Вдребезги - Глазго Кэтлин

Худая, злобного вида женщина по имени Холли планировала лежать голой на полу.

– Я сама экспонат, – объяснила она мне, покусывая ноготь большого пальца, покрытый черным лаком. – Я просто должна встретиться лицом к лицу с тем фактом, что мое присутствие будет ошеломляющим для большинства людей.

Я не совсем понимала, как это будет работать (что, если кто-нибудь потрогает ее? Что, если ей захочется в туалет?), но когда я перевела взгляд на Тони, он подмигнул и прошептал мне, после того как женщина c топотом ушла:

– Защита дипломной работы Холли окажется эффектной. Несмотря на ошибочные аргументы, она при этом будет зрелищной.

Они все использовали слова и фразы вроде «теория» и «реализованная самобытность», и «построенная конгруэнтность», и «основная фрагментация». Когда Холли увидела мои закатанные рукава, она злобно и убедительно произнесла:

– Тебе нужно понять и изучить свои нарушения социальных норм. – Она схватила мое запястье. – Ты понимаешь, что действия, которые ты совершила против себя, очень революционны? Сегодня вечером я составлю тебе список книг для чтения. Тебе многому нужно научиться.

Я запоминала то, что они говорили, пока бродила по галерее, следуя указаниям Тони и передвигая предметы туда-сюда, с белыми, как у Микки-Мауса, перчатками на руках. Я думала, нет, я знала, что некоторые из них смеются над моими рисунками и надо мной. Они прыскают со смеху на угловатые лица и плохие зубы Гектора и Мэнни, на улыбку Карен, полную надежд. И когда я ушла, я направилась в библиотеку и стала искать все термины и слова, и фразы, проговаривая их.

Я не хотела, чтобы они считали меня глупой, и не хотела быть глупой, поэтому выделила время на изучение их языка.

И когда я смотрела на свои руки, я не думала «революционные». Я думала «грусть» и «боль», но не «революционные».

Правда, когда я в следующий раз увидела Холли, я подумала «задница», и это заставило меня целый день улыбаться.

Темпл передала мне телефон.

– Поторопись, хорошо? – прошептала она. – Мы хотим успеть в «Тэп» до последнего звонка.

Я с завистью посмотрела на нее; все девушки здесь гуляли вместе ночами после работы, ходили в бары, на вечеринки; и они никогда не приглашали меня пойти с ними. Я старалась больше с ними общаться, но они держались группой друг с другом. И потом, я слишком юная, чтобы ходить в бары. Казалось, что только Линус есть до меня дело, больше по-матерински: она подталкивала ко мне тарелки с картошкой и чаши с чечевицей через стол с грилем. Линус не тусовалась с девушками. Иногда она говорила мне, что идет на встречу после работы.

– У зависимости нет графика с девяти до пяти, – громко выкрикивала она бодрым голосом. – Ты можешь ежедневно чувствовать себя как дерьмо, двадцать четыре часа в сутки. Отчасти поэтому я работаю в обе смены. Нужно все время быть занятой, не подпускать демонов.

– Чарли. Дорогая Чарли.

Это женский голос – гортанный, уверенный.

Я перебрала пальцами телефонный провод.

– Кто это?

– Чарли Дэвис, сестра по крови, неужели после всего того времени, что мы провели вместе, делили наши кровавые истории, ты не узнаешь мой голос?

Мое сердце упало к ногам; тело полыхнуло.

– Привет, Блю.

Глава 3

По телефону Блю сказала, что ее отпустили три месяца назад и она живет с матерью в Мэдисоне. Они не ужились вдвоем, поэтому она подумала, а не поехать ли ей в Канзас и навестить Айсис, пока все не утрясется. Айсис переехала из Миннесоты в Канзас с каким-то мужчиной и теперь продает вяленое мясо и мужские журналы в придорожном кафе. Айсис и Блю сидели в баре, медленно попивая джин с имбирем, когда вспомнили меня, теплые края, где я живу, и мою мать.

– Я позвонила в Крили и поговорила с Брюсом. Он сообщил мне имя твоей матери. – Брюс – очень заботливый, но он не заботится о врачебной тайне. Я знаю, между вами было разное, но Брюс неплохой человек, при всем его бахвальстве.

Блю позвонила и моей матери.

