейся вокруг толпы малолеток так отчаянно, что выглядело это страшно. Мой подопечный рассказал мне, что они били друг друга кулаками, царапались, старались выдавить друг другу глаза и оторвать мошонку. Они визжали и кричали как птицы, когда ситуация с «Николой Пашичем» стала очень опасной. «Престолонаследник» прижал его к скале и, толкая на острые выступы, срывал кожу с его спины, а спереди воткнул большой палец в глаз, стараясь его вырвать. В последнюю минуту появились какие-то греческие пастухи и насилу растащили бойцов…

Мальчик из Призрена сейчас в больнице на другом конце Корфу, а «победитель» — во временной тюрьме в городе. Первому спасают глаз, а что делать с малолетним арестантом, никто не знает, бедолага плачет и говорит, что все это было просто игрой. Такова история, и ее рассказала тоже война, мой господин.

Мой солдат третьего срока призыва повернулся, выплюнул погасшую папиросу и ушел. За то время, пока папироса горела, я услышал самую страшную историю о детях этой войны. Я осмотрелся вокруг: смоковницы своими листьями, похожими на пальцы, почти касались моей головы, а тяжелые фиолетовые плоды напоминали мне синяки на лицах избитых детей.

Позднее, оказавшись в городе, я расспросил о детском псевдоправительстве не только сербов, но и греков. Один из них ответил мне как типичный эллин: — Сербские проблемы, кирие [33]. Сербы прекрасный народ: мы получаем от них и удовольствие, и пользу. Многие с ними породнились. Вы наверняка слышали об Иоаннисе Газисе, владельце отеля «Белая Венеция». Смотрите, он свой трактир с пансионом превратил в резиденцию сербского правительства, и я слышал, что он свою третью дочь выдает за серба. Несмотря на это, мы, эллины, кирие, не понимаем этих сербов. Не знаем, живы ли они, а если и живы — как они выжили. Вот в чем проблема…