Анна Бялко - Сказки о невозвратном
Собственно, та история, которую я пытаюсь тут вспомнить — ну, та, с которой, как я считаю, все началось, — не имеет никакого отношения ни к метро, ни к автобусу. Просто вся моя тогдашняя жизнь почему-то неизбежно ассоциируется именно с ненужной беготней за автобусом по зимней слякоти, хотя, как я уже говорила, резких движений я не любила никогда.
А началось все с того, что я вышла из очередного издательства, пытаясь на ходу запихнуть в рюкзак здоровенную пачку рукописей — работу на очередные три дня. Пачка была тяжелой и неудобной, я прижимала ее локтем, чертов рюкзак никак не открывался, листы под мышкой начали угрожающе расползаться, ронять все это дело в грязь мне совсем не хотелось — и я остановилась, прижавшись к двери издательского подъезда, чтобы привести свое хозяйство в порядок. Тут я ее и увидела.
Изящная такая дамочка в пушистой шубе. Из тех, при одном взгляде на которых так и просится на язык какое-нибудь дурацкое современное определение типа «упакованная». Шуба, сумка, сапоги на шпильках, блестящие ногти, одним словом — жизнь удалась.
Только у этой конкретно дамочки она, похоже, не слишком-то удалась, по крайней мере в данный момент. Потому что дамочка плакала. Вот так стояла у издательского подъезда лицом к стене и плакала, как ребенок, со всхлипами, и терла глаза рукой с маникюром, и вообще. Необычная, согласитесь, картина. Я даже про свои рукописи забыла от неожиданности.
Заметив, что я застыла рядом и пялюсь на нее, как овца, дамочка неловко улыбнулась сквозь слезы и махнула мне легонько рукой, дескать, ничего страшного, не обращайте внимания. Я послушно отвернулась — потому что, ну на самом-то деле, и действительно нехорошо так — и снова начала возиться со своим барахлом, и тут она почему-то меня окликнула.
— Простите, пожалуйста, — робко позвала она таким жалобным, полным слез голосом. — Это ведь у вас рукописи, да?
— Угу, — кивнула я, продолжая сражаться с застежкой рюкзака.
— Значит, вы из издательства идете?
— Ну да. — Рюкзак наконец распахнулся, и я ловко переправила в него первую пачку из-под мышки.
— Они вам тоже отказали? — спросила дамочка, и в ее голосе прозвучала некая странная надежда.
Но мне было не до того, чтобы вникать в посторонние голосовые оттенки.
— Да нет, почему отказали? Наоборот — вон сколько насовали работы. Дня три головы не подымать.
— А вы… Вы, значит, там работаете, в издательстве?
Странный этот разговор, похоже, грозил затянуться, а я уже справилась с рюкзаком, и меня ничто не удерживало на этом месте. Но было в ее голосе что-то такое, что я не смогла так вот сразу уйти и зачем-то стала ей отвечать.
— Нет, я там не работаю, но я делаю для них определенные вещи. Я корректор, и они мне дают рукописи вычитывать.
— Значит, вы все-таки читаете рукописи? — С этими словами странная дамочка сделала ко мне шаг и вцепилась в рукав своими ногтями.
— Ну да, а что тут такого?
— Вы их все-все на самом деле читаете?
Тут я начала понимать, в чем штука. Похоже, дамочка была автором. И, похоже, ей в этом издательстве только что показали от ворот поворот. Отсюда и слезы, и нездоровый интерес к печатному слову. Это надо же, как меня угораздило влипнуть. Надо отцепиться от нее как-нибудь и уходить отсюда подобру-поздорову. Среди авторов всякие встречаются, это известно всем, кто имеет хоть какое-то отношение к процессу. Надо же, а с виду ведь и не скажешь, такая приличная дамочка.
Мои подозрения оправдались. Дамочка и впрямь написала книгу, и ее действительно только что отправили из нашего издательства. Причем дамочка, как и все отклоненные авторы, была насмерть уверена, что ее прекрасный текст никто даже не удосужился в руки взять, не говоря уж прочесть, потому что все норовят печатать только своих, а она пришла с улицы, и вот поэтому…
— Да я-то что могу сделать? — досадливо спросила я, пытаясь отцепить свой рукав от ее маникюра. — Отказали так отказали. В другое издательство сходите.
— Я не хочу в другое, — капризно заявила она. — Моя книга по тематике подходит именно этому издательству, оно хорошее. И я им подхожу, это точно. Мне только надо чуть-чуть помочь.
— Ну так поговорите с ними еще раз.
— Это бесполезно. Я уже пыталась. Даже не слушают.
И правильно делают, между прочим. Я вот начала, как дура, и что теперь? Уже минут десять спастись не могу. Что ей надо-то от меня, господи?
Но это как раз скоро выяснилось.
