Колин Джонсон - Новые рассказы Южных морей
Чай. Чай и сандвичи. Кусочки засохшего торта, бутылки теплой, как кровь, фруктовой воды и чьи-то слова «Что вы делаете здесь в таких нарядах?». Мальчишки из школы двоюродной сестры Лены. «Разве вы не видели нас на грузовике?» — спросила Лена — «Видели», — сказал один из них. Он взял у Лены ее пои и стал раскручивать его все сильнее и сильнее, при этом тот жужжал, как летящий самолет.
Мистер Гудвин, советник и городской мясник, дотронулся до плеча дяди Хирини и сказал: «Грандиозно, великолепно», давая этим понять, сколь великолепен он сам, один из организаторов парада, проживший в этом городе всю жизнь среди раскачивающихся сосисок, до черноты подгоревшего пудинга, зажаренных бараньих ног и ребер, расфасованной требухи, говядины, окороков и сочных отбивных. «Великолепно». Он был великолепен. Это словно утверждала и его великолепная мясистая рука, покоящаяся на дядюшкином плече.
Дядя Хирини верил этой руке. Каждый, глядя на эту руку, также верил ей. В такие дни, казалось, все были преисполнены веры.
Какая-то дама, президент Ассоциации сельских женщин, разговаривала с бабушкой Ритой; она так кричала, будто та была глухая или выжила из ума; бабушка Рита кивала головой и не могла дождаться, когда же наконец уйдет эта женщина и она сможет съесть свой кусок торта.
Было душно и жарко в этом зале, пропахшем кислым пивом и дымом, стелющимся по стенам, полу, старым потрескавшимся скамьям и покосившимся столам на козлах. Птичий помет, паутина, мышиные следы. Ребята наелись досыта и бегали по павильону. Пиупиу колыхались и били их по ногам. Тетушка хватала детей за руки и шепотом просила, чтобы они шли на улицу. Ей хотелось, чтобы все выглядело прилично, чтобы ребята вели себя хорошо и не позорили ее. Она готова была крикнуть: «Уходите отсюда, сорванцы! Сейчас же отправляйтесь на улицу! Кто порвет пиупиу, получит по заднице». Но она молча прихлебывала чай и жевала бутерброд.
Мы стали убирать посуду. Кожурки от винограда, остатки чая. Мужчины складывали козлы и ставили на место скамьи. Мадам Президент опустила руки в мыльную воду и улыбалась, глядя в потолок, улыбалась, чтобы показать, какой это был замечательный день. «Много рук, и дело спорится», — нараспев сказала она. Чтобы доказать это, мы взяли полотенца и принялись вытирать мокрые тарелки.
На улице царило веселье. Люди покупали, продавали, мерялись силой. Я пошла туда, где под деревом сидели бабушка Рита и дед Хохепа — они сторожили лежащий между ними мой драгоценный плащ. Представление продолжалось. Участники парада снова выстроились в ряды. А я, укрываясь от солнечного зноя, сидела в холодке рядом со стариками.
— Иди, — сказала мне бабушка Рита. — Займи свое место.
— На этот раз я лучше посмотрю, бабушка.
Ты что-то очень грустная сегодня, дорогая. Очень грустная. — Бабушка Рита пристально посмотрела на меня. И старик Хохепа тоже.
— Жарко, бабушка.
Собиралась толпа зрителей, началось пение, но эти двое не сводили с меня глаз, ожидая ответа.
— Они думают, что мы способны только на это, — сказала я. — Для них мы — посмешище. Развлечение. В другое время мы для них просто не существуем. И только раз в году они берут нас и выставляют напоказ. Как обломки древности.
Наступила тишина. Тишина, полная смеха и разговоров. Тишина с возносящимся к небу пением и детским топотом. Тишина. Жду, когда они ответят мне что-нибудь. Что-то они мне скажут.
— Ты становишься старше, понимаешь больше, — говорит мне бабушка Рита.
Тишина и ожидание.
— Никто не может отнять у тебя твои глаза, — говорит она. И она права.
— А это уж твое дело — показать другим, кто мы такие, — раздается голос старого Хохепы, сгорбленного и порой сварливого.
Я долго сидела с ними. Молча. Думала о том, что мне предстоит сделать. А потом подошла к выступающим, заняла свое место и стала притоптывать в такт песне по потрескавшейся земле, и мой голос вознесся к солнцу, в котором вся сила земли.
