Семен Малков - Ветер перемен
Что касается рекламы, то ее давали в огромном количестве, многократно прерывая все передачи, не исключая сводки новостей и прогнозы погоды. Этот «рекламный террор» мешал смотреть даже очень старые фильмы, разрывая передачи на мелкие части и лишая телезрителей удовольствия. Они старались избавиться от этой напасти, переключая каналы, но всюду было одно и тоже.
Повсеместно народ гневался, протестовал, через своих депутатов ставил вопрос об ограничении рекламы в Думе, но никаких мер реально не принималось.
— А они и не будут приняты, если у власти останется нынешняя хунта, — сказал Царев Варе, когда та пожаловалась, что из-за рекламы не может смотреть даже любимые ею сериалы. Он активно включился в предвыборную кампанию на стороне левых сил и забежал к Наумову за материалами.
— Это почему же? — высоко подняла брови Варя. — Дума ведь приняла закон об ограничении рекламы на телевидении. Его обязаны выполнять.
— Плевали они на закон! Реклама дает дельцам, тесно связанным с Семьей, огромные барыши, и от них никто не откажется, — объяснил Владимир Иванович. — Эта мафия считает народ быдлом, которое все вытерпит.
— Как же Путин надеется победить на выборах? — удивился Артём Сергеевич. — Кто же заставит проголосовать за него?
— А они надеются снова оболванить народ, когда подойдет время, — с горечью объяснил Царев. — Купят за большие бабки всех звезд эстрады и пошлют их с концертами по стране агитировать за Путина. Молодежь телевизор не смотрит, и на это клюнет. Остальных запугают Чечней. Мол, только он сможет бандитов «замочить в сортире». Простая арифметика!
— Куда как простая. И подлая, — угрюмо согласился Наумов. — Но это говорит лишь о том, что и своих противников Семья в грош не ставит. Тут она может и погореть, если просчитается!
— Что ты имеешь в виду? — не понял Царев. — На чем она погорит?
— Народ буквально терроризирован рекламой. А телевидение — единственная отрада, доступная ему в любом уголке России. Вот это и может использовать оппозиция нынешней власти! Теперь сечешь? — победно взглянул он на друга.
— Не совсем, — ответил Владимир Иванович. — Говори яснее!
— По-моему, все и так ясно. Те, кто твердо обещает народу покончить с рекламным террором на телевидении, сразу же обретут миллионы сторонников и огромные шансы одержать победу, — пояснил Наумов, добавив: — Если, конечно, и в остальном правильно проведут кампанию.
Он ожидал, что другу понравится эта идея, но, к его удивлению, Царев ее с ходу забраковал.
— Нет, на это сейчас никто не решится. Ни одно движение, и ни одна партия, — убежденно заявил он. — С телевидением ссориться нельзя!
— Даже если ставкой является победа на выборах? — горячо возразил Артём Сергеевич. — Всем участникам по закону обязаны дать эфирное время. И потом, кроме телека, существуют и другие средства агитации, доступные в любом уголке страны. Например, плакаты и листовки.
— На это нужны немалые бабки. Того, что отпускают на выборы, не хватит.
— А что, у вашего движения нет других средств? — удивился Артём Сергеевич. — Ведь государственной субсидии недостаточно.
— Конечно, есть, и ты лучше не спрашивай, из какого они источника, — хмуро ответил Царев. — Между прочим, и у твоего «Отечества» частично оттуда же. Поэтому и оно не выступит против рекламы. Тем более что имеет свой канал.
Намек был настолько прозрачным, что Наумов даже оторопел.
— Ты хочешь сказать, что и вас, и «Отечество» тоже частично финансирует эта мафия, за которой стоят хозяева-олигархи? — спросил он упавшим голосом. — Как же такое может быть? Разве они не поддерживают Семью, которая их взрастила и опекает?
— Хорошая хозяйка никогда не держит все яйца в одной корзине, — усмехнулся Царев. — Эти хитрецы поддерживают всех, кто имеет какие-то шансы на победу. И нам тоже без их бабок не обойтись.
Теперь уже и Наумову было ясно, что политические партии и движения не слишком разборчивы в источниках финансирования предвыборной кампании и повально зависят от телемагнатов. «Пока бороться с ними никто не может, — удрученно подумал он. — Даже «Отечество». А жаль! Защита граждан от телерекламы явилась бы мощным козырем в борьбе за победу на выборах».
Больше этот вопрос он нигде не поднимал.