– Она правда очень любезная! Я думала, она окажется каким-то монстром, как ты описывала ее на групповых занятиях. Она справляется о тебе через твоего парня. Или, я полагаю, не парня. – На другом конце провода возникла пауза, и я услышала щелчок зажигалки и крикливый голос Айсис, обращенный к кому-то на заднем фоне: «Ох, заткнись». – Он сказал ей, где ты работаешь, и в общем, я тоже нашла этот номер. Интернет – классная вещь, да? Как большой старый камень. Вся дрянь выползает из-под него, если пнуть ногой.

Почти с облегчением и удовольствием Блю долго вдыхала воздух.

– Я скучаю по тебе. – Она начала шмыгать носом. – Мне так тяжело, Чарли. Это всегда тяжело. Мне нужна проклятая передышка.

И вот сейчас я ждала ее на автобусной станции Грейхаунд, не обращая внимания на подозрительные взгляды мужчин с прическами в стиле 80-х годов и желтыми зубами. Я скребла землю носком ботинка. Прошлой ночью Райли не ночевал у себя дома, когда я пришла к нему. Не было его дома и когда я проснулась в его кровати сегодня утром, и я немного заволновалась. Сегодня тепло, немного прохладнее, чем обычно, но все еще солнечно и приятно. Сейчас начало ноября, и в Миннесоте люди уже носят зимние куртки и ботинки, съеживаясь на ветру.

Через час мне нужно быть на работе. Я купила в автомате кока-колу и стала наблюдать за процессией серых автобусов, заезжающих на парковку. От кока-колы во рту стало липко и слишком сладко.

Блю сошла последней, сбежав вприпрыжку с последней ступеньки. Она удержалась от того, чтобы зажмуриться от солнца, заслонив глаза рукой.

Блю почти тридцать лет, но она все еще выглядит как подросток, одетая в плотные брюки карго и футболку с Леди Гагой. Только с близкого расстояния, как сейчас, можно заметить, что нелегкая жизнь оставила отпечаток на ее лице, в уголках глаз.

Блю уронила спортивную сумку и крепко сжала меня в объятиях.

– Чарли! Моя любимая Кровавая Красотка.

Она отошла на один шаг, внимательно рассматривая меня с головы до ног.

– Вот это да, ты хорошо выглядишь, Молчаливая Сью. Твои волосы так выросли! Как его зовут?

Она закурила сигарету.

– Твои зубы, – проговорила я удивленно. – Ты вылечила зубы!

– Король Пиломатериалов Мэдисона отстегнул наличных. Наверное, чувствует свою вину за то, что спал со мной все прошедшие годы. Я не могу, черт побери, передать тебе, как больно было вставлять эти зубы. Короче. – Она начала копаться в сумке. – Черт. У меня закончились сигареты. Где твоя машина? Мы можем по пути к тебе остановиться и купить?

Раньше зубы Блю были похожи на затупленные шишки. Метамфетамин стер их, покрыл пленкой, сделал мягкими, как пластилин. Теперь у нее полный комплект сверкающих прямоугольных белых зубов. На ее лице больше нет пятен, и оно не опухает от лекарств, но разглажено с помощью косметических процедур, и базы под макияж, и пудры. Ее волосы глубокого золотистого цвета.

– У меня нет машины, но я живу близко, всего несколько кварталов отсюда. Давай я возьму твою сумку.

Блю вытаращилась на меня.

– Ты шутишь? Нет машины? В этом пекле? Я помираю, к черту, Чарли.

Она надела большие черные солнцезащитные очки. Я пожала плечами.

– Почему ты не прилетела на самолете? – спросила я. – Я уверена, что Король Пиломатериалов может это оплатить.

Блю фыркнула:

– О нет. Никаких самолетов. Я их до смерти боюсь. Ни за что. Нам не место в воздухе. Это мое личное мнение.

Она осторожно шагала рядом со мной на своих каблуках. Я украдкой бросила взгляд вниз: она все еще носит кольца на пальцах ног. По какой-то причине это заставило меня чувствовать себя комфортнее. Я показала ей разные места – например гостиницу «Конгресс» и крохотный кинотеатр, где продают попкорн с крапинками кайенского перца и пармезана и показывают черно-белые фильмы с участием актеров с низким заунывным говором.