И вот солнце отступило, площадь опустела, на ней оставались лишь обрывки бумаги, растоптанные цветки одуванчиков и клевера да мухи, прилипшие к сладким горлышкам пустых бутылок.
Вторую половину дня грузовик стоял на солнце. Завядшие, пожухлые листья папоротников и поникший лен сделали его похожим на покрытое чешуей спящее чудовище, покинутое, оставленное умирать в одиночестве. Я помогла бабушке Рите сесть в кабину рядом с дедом Хохепой.
— Этому старому бездельнику жестко на досках. Он хочет ехать домой на мягком стуле. Ах, дорогая моя. Подвинь-ка свой толстый зад, старый Хепа. — Пергаментная рука потрепала меня по щеке.
— Спокойнее, дорогая, спокойнее.
Мы усаживаемся поближе друг к другу в кузове грузовика — наступающий вечер несет с собой прохладу. Через центр города — вдоль темнеющих дорог. В гущу ночи, пока не кончится дорога. Открывая и закрывая ворота чужих ферм. По безмолвным пастбищам, с густо темнеющими холмами с одной стороны и черным лоскутом моря — с другой. В сгущающейся темноте проступает лишь узкая полоска пены, вьющаяся вдоль берега под лишенным света небом. Я улавливаю плеск воды о камни и заглушающие его рычанье и вздохи уцелевшего, покрытого чешуей чудовища, близоруко пробирающегося вдоль заборов, сквозь папоротники и колючки, по коровьим лепешкам и жгучей крапиве, через заросли люпина, цепляющегося своими гибкими пальцами за уходящий день. Я вдыхаю полной грудью запахи моря, воздуха, земли, людей. Впитываю Прошлое, Настоящее и Будущее. И ощущаю прилив новых сил. Я пою в полный голос и слышу, как чьи-то голоса вторят мне. Мы громко поем, пробиваясь сквозь непроглядную ночь. Взываем к силе народа. Гребите на своих каноэ все дальше и дальше. Вперед и вперед!
Налегайте на весла дружно,
Люди моего народа,
Плывите, плывите вперед,
«Аотеа», «Таинуи», «Курахаупо»,
Плывите, плывите вперед.
Гребите, не зная усталости.
Люди моего народа,
Плывите, плывите вперед,
«Матаатуа», «Те Арава»,
«Такитиму», «Токомару»,
Плывите, плывите вперед.
Примечания
1
А. Вендт. За культурное возрождение Океании. — «Курьер Юнеско», 1976, март, с 8.
2
Albert Wendt. No Islands in the Sun, Just Misters. Some Modern Poetry from Western Samoa. Suva, Mana Publications, 1974, c. 21.
3
Kath Walker. We are going. Brisbane, Jacaranda Press, 1964, p. 9.
4
Н. Middleton. But Now We Want Our Lands Back. Sydney, New Age, 1977, p. 147.
5
Поэзия Новой Зеландии. М., «Художественная литература», 1978, с. 233–234.
6
Здесь: кафе, где продают молочные блюда, мороженное, а также и спиртные напитки. — Здесь и далее примечания переводчиков.
7
Одно из племен австралийских аборигенов.
8
Надрезы на коже — один из наиболее распространенных видов физических испытаний, входящих в обряды посвящения в мужчины.
9
Презрительная кличка итальянца, испанца или португальца.
10
Сын метиски и белого.
11
С. Беккет. В ожидании Годо. Перевод с французского М. Богословской. Здесь и далее цит. по журналу «Иностранная литература», 1966, № 10, с. 165–195.
12
Обрядовые пляски австралийских аборигенов, сопровождаемые пением.
13
Известный австралийский разбойник, казнен в 1880 г.
14
Объединенный концорциум Бокситовой корпорации, международной разведки недр, Алюминиевых рудников и Национальной акционерной компании (название компании вымышленное).
15
Вид рыбы.
16
По верованиям туземцев, таким образом можно было обречь врага на смерть.
17
Духовые музыкальные инструменты.
18
Тюрьма.
19
Сборщик налогов.
20
Так на родине Коро называют рис. — Прим. автора.
21
Полка.
22
Тропическое растение со съедобными клубнями.
23
Так местное население называет полицейских из-за черной формы, которую они носят. — Прим. автора.
24
Город на острове Новая Британия, находящемся к востоку от Новой Гвинеи; местные жители называют этим словом весь остров Новая Британия.
