Бернард Вербер - Танатонавты
— Мне кажется, что в глубине души Рауль… тебя любит.
Только полный идиот мог это сказать.
Она сразу оживилась.
— Ты правда так думаешь? — спросила она игриво.
Я топил себя все глубже и глубже. Хотя… здесь уже вряд ли можно навредить сильнее. А вдруг у меня что выйдет?
— Я в этом даже убежден. Но… он не осмеливается тобой обладать.
127. Реклама
«Жизнь — это долина слез. Но я ее люблю. Вчера я опять не нашел в почтовом ящике ничего, кроме счетов за коммунальные услуги. По телевизору показывают одну ерунду. Жена все время выискивает повод поскандалить. Полицейские обклеили лобовое стекло машины квитанциями на штраф, а какой-то вандал ключами исцарапал лак. Я чуть не свалился в нервном припадке, но потом отпустило. Потому что жизнь — это вовсе не коллекция разных неприятностей. Жизнь — это радость дышать легким воздухом, открывать для себя бесконечно разнообразные пейзажи, встречаться с симпатичными и интеллигентными людьми. Я вообще сам часть всего этого. Жизнь — это все же качественный продукт. Я лично принимаю его каждое утро и повторяю то же самое по вечерам. Делайте как я! Любите жизнь, она вам за это отплатит!»
Обращение НАПроЖ (Национального агентства по пропаганде жизни)128. Сердечная история
Я умирал от скуки в своей квартире на танатодроме «Бют-Шомон», такой же одинокий, как и раньше, когда жил в крошечной студии.
Стефания ненадолго уехала в Италию. Мы с Раулем и Амандиной воспользовались ее отсутствием, чтобы наладить аппаратуру. Теперь, когда Стефания вернется, она сможет совершать полеты самого высокого класса.
Совместные обеды и ужины превратились для меня в тяжкую пытку. Амандина постоянно усаживалась напротив Рауля и с большей жадностью смотрела на него, чем в свою тарелку. Конечно, Рауль все еще был очарован итальянкой, но упорство Амандины постепенно начинало приносить плоды.
К моему ужасу, оба они постоянно посвящали меня в перипетии своих отношений. Я задыхался от горечи, играя для них роль духовника.
— Знаешь, — поделился со мной Рауль, — я нахожу, что Амандина с каждым днем одевается все лучше.
— Она все время ходит в черном…
Рауль меня не слушал.
— И становится все красивее, правда?
— Я всегда считал ее самой красивой, — печально отвечал я.
В тот же вечер я узнал, что они собираются поужинать тет-а-тет. Ночевать на танатодром они не пришли. Я остался один. Один-одинешенек во всем проклятом здании.
Я улегся на пусковое кресло и в этой точке пересечения всех силовых линий танатодрома попытался на практике применить советы Стефании. Я хотел научиться медитировать, чтобы покинуть свою несчастную физическую оболочку.
Я закрыл глаза, попытался добиться отсутствия мыслей, но стоило опустить веки, как тут же передо мной, словно на экране кинотеатра, возникало лицо Амандины. Она была красива, как ангел, и снисходительно смотрела на меня.
Какой смысл быть знаменитым и уважаемым, если ты не в состоянии обладать женщиной своей мечты?
Я был в бешенстве. Думать об Амандине, готовой переспать с любым, но только не со мной, — это уж слишком! Я открыл глаза. Представил, как они прямо сейчас занимаются любовью в какой-нибудь гостинице, «чтобы не огорчать бедного Мишеля»! Я не смог удержаться от смеха. «Танатонавтика — дерьмо!» — говаривал Феликс. Какая жалость, что Стефания уехала, она одна способна была помешать появлению этой парочки. Что же до меня… выходит, я только и делал, что помогал случиться худшему. Должно быть, я подсознательно подыгрывал моему лучшему другу, помогая сблизиться с женщиной, воплощавшей собой все мои желания!
Нет, я знал, что все так и будет, вот почему я так себя вел. Чем скорее это случится, тем быстрее я перестану страдать.
Мне хорошо было видно подставку, где висели бачки с «ракетоносителями». Зачем жить дальше? А что, если я сам попытаюсь пробить вторую коматозную стену? В конце концов, у меня в прошлом нет ничего такого, чего стоит бояться. В худшем случае встречусь с Феликсом. Я начал закатывать рукава рубашки. В голове на мгновение промелькнула мысль, что я собираюсь покончить с собой из-за любви, как самый заурядный, прыщавый юнец…
Какая глупость…
Я вонзил иглу в самую крупную вену на запястье, которая пульсировала, словно пытаясь уклониться.
«На, получай, толстая вена, это тебя научит, как не закачивать побольше крови в мой мозг, чтоб я смог найти слова и соблазнить Амандину».
Я подключился к аппаратуре. На ладони лежала маленькая груша электровыключателя.
Амандина восхищается танатонавтами, спит с танатонавтами, хочет узнать, что такое смерть, сближаясь с танатонавтами. Что ж, значит, и я должен стать танатонавтом, чтобы быть интересным в ее глазах.
Во всей этой авантюре я лично принимал очень небольшое участие. Я был вроде тех испанских моряков, которые видели корабли, отплывавшие в Америку, но никогда не поднимались на их борт. Наверное, есть вещи, которые невозможно понять, слушая чужие рассказы. Нужно испытать это самому.
Груша выключателя стала липкой от пота.
Что я делаю?
Слова тибетского ламы звучали в моих ушах, как детская считалка:
«О сын благородной семьи, пришло то, что называют смертью!
Этот мир покидаешь не только ты, это происходит с каждым.
Так не испытывай желаний и тоски об этой жизни».
Не испытывай желаний и тоски об этой жизни… Не такой уж ужасной была моя карма в течение этого существования. В моей уходящей жизни я был патентованным тюфяком, вечно пытающимся снять девчонок. Одна жизнь, чтобы научиться завоевывать любовь, другая — чтобы пользоваться плодами учения. Н-да, я умру застенчивым, а стану плейбоем.
Я еще раз взглянул на грушу выключателя. Сглотнул слюну и безо всякой уверенности начал отсчет:
— Шесть… пять… четыре… три… два… один. Пу…
В зале вспыхнул свет.
— Он тут, маман! — закричал Конрад. — Что ты там делаешь в кресле? Мы с ног сбились, пока тебя нашли!
— Оставь брата в покое, — сказала моя мать. — Ты что, не видишь, он проверяет приборы. Не обращай на нас внимания, Мишель, занимайся своим делом. Мы просто хотели показать тебе бухгалтерский отчет по нашему магазину. Это может и подождать.
Конрад крутил ручки потенциометров. Обычно я не выносил, когда он к чему-нибудь здесь прикасался, и тут же приходил в ярость. Но сегодня, уж не знаю почему, эта скотина Конрад казался мне лучшим человеком на свете.
