Кейт Мортон - Далекие часы
— Дефибриллятор, — уточнила я.
— И они ему что-то дали, какое-то лекарство, растворяющее сгустки. — Мать разглядывала свои ладони. — На нем все еще была рубашка, и я, помнится, подумала, что надо сходить принести ему чистую.
Она покачала головой. С сожалением, что не принесла, или с изумлением, что ее посетила подобная мысль, когда ее муж лежал на полу без сознания? Хотя тогда это было уже неважно, да и кто я такая, чтобы судить? Нет-нет, я прекрасно понимала, что была бы рядом и помогла, если бы не крутилась вокруг тети Риты, выведывая истории о мамином прошлом.
Врач шел в нашу сторону по коридору, и мама переплела пальцы. Я привстала, но он не замедлил шаг, промчался через зал ожидания и исчез за другой дверью.
— Уже недолго, мама.
Мои слова съежились под бременем, ведь прощения я так и не попросила, и я ощутила себя совершенно беспомощной.
Со свадьбы мамы и папы сохранилась всего одна фотография. Наверное, есть и другие, собирают пыль в каком-нибудь забытом белом альбоме, но я знаю всего один снимок, который пережил минувшие годы.
На снимке их только двое, это не типичная свадебная фотография, на которой семьи невесты и жениха выстроились двумя крыльями, охватывая пару в середине; разномастными крыльями, отчего кажется, что эта химера никогда не взлетит. На этом снимке их несовместимые семьи куда-то исчезли, они остались вдвоем, и кажется, будто мама смотрит в лицо отцу с восхищением. Как будто он светится, да так и есть: вероятно, эффект старых ламп, которые в те времена использовали фотографы.
И он такой невероятно юный, они оба; его волосы пока еще на месте, растут себе на макушке, и ничто не предвещает того, что это не навсегда. Ничто не предвещает, что он обретет и потеряет сына; что его будущая дочь будет приводить его в замешательство, а жена научится его игнорировать, что однажды его сердце запнется, и его отвезут в больницу в машине скорой помощи, и эта самая жена будет сидеть в зале ожидания с дочерью, которую он не в состоянии понять, и ожидать, когда он очнется.
Ничего этого на фото нет, даже намеком. Этот снимок — застывшее мгновение; неведомое будущее еще впереди, как и должно быть. Но в то же время будущее есть на фотографии или, по крайней мере, его вариант. Оно таится в их глазах, в особенности в ее глазах. Фотографу удалось запечатлеть нечто большее, чем двух молодых людей в день свадьбы; он запечатлел порог, через который переступают, океанскую волну в последний миг перед тем, как она превращается в иену и разбивается о берег. И молодая женщина, моя мама, видит больше, чем просто молодого мужчину рядом, чем своего возлюбленного — она видит всю их будущую жизнь, простирающуюся впереди…
А может, я все романтизирую; возможно, она просто восхищается его прической, предвкушает прием или медовый месяц… Вокруг подобных снимков всегда плетутся истории, снимков, которые становятся семейными тотемами. В больнице меня осенило, что есть лишь один способ точно выяснить, что она чувствовала, на что надеялась, когда так смотрела на него; была ли ее жизнь более тяжелой, а прошлое — более сложным, чем кажется при виде ее сияющего личика. Достаточно просто спросить; странно, что раньше это не приходило мне в голову. Полагаю, в этом следует винить светящееся лицо отца. То, как мама смотрит на него, привлекает к нему все внимание, так что ее легко принять за юную и невинную девушку скромного происхождения, жизнь которой только начинается. Я поняла, что этот миф мама всеми силами старалась поддерживать, ведь когда она говорила об их жизни до знакомства, она рассказывала лишь об отце.
Но когда я мысленно представила снимок сразу после визита к Рите, я обратила внимание на мамино лицо — скрытое в тени, чуть меньше папиного. Возможно ли, что эта молодая женщина с широко распахнутыми глазами хранит секрет? Что за десять лет до свадьбы с этим солидным радостным мужчиной она вступила в тайную связь со своим школьным учителем, женихом ее старшей подруги? Ей в то время было около пятнадцати; Мередит Берчилл определенно не принадлежит к тем женщинам, которые заводят романы в подростковом возрасте, но как насчет Мередит Бейкер? Когда я росла, мама обожала читать лекции насчет того, чего не делают хорошие девочки. Возможно, она судила по собственному опыту?
Меня затопило чувство, что я знаю все и ничего о человеке, находящемся рядом со мной. О женщине, в чьем теле я появилась, чей дом, в котором я воспитывалась, во многих жизненно важных отношениях был для меня чужим. Тридцать лет я приписывала маме не больше объема, чем бумажным куколкам, с которыми играла в детстве, с их наклеенными улыбками и бумажными платьицами с петельками по краям. Более того, последние несколько месяцев я неутомимо искала разгадку ее самых бережно хранимых секретов, даже ни разу не удосужившись расспросить ее об остальных. Однако теперь, когда папа оказался на больничной койке, мне не терпелось выяснить о них как можно больше. О ней. О загадочной женщине, которая упомянула Шекспира и некогда посылала статьи в газеты.
— Мама?
— Гмм?
— Как вы с папой познакомились?
Ее голос заржавел от неупотребления, и она прочистила горло, прежде чем ответить:
— В кино. На показе «Остролиста и плюща».[31] Тебе же известно.
— Я имела в виду, как вы познакомились. Это ты увидела его? Или он тебя? Кто первый проявил инициативу?
— Ах, Эди, я не помню. Он… нет, я. Забыла. — Мать чуть пошевелила пальцами одной руки, как будто кукловод со звездочками на нитках. — Нас в зале было только двое. Можешь себе представить?
На мамином лице появилось рассеянное, но нежное выражение. Она почти спасалась бегством из тревожного настоящего, в котором ее муж цеплялся за жизнь в соседней комнате.
— Он был красивым? — осторожно осведомилась я. — Вы полюбили друг друга с первого взгляда?
— Отнюдь. Сначала я приняла его за убийцу.
— Что? Папу?
Мне кажется, она не услышала меня, поскольку совершенно заблудилась в воспоминаниях.
— Так страшно сидеть в кино одной. Бесконечные ряды пустых кресел, темный зал, огромный экран. Кино предназначено для коллективного просмотра, в противном случае испытываешь жуткое одиночество. В темноте может случиться что угодно.
— Он сидел рядом с тобой?
— О нет. Он любезно сел немного в стороне — он джентльмен, твой отец, — но мы заговорили позже, в фойе. Он кого-то ждал…
— Женщину?
Уделив чрезмерное внимание ткани своей юбки, она с легким упреком произнесла:
— Ах, Эди.
— Просто интересно.
Тишина.
— По-моему, женщину, но она так и не появилась. Что ж, сама виновата. — Мама прижала ладони к коленям, вздернула подбородок и чуть слышно фыркнула. — Он пригласил меня выпить чаю, и я согласилась. Мы отправились в кондитерскую «Лайонз» на Стрэнде. Я заказала ломтик грушевого пирога. Помнится, пирог показался мне роскошным.
