Анна и Сергей Литвиновы - Над пропастью жизнь ярче
Еда была безупречна. Официанты заботливы. Зиновий сыпал анекдотами, веселил своих дам. Саша и Соня сидели напротив него. Рядышком, обнявшись, как подружки.
Когда принесли десерт, Сонечка вспомнила:
– А что вы про открытку говорили?
– Сейчас тебе официант расскажет.
Тот немедленно подскочил. Вручил девочке почтовую карточку, ручку. Объяснил:
– Вид на фотографии – точно отсюда, из окна нашего ресторана.
– А что нужно делать?
– Напишите письмо, кому угодно. И адрес. А мы отправим.
– Давайте! – загорелась Соня.
И начала быстро писать, прикрываясь левой рукой.
«Мальчику, что ли?» – усмехнулась про себя Саша.
Она даже не думала подглядывать. Но девочка поставила точку и с выражением зачитала сама:
– Москва. Степанцевой Ольге Егоровне. Привет, мама. Мы сидим в ресторане с Сашенькой и дядей Зиновием. И нам хорошо.
Зиновий побледнел. Девочка бросила на него виноватый взгляд. И с вызовом молвила:
– Я специально так написала. Пусть она взбесится! Потому что с ней мне никогда не было хорошо. И в ресторан они меня не водили, только в «Макдоналдс».
Александра отвернулась к окну. Пусть дочь не заметит ее слез.
Зиновий тихо произнес:
– Так странно… Когда-то я сюда приходил со своим отцом. В последний раз в его жизни. Он умирал от рака, мы приехали прощаться с его любимым Питером. И тогда я тоже отправил открытку. Правда, не маме – самому себе. Но с теми же словами: «И нам хорошо».
– Дядя Зиновий, – смутилась девочка. – Простите.
– За что? – удивился он.
– Ну, я вам о грустном напомнила.
– Соня, да это, наоборот, так здорово! – просветленно улыбнулся он. – Что мы с тобой на одной волне. Наверно, это знак.
Александра взглянула на него умоляюще. Зиновий еле заметно покачал головой. И быстро сменил тему:
– Забыл спросить. Откуда у тебя такие платья красивые?
Дочь приосанилась:
– А у меня теперь спонсор есть.
– И кто же?
– Ой, там язык сломаешь. «Аудит-консалтинг-плюс». Или «Плюс аудит, минус консалтинг», – хихикнула девочка.
– А как они на тебя вышли?
– Ихняя президентша очень танцы любит. Ну и решила вложиться в меня. Типа в восходящую звезду.
– Кстати, знаешь, почему по-ихнему никогда не будет? – с серьезным лицом спросил Зиновий.
– Почему?
– Потому что слова такого нет.
– Ох, – закатила глаза девочка, – ну почему вы не мои родители? Даже, блин, когда мораль читаете – и то не обидно, а весело.
– Кстати, котенок, – вспомнила Саша. – Ты ведь собиралась шампанское пить?
– А что, можно?
– Пятьдесят грамм-то? Да вообще без проблем, – заверил Зиновий. И попросил официанта: – Два больших бокала шампанского. Самого лучшего.
Дочке подмигнул:
– А ты незаметно отопьешь. Хоть половину.
* * *В полночь они посадили дочку на поезд. Бежали за вагоном, пока не кончилась платформа. Соня вжималась носом в стекло и слала им воздушные поцелуи. Тренер, стоявшая у соседнего окна, смотрела на родственников словно на сумасшедших.
А когда поезд исчез в питерском сумраке и они, запыхавшиеся, остановились, Зиновий сказал:
– Надо колоться. Все, больше не спорю. Время пришло.
– Я тебя люблю, – отозвалась Саша.
И всю дорогу до «Коринтии» оба обсуждали, как это сделать, чтоб нанести дочери как можно меньшую травму.
Потом, в номере, выпили еще шампанского. Занимались любовью.
Зиновий заснул, Саша долго смотрела в окно на притихший Невский. Сна ни в одном глазу. Взяла телефон, увидела уведомление: «Ваш друг Степанцева Софья упомянула вас в своей публикации».
Открыла социальную сеть, прочитала:
«00.40, где-то под Петербургом. У меня сегодня был офигенский вечер. Мы с моей старшей сестрой Сашей и дядей Зиновием были в суперском ресторане. Фуа-гра, икорка, фаршированный осетр. Сумасшедший вид. Обалденные люди. А, ну и еще я сегодня получила Гран-при».
Александра улыбнулась. Поставила «лайк». И наконец крепко уснула.
Пробудилась только в половине десятого.
Зиновий, он сидел с планшетом на коленях, рассеянно ее поприветствовал:
– Доброе утро, зайка.
Лицо серьезное. И пустой кофейной чашки нигде не видно. Неужели даже кофе не попил? Не похоже на Зиновия-сибарита.
Саша зевнула. Подоткнула под спину подушку. Спросила:
– Ты чего делаешь?
Он досадливо отозвался:
– Ищу этот… «Плюс-минус консалтинг».
– Зачем? – удивилась она.
– Да знаешь… я посмотрел в каталоге, сколько ее платье стоит… Больше тысячи долларов, однако.
– Молодцы спонсоры. Богатые люди, грамотная инвестиция.
– Ага. Только такой фирмы не существует. Вообще. Есть «Консалтинг&Аудит», но там президент и весь совет директоров мужчины.
– Ну, Соня ведь сама путалась. Давай ей позвоним! Пусть точное название скажет.
– Уже звонил. Абонент недоступен. И домой звонил. Ольга Егоровна сказала, что, наверно, звук выключен.
– Почему?
– Потому что она ее в школу отправила.
– Вот зверюга! В школу?! После таких соревнований! Прямо с дороги!
Зиновий отложил планшет, спросил:
– Слушай, а Соня тебе имени этой президентши не называла?
– Нет. Кажется, нет…
– Как бы узнать?
– Только у нее самой спросить. Хотя… подожди.
Александра схватила с тумбочки телефон, открыла социальную сеть. Объяснила:
– Хочу в ее друзьях посмотреть. Ага. Вот. Людмила Аркадьевна Буйновская. А фирма называется «Аудит-консалт-премиум».
– О’кей. – Он снова уткнулся в планшет.
Саша позвонила в ресторан, попросила принести завтрак. Положила трубку, обернулась к Зиновию:
– Ну что?
– И такой фирмы нет.
Вскочил, подбежал к постели:
– Как эта Буйновская выглядит? Фотография есть?
– Да. Очень представительная мадам. – Александра протянула ему аппарат.
Зиновий долго вглядывался в породистое, немолодое лицо. Хмурился, кусал губы. Саша нервничала все больше и больше, но молчала, не дергала.
Наконец он отбросил телефон и тихо произнес:
– Сашка, по-моему, мы с тобой попали. Очень круто попали.
За четыре месяца до описанных событий
Видеть его – будто всходить на плаху. Людмила Аркадьевна делала это каждый день.
Менялись времена года, декорации и настроение сына. Неизменным оставалось одно: он умирал.
Пока были деньги и силы бороться, они испробовали все. Клиника в Мюнхене, гений-профессор в Израиле, китайцы с иголками, экспериментальные вакцины, стволовые клетки.
Год назад стало ясно: болезнь Виктора непобедима. Медики способны исправлять мелочи, но вернуть его к нормальной жизни не в силах. Можно худо-бедно жить месяц, даже два. А потом неизбежно последует обострение. Каждый раз – все более жесткое.
