Джоди Пиколт - Роковое совпадение
— Ну, будем! — произносит он тост, который услышал однажды в фильме.
— Вы ирландец? — спрашивает Стейвесант, проводя тряпкой по полированной столешнице.
— Оттуда родом мой отец. — На самом деле оба родились в Америке, а его предки были шведы и британцы.
— Серьезно? — Этот вопрос уже от поднявшего голову бизнесмена. — Моя сестра живет в графстве Корк. Изумительное место. — Он смеется. — Как, черт возьми, вас сюда занесло?
Калеб делает глоток виски.
— Выбора не было, — продолжает лгать он. — Мне было всего два года от роду.
— Вы живете в Санфорде?
— Нет. Я здесь по делам. Занимаюсь торговлей.
— Да, все мы такие! — Собеседник поднимает свое пиво. — Да благословит Господь корпоративные расходы, верно? — Он делает знак Стейвесанту. — Нам еще по одной, — заказывает он и обращается к Калебу: — Я угощаю. Точнее сказать, моя компания.
Они обсуждают грядущий хоккейный сезон у «Брюинз», погоду (похоже, опять выпадет снег) и спорят о преимуществах Среднего Запада, где живет бизнесмен, перед Новой Англией. Калеб не знает, почему обманывает бизнесмена, но ложь рождается так легко, а осознание того, что собеседник поверит всему, что он скажет, почему-то, как ни странно, дарит ощущение свободы. Поэтому Калеб делает вид, что он из Рочестера, штат Нью-Гемпшир, — города, где он на самом деле никогда не был. Он выдумывает название компании, которая занимается производством строительного оборудования, и историю о ее небывалых достижениях. Он позволяет лжи слетать с губ, собирает ее, как фишки в казино, чтобы чуть ли не до головокружения наблюдать, сколько же ее можно нагромоздить, прежде чем вся пирамида рухнет.
Мужчина смотрит на часы.
— Нужно звякнуть домой. Если я опаздываю, жена сразу думает, что я на арендованной машине обнимаюсь с деревом. Вы же знаете этих женщин!
— Никогда не был женат, — пожимает плечами Калеб и, словно кит, цедит виски сквозь зубы.
— Мудрое решение. — Бизнесмен встает со стула и направляется в глубь бара, к таксофону, по которому Нина пару раз звонила Калебу, когда разряжался ее сотовый. Проходя мимо, он протягивает руку. — Кстати, меня зовут Майк Йоханссен.
Калеб пожимает его руку.
— Глен, — отвечает он. — Глен Шишинский.
С опозданием он вспоминает, что назвался ирландцем, а не поляком. Что живущий здесь Стейвесант обязательно слышал это имя. Но это уже неважно. К тому времени как бизнесмен возвращается и Стейвесант задумывается, Калеб уже покидает бар — прикрываясь чужим именем, он чувствует такое облегчение, как ни разу за последние дни.
Окружной психиатр такой молодой, что у меня появляется непреодолимое желание протянуть руку через разделяющий нас стол и пригладить ему вихор. Но если бы я так поступила, доктор Сторроу, наверное, умер бы от страха, уверенный, что я хочу его задушить ремешком своей сумочки. Именно поэтому он решил встретиться со мной в суде в Альфреде, и не могу сказать, что я его виню. Все пациенты этого человека либо сумасшедшие, либо убийцы, и самое безопасное место для проведения беседы — как альтернатива тюрьме — общественное место, где бы толпились приставы.
Я одевалась с величайшей рассудительностью — не в свой обычный строгий костюм, а в штаны защитного цвета и хлопчатобумажный свитер с хомутом и легкие кожаные туфли. Когда доктор Сторроу будет на меня смотреть, я не хочу, чтобы он думал «юрист». Я хочу, чтобы он вспомнил собственную мать, которая стояла у боковой линии игрового поля, когда он играл в футбол, и поздравляла его с победой.
Когда он заговаривает, мне кажется, что у него ломающийся голос:
— Вы были прокурором в округе Йорк, не так ли, миссис Фрост?
Мне нужно подумать, прежде чем дать ответ. Насколько безумцы безумны? Следует ли мне делать вид, что я его не понимаю? Может, стоить начать грызть ворот рубашки? Обвести вокруг пальца такого неопытного психиатра, как Сторроу, будет несложно. Сейчас мне необходимо убедить его, что безумие — временное явление. Чтобы я была оправдана до суда. Поэтому я улыбаюсь ему.
— Зовите меня Нина, — предлагаю я. — Ответ «да».
— Хорошо, — говорит доктор Сторроу. — У меня с собой опросный лист, который необходимо… заполнить, потом я передам его в суд. — Он достает лист, который я видела тысячу раз — там необходимо заполнить пробелы, — и начинает читать: — Вы что-нибудь принимали перед приходом сюда?
— Нет.
— Вы ранее привлекались к ответственности?
— Нет.
— Вы раньше представали перед судом?
— Каждый день, — отвечаю я. — За последние десять лет.
— Ох… — Доктор Сторроу недоуменно таращится на меня, словно он только что вспомнил, с кем разговаривает. — Ой, правильно. Но мне все равно необходимо задать эти вопросы, если вы не против. — Он откашливается. — Вы понимаете роль судьи в процессе?
Я удивленно приподнимаю бровь.
— Я должен принять это за знак согласия. — Доктор Сторроу что-то царапает в своем бланке. — Вам известно, какую роль выполняет прокурор?
— Мне кажется, очень хорошо известно.
— Вам известно, какая роль у адвоката защиты? Вы понимаете, что обвинение попытается доказать вашу вину без оснований для сомнений?
Вопросы все сыплются — такие же глупые, как кремовые торты, брошенные в лицо клоуну. Мы с Фишером используем эту смехотворную шаблонную беседу в своих целях. На бумаге, без моих интонаций, ответы не кажутся такими абсурдными — возможно, немного уклончивыми, несколько странными. А доктор Сторроу слишком неопытен, чтобы выступать в суде, — я от начала до конца точно знаю, что он будет говорить.
— Как бы вы поступили, если бы в суде происходило что-то, чего вы не понимаете?
Я пожимаю плечами:
— У меня есть адвокат, которого я спрошу, каким судебным прецедентам они следуют, чтобы я могла поискать информацию.
— Вы понимаете: все, что вы скажете своему адвокату, он может не повторять в суде?
— Серьезно?
Доктор Сторроу откладывает бланк и с абсолютно серьезным лицом заявляет:
— Думаю, мы можем продолжать. — Он поглядывает на мою сумочку, из которой я однажды достала пистолет. — Вам когда-нибудь диагностировали психическое расстройство?
— Нет.
— Вы когда-нибудь принимали лекарства из-за проблем с психикой?
— Нет.
— У вас раньше из-за стресса случались эмоциональные срывы?
— Нет.
— У вас раньше был пистолет?
Я качаю головой.
— Вы когда-нибудь обращались к кому-либо за психологической помощью?
Вопрос заставляет меня задуматься.
— Да, — признаюсь я, вспоминая свою исповедь в церкви Святой Анны. — Это было самой большой ошибкой в моей жизни.
