Джеймс Олдридж. - Дипломат
Они дошли до станции метро на площади Революции, спустились вниз на переполненном эскалаторе и протиснулись сквозь толпу, нырявшую в узкие блиндированные двери. На первый поезд они не попали, и Эссекс стал расхаживать взад и вперед по платформе, рассматривая бронзовые статуи на фоне красного гранита. Он сказал Мак-Грегору, что гранит действительно хорош, а скульптуры плохи. Иностранцы сразу привлекли внимание пассажиров, но Эссекс бесцеремонно расхаживал среди них, помахивая тростью черного дерева, которую он прихватил в вестибюле посольства. Они проехали весь арбатский радиус, потом вернулись и, пройдя длинным мраморным туннелем, пересели на поезд, идущий до станции Сокол. Одна из облицованных мрамором станций привлекла внимание Эссекса, они в последнюю минуту выскочили из вагона, осмотрели ее и поехали дальше следующим поездом. Все это заняло у них почти два часа, и, наконец, Эссекс решил, что с него довольно.
– Вот теперь мне лучше, – сказал он, когда они вышли на улицу. – Необычное зрелище – подземка из мрамора. Это причудливо, но в этом чувствуется размах, как вы находите, Мак-Грегор?
Мак-Грегор промолчал.
– А теперь пойдемте домой и посмотрим, нет ли там каких новостей, – сказал Эссекс. Ему хотелось почувствовать, что хотя бы Мак-Грегор понимает, как его беспокоит молчание Лондона, но Мак-Грегор был, как всегда, безучастен и замкнут и даже несколько молчаливее, чем обычно. Эссексу это было неприятно, но он разрядил свое недовольство тем, что на обратном пути в посольство обогнал Мак-Грегора. Дрейк встретил их сообщением, что Лондон наконец ответил.
Эссекс прочел телеграмму в кабинете Дрейка и хлопнул себя по ляжке. Это была почти carte blanche – больше, чем он ожидал. Ему разрешалось действовать по своему усмотрению – написать ноту, настаивать на выполнении поставленных в ней требований и предпринимать любые шаги, которые он сочтет нужными, впрочем, с одной оговоркой: вручить ноту должен был Дрейк.
– Ну что ж, Френсис, – сказал Эссекс, – нота готова, и чем скорее мы ее вручим, тем лучше. Когда они примут нас?
– Это зависит от очень многих обстоятельств.
– Для меня ясно одно, – сказал Эссекс. – Нота заставит их зашевелиться. Теперь мы сможем взяться за них как следует. Эссекс повел Мак-Грегора с собой в кабинет, и они собрали все нужные Эссексу бумаги в его портфель из тисненой кожи. Это была изящная вещь с инкрустацией в виде золотого шлема с перьями, и Эссекс с удовольствием следил, как бережно обращается с ней Мак-Грегор. – Это сумка посольского гонца XVI века, ее делал Гиберти по заказу Козимо Медичи. Она приносит мне счастье, Мак-Грегор.
Эссекс потрогал тиснение на одном из углов.
– Гиберти обычно работал в бронзе, но это одно из первых его изделий из тисненой кожи. Красиво, правда? Мне преподнес ее итальянский король за то, что я отказывался вести переговоры с Муссолини до тех пор, пока он не признает монархии. Вы поедете с нами к Молотову, – добавил Эссекс.
Мак-Грегор заинтересовался. – Почему же вручать ноту будет сэр Френсис? – спросил он.
– Вручение ноты послом будет тонким намеком русским, что эта проблема ставится в связь со всем комплексом наших взаимоотношений. Дрейк как раз подходящий человек, не тревожьтесь.
Мак-Грегор и не тревожился.
– В данной ситуации лучше, чтобы это сделал он, – продолжал Эссекс.
Мак-Грегора вовсе не нужно было в этом убеждать, но, повидимому, Эссексу хотелось убедить самого себя, что Дрейк подходящий человек.
– Не уничтожайте Дрейка вашим молчаливым неодобрением, Мак-Грегор, – сказал Эссекс. – Его надо узнать поближе, он интересный человек. Вы, может быть, даже не подозреваете, что не кто иной, как Дрейк, направлял политику Форейн оффис в испанском вопросе в течение всей гражданской войны в Испании.
– Я не знал этого.
– Да, – пустился Эссекс в воспоминания. – Это он помог Форейн оффис понять Испанию и Франко. Дело, конечно, не в том, что Франко ему очень нравился. Нет, тут были и более важные соображения. Френсис знает, что Франко означает возврат Бурбонов. Для Англии, по его убеждению, необходимо, чтобы в южной и юго-западной Европе существовало сильное единовластие, и поэтому он тяготеет к королям и церкви. Он сам, знаете ли, католик и отчасти поэтому чувствует себя не на месте. С католицизмом тут далеко не уедешь. Чтобы осуществить свои дипломатические планы создания дружественного Англии мощного католического блока, ему следовало бы работать в католических странах Европы.
Эссекс внезапно повернулся к Мак-Грегору и сказал: – Знаете, Мак-Грегор, вы недостаточно интересуетесь людьми. Иначе вы сами спросили бы меня про Френсиса Дрейка. Я никогда не откажусь рассказать вам о людях, если это может помочь вам разобраться в них. А чтобы раскусить Френсиса, надо понять его католицизм, вот и все. Это определяет в нем не только религиозные убеждения и дипломатическую позицию, но и эстетические вкусы. Мне кажется, что Френсис просто случайно не избрал карьеры священнослужителя и сам этого не может себе простить. В свое время он был одним из виднейших авторитетов Оксфорда по истории папства и раскопал несколько очень важных документов об английской церкви донормандского периода. И что весьма странно, Френсис женился не на католичке. Его жена – дочь Клода Пинтота, соседа по имению, – хрупкая и молчаливая женщина. У них есть дочь, Антония, примерно ваших лет, Мак-Грегор, – сущий дьявол. Все, чем боги обделили ее родителей, они даровали Антонии. Это особа совершенно бесшабашная, настоящая язычница и притом необузданного нрава; живет она, должно быть, в грехе и пороке и наслаждается жизнью. Если бы Френсис привез ее с собой в Москву, она превратила бы его жизнь в ад и ославила бы его на весь город своими похождениями. Ну, а без нее ему здесь живется тихо и спокойно, хотя особенного удовольствия от этого он не испытывает.
Эссекс на минуту призадумался. – Френсис охотно вручит эту ноту. Это один из немногих дипломатических шагов, которые приносят удовлетворение сами по себе. По крайней мере, он даст нам сколько-нибудь действенное оружие против русских. Пойдемте наверх к Френсису и проглядим с ним документы. Не чувствуете ли вы теперь, Мак-Грегор, несколько больше доверия и уважения к нему? – с мягкой иронией спросил Эссекс.
Мак-Грегор улыбнулся, не зная, что сказать.
– Во всяком случае, – вздохнул Эссекс, – интересно будет поглядеть, как отнесется ко всему этому Молотов. Не думаю, чтобы это ему понравилось.
Но их принял не Молотов. На этот раз они попали к Вышинскому и вручили ноту ему.
Они явились в министерство иностранных дел, и Вышинский приветствовал их с таким видом, словно предвкушал удовольствие от предстоящей схватки. Эссексу он показался голодным львом, который добродушно встречает свою добычу. Это был человек плотного сложения; глаза его поблескивали бледном лице. В его сверкающей остроумием речи разящий юмор сменялся безжалостной иронией. Эссекс решил предоставить слово Дрейку, а самому наблюдать и слушать, чтобы убедиться, так ли умен Вышинский, как это кажется.
