Анна и Сергей Литвиновы - Над пропастью жизнь ярче
– А как я вас найду?
Думала, даст мне свой телефон. Но богатая поклонница решила по-другому:
– Давай через социальную сеть связь держать. Добавь меня в друзья. Я тебе запрос уже послала.
* * *Саша все чаще просыпалась по утрам с мыслью: «Все неправильно. Не так».
Да что там: она самой настоящей предательницей себя чувствовала. И трусихой. Испугалась родителей, болезни. Общественного мнения. А в итоге – потеряла родную дочь.
«Ей будет лучше расти в нормальной семье», – был главный мамин аргумент.
Нормальная семья, ха! Да девочка на любые ухищрения идет, лишь бы дома пореже бывать. И просто счастье, что она занята этими своими танцами, не то бы давно, назло, в отместку за жесточайший контроль, связалась с дурной компанией.
Саша вспомнила недавний скандал из-за дочкиных концертных платьев и поморщилась.
Да, они с Зиновием тоже были не правы. Позволили девчонке выбирать наряды на собственный вкус. Не смогли убедить, что разрезы и блестки, когда их избыток, выглядят вульгарно. Но отбирать покупки?! Демонстративно обряжать ребенка в платье сиротки? Ее дорогие мамочка и папочка всегда умели рубить сплеча. Саша вспомнила скандал из-за татуировки… Как ее выгоняли из дома после того, как открылся диагноз… Как заставляли отказаться от дочери…
Но никогда не поздно исправлять прежние ошибки.
«Отсудить Сонечку – и забрать к нам».
И будь, что будет.
Александра решительно выбралась из постели. Накинула пуховую безрукавку, вышла на балкон. В горах даже осень пахла по-другому. Умиранием и, вместе с ним, свежестью. На верхушках гор блистал снег. Далеко внизу искрилось море. Желтые листья летели почему-то не вниз, а вверх.
Зазвонил телефон. На определителе высветилось: «Мама». Значит, ничего хорошего.
– Да? – осторожно произнесла Александра.
И уже через минуту победно вскинула руки. Потом восторженно подпрыгнула. И помчалась в соседнюю спальню.
Церемониться с Зиновием не стала – с порога разогналась и прыгнула на кровать. Тот спросонья захлопал глазами:
– Сашка? Ты чего бесишься?
Она навалилась на любимого, сонного, теплого:
– Скорей просыпайся! Мы уезжаем!
– Куда?
– В Питер. На Кубок России!
– Но Ольга Егоровна ведь сама собиралась.
– Не может. Давление. Ура! Тьфу, – Саша виновато улыбнулась. – У нее гипертонический криз, а я радуюсь, – скривилась, добавила: – Нам милостиво позволили присутствовать. Но строго-настрого велели ничего из одежды Соне не покупать. И по ресторанам ее не водить. Только в Эрмитаж.
– Блин, Сашка, – Зиновий притянул ее к себе. – Как ты с ними жила? – Потемнел лицом, добавил: – И как с ними теперь наш котенок живет?
– Слушай, – Александра взглянула умоляюще, – давай Соне все расскажем. И пусть сама решает.
– Да думал я об этом. Каждый день думаю, – вздохнул он. – Но очень боюсь. Так она хотя бы сестру старшую любит. А когда узнает, что мы ее предали?! Узнает, чем ты больна?
– Ладно, – Саша решительно спрыгнула с кровати, – поговорим в самолете. Давай одевайся. А я покупаю билеты и варю тебе кофе.
* * *Когда Саша с Зиновием ездили в Питер, останавливались всегда в частной гостинице, переделанной из бывшей коммуналки. Просто, скромно, душевно. Но едкое мамино напутствие: «Только, пожалуйста, без красивой жизни» – сделало свое дело. И строптивая дочь назло заказала люкс в «Коринтии».
Зиновий протестовать не стал. Только фыркнул:
– Саша, ты взрослая, самостоятельная женщина!
– Знаю, – развела руками она, – но поделать с собой ничего не могу.
Александра и на выступление оделась будто специально, чтобы маму позлить: в кожаные брючки, кофту с вырезом и сапожки на шпильках. Увидь ее Ольга Егоровна, обязательно бы скривилась. Зато Соня наряд оценила – на разминке отстранилась от своего партнера. Показала Саше два поднятых больших пальца. И Венька – сделал то же самое.
Александра расплылась в довольной улыбке.
Зиновий снисходительно сказал:
– Да, наряд удался. Детям нравится.
Саша гордо расправила плечи. И незаметно подтянула блузку повыше – вырез, пожалуй, слишком смелый.
– А ты заметила, в чем наш котенок? – задумчиво произнес Зиновий.
– Ой, – смутилась Александра. – Я просто вижу, что она очень красивая… Сейчас разгляжу.
Нынешний наряд дочери с сиротской формой не имел ничего общего. Строгое черное платье с элегантным «хвостом» и открытыми плечами идеально сидело на точеной фигурке. Вместо заслуженных, стертых туфелек на ногах красовались другие – новенькие, с каблуком ощутимо побольше, но, похоже, очень удобные, потому что девочка по паркету не ходила – летала.
– Ольга Егоровна сменила гнев на милость? – хмыкнула Александра.
– Возможно. И потратила свою пенсию за десять лет вперед. Знаешь, сколько все это стоит?
– Сколько?
– Очень дорого. Крой итальянский. Ткань дорогущая.
– Но красиво! – Саша жадно разглядывала дочь. – Почему мы ей такое не купили?
– Потому что мы повели ее в рядовой танцевальный магазин. К отечественному производителю. А это все из бутика. Очень крутого.
Саша продолжала восторженно следить за дочерью. Произнесла:
– Да. Не врут модники. Одежда меняет многое. Посмотри, как она двигается! Сколько в ней жизни, драйва!
– Тут не только в платье дело, – тепло улыбнулся Зиновий.
Он тоже наблюдал за девочкой и видел, что каждый раз, проплывая в объятиях Веньки мимо их трибуны, Соня счастливо улыбается.
– Они первое место займут. Я чувствую, – твердо произнесла Саша.
И угадала: дочкина пара уверенно завоевала Гран-при.
– Сашенька-а! Дядя Зиновий! – налетела на них Соня после награждения. – Класс, класс, какой класс, что вы приехали!
Подбросила свой победный кубок в воздух, едва не уронила, расхохоталась:
– Я уже как пьяная! Но обязательно буду пить по-настоящему. Мне тренер разрешила пятьдесят граммов. Шампанского. Нальете?
– Наша мама сказала сводить тебя в Эрмитаж, – хихикнула Саша.
– Нет, только не это! – Девочка в ужасе округлила глаза.
– Тогда компромисс. Мы пойдем в ресторан – с видом на Эрмитаж, – сказал Зиновий.
– А где это? – начала Александра. Но быстро догадалась: – Это откуда открытку можно послать?
– Да.
– Что за открытка? – заинтересовалась девочка.
– Сейчас сама все увидишь.
И они отправились ужинать.
Ноябрьская питерская мгла будто на заказ рассеялась. Они сидели у окна на застекленной террасе. Странно было смотреть на строгую, четко выверенную Дворцовую площадь из ленивого, кругленького, уютного кресла.