Оказалось, дамочка хотела, чтобы я прочла ее рукопись. Потому что, как только я ее прочту, я сразу пойму, с каким гениальным текстом имею дело, и тогда, как свой человек, скажу об этом в издательстве, а меня они послушают, и все для всех будет хорошо ныне, присно и так далее.
Я совершенно не рвалась читать какой-то посторонний бред, да еще за бесплатно, не говоря уж о том, что если бы я приперла его в издательство, мое дальнейшее сотрудничество с ними оказалось бы под некоторой угрозой. Оно, конечно, и черт бы с ними, издательств нынче как грязи, а хороший корректор на вес золота, но все равно. Был бы хоть повод, а то. И тащить эту лишнюю рукопись тяжело, и вообще. А главное — с какого перепугу?
Все это я попыталась, конечно, ей высказать, но это было практически бесполезно. Она вцепилась в меня, как клещ, она всхлипывала и улыбалась, она предлагала отвезти меня на своей машине куда угодно. В конце концов я плюнула и взяла у нее эту пачку бумаги — не такую уж, кстати, и толстую, надо признаться, — с условием, что я ничего, совсем ничего не обещаю и вообще, скорее всего, ей не перезвоню.
Но рукопись, странным образом, и в самом деле оказалась неплохой. Я поняла это почти сразу, еще в метро, где и начала ее читать, прежде всего потому, что она была у меня в руках — в рюкзак я ее почему-то так и не засунула. Бабский текст, немного слезливый, немного выспренний, но очень и очень приличный, хотя, конечно, и не дотягивал до Великой книги моей мечты. Но все остальное было вполне при нем. И мысль есть, и чувство присутствует, и сюжет забавный. Уж точно не хуже того, что мне давали на вычитку в том же издательстве. И написано, опять же, грамотно, почти без ошибок, что для первого авторского опыта вообще достижение.
Словом, мне понравилось. И с этим, пожалуй, и правда надо было что-то делать. Хоть я и не обещала авторше ничего такого, но меня саму уже отчасти захватило. Действительно, неплохая книжка, так почему бы и нет?
Первой моей идеей было сунуть эту рукопись в пачку других и отдать все вместе, как будто они сами ее уже давно приняли, но эту мысль я отвергла. Рукописи все зарегистрированные, корректорский вариант вообще уже давно в работе, не пройдет. Тогда… А тогда вот так.
Зайдя в следующий раз в это издательство, я подошла к наиболее симпатичной мне редакторше и попросила ее между делом взглянуть на некий текст. Дескать, есть у меня знакомая, вот написала, вроде симпатично… Та, конечно, слегка поморщилась, но пачку в руки взяла, пролистнула с ходу одну страницу, другую…
— А знаешь, действительно симпатично. Я возьму, потом подробнее посмотрю. Эта твоя знакомая, она раньше где-то печаталась?
— Да вроде нет. Ты мне скажи только, как прочтешь.
И что же? Все получилось если не как в сказке, то очень пристойно. Книжку прочитали, приняли, определили в серию, издали, презентовали — в общем, все как положено. Дамочка-автор была в восторге, и благодарность ее мне, как говорится, буквально не знала границ… В пределах разумного.
Пределы определились тем, что на следующий после презентации день я была приглашена к ней в гости. На маленький такой приватный прием, только для своих, как шепнула мне на ухо виновница торжества, незаметно вкладывая в руку визитку с адресом. Приходите непременно, я вам так обязана, так признательна. Вот увидите — все будет просто очень хорошо, только не забудьте. Завтра, к шести часам.
Идти было страшно лень, но почему-то я туда все равно поперлась. Жалеть начала почти сразу, даже еще в квартиру-то не войдя. Старый дом в центре, подъезд такой… Ну, навороченный преизрядно подъезд, с охранниками, зеркалами, разговорами по внутренней связи. «К вам пришли»… «Как доложить?» Тьфу. Еще тогда хотелось развернуться и уйти, но я опять почему-то этого не сделала, поднялась, как овца на заклание, на лифте в квартиру.
Хозяйка была не одна. В огромной комнате, куда она меня привела, тут и там на диванах и креслах сидели еще несколько таких же кудрявых дамочек с удавшейся жизнью. Начались знакомства с представлениями — Марианна, Клеопатра и прочий кошмар такого же рода, как на подбор. Дульцинея, честное слово. Нет, ну, может, не прямо так, но очень похоже — в общем, можно себе представить.
Я плюхнулась куда-то в угол, обвела обстановку затравленным взглядом и попыталась представить себе свой рывок на свободу. Знаете, если что-нибудь как следует себе представить, то даже если оно вдруг и не случится, все равно становится как-то легче. Ты уходишь в это свое представление, и окружающая действительность перестает так уж сильно тебя волновать. С книжкой, конечно, это выходит вообще на ура, но тут уж, как говорится…