* * *Вскоре началась предвыборная кампания, и ее ход был для сторонников Примакова и «Отечества» удручающим. Ни бывший премьер-министр, ни мэр Москвы не смогли ничего противопоставить грязным методам ведения борьбы, которые были вполне ожидаемы. Руководство движения, которое поддерживала большая часть населения России и которое реально претендовало на победу, проявило политическую недальновидность, действовало вяло и, по существу, полностью обанкротилось.
На черный пиар оно не только не ответило тем же, но не смогло дать отпор потоку грубой клеветы, чтобы защитить доброе имя своих лидеров. В чем их только не обвиняли! И в сокрытии имущества, и в плохом руководстве. Даже в коммерческих махинациях членов семьи. На все инсинуации лидеры движения отвечали тем, что подавали на клеветников в суд. Это нисколько не помогало, так как яд клеветы воздействовал на миллионы избирателей, а сообщения о наказании «телекиллеров» проходили почти незамеченными.
Артём Сергеевич был крайне расстроен происходящим. Он не мог спокойно наблюдать за утратой «Отечеством», казалось бы, прочных позиций. Но и снова идти в бездарный политсовет движения считал ниже своего достоинства.
— Всей этой грязью умышленно отвлекают внимание избирателей от неспособности нынешней власти наладить нормальную жизнь, — с горечью сказал он Варе, когда они, сидя у телевизора, смотрели информационную программу. — Продажные комментаторы «мочат» как раз тех, кто способен вывести страну из тупика. И похоже, что им снова удастся задурить головы избирателям! — Наумов тяжело вздохнул. — Нет! Надо что-то сделать, чтобы открыть людям глаза. Они не должны мириться с теми, кто их нагло обворовывает, и добровольно отдавать им власть. Нужно поставить мою пьесу!
— А что это теперь даст? — скептически отозвалась Варя. — Поезд-то уже ушел! Мне кажется, что лидерам «Отечества» уже ничего не поможет. Особенно мэру, которого не только самого очернили, но даже супругу. И уронила его в глазах нищего населения вовсе не клевета, а демонстрация богатства.
— В этом ты права, — согласился. — Хотя, симпатичный прототип мэра в моей пьесе и улучшит к нему отношение. Но главное значение ее постановки будет заключаться в разоблачении двуличности и преступной сущности нынешней власти. У пьесы теперь новое название — «Оборотень» — и она должна призывать к смене прогнившего режима!
— Но кто же сейчас её поставит? Театры испытывают финансовые трудности, — с сомнением покачала головой Варя. — Надеешься, что сколько-нибудь денег даст мэрия? По-моему, им сейчас уже не до этого.
— Да, теперь туда обращаться бесполезно, — удрученно сказал Наумов. — И в театры, наверное, тоже. Но у меня появилась идея, как быстро и без больших затрат произвести ее постановку. — И объяснил: — Театрам нужны спонсоры, и на постановку уйдет слишком много времени. Поэтому есть смысл заинтересовать моей пьесой студенческие студии. Она ведь очень злободневна и обратит на себя внимание тем, что в ней остро критикуется власть. Продажные СМИ на это непременно отреагируют, поднимется шумиха, что и требуется!.
— А почему ты так уверен, что ее не замолчат, — усомнилась Варя. — Вряд ли прислужникам власти выгодно поднимать этот шум.
— Им, конечно, невыгодно, и они не так глупы. Но, к счастью, не все еще телеканалы в руках правящей клики, — ответил Артём Сергеевич. — Они-то не только заметят, но и, как я надеюсь, покажут этот спектакль широкому зрителю. Лишь бы успеть до выборов. Время-то еще есть.
Приняв решение, он с присущей ему энергией приступил к осуществлению своего замысла.
* * *Поначалу Наумов решил попытать счастья в студенческом театре-студии МАИ, в котором когда-то выступал сам, и здесь его ожидала удача. Женщина — художественный руководитель театральной труппы, ознакомившись с пьесой, переданной им ей лично, на следующий же день ему позвонила, и выразила живую заинтересованность.
— Пьеса сильна драматургией и весьма актуальна, — одобрительно отозвалась она о его детище. — В ней есть все, что сегодня волнует зрителей. Я охотно приступлю к постановке, если профком МАИ выделит средства. Но все равно нам надо встретиться, так как требуется внести существенные поправки.
— А какие именно? — поинтересовался Артём Сергеевич. — Наверное, тяжеловаты диалоги?
— Ну, это поправить легче всего. Речь идет о более серьезном, — озабоченно сказала женщина. — Нам не потянуть такого количества действующих лиц, и три акта слишком много. Пьесу придется сильно сократить. Вы на это согласны?
