Владислав Булахтин - Девушка, которой нет
Маньяки прямо в обуви ввалились в богатые хоромы Ленкиных родителей. Быстро начали перемещаться в сторону кухни – после неудавшегося расстрела жрать хотелось по-новому.
– Как живешь? – Фея задала первый вопрос только после того, как откусила свой первый бутерброд.
– После того как ты, бессовестная пигалица, мне аусвайс на дирижабль пообещала, я не живу, а как сыр в масле катаюсь, – съязвила Ленка.
Честная компания, воспользовавшись пригласительным жестом хозяйки и ее ободряющим «давайте-давайте», по очереди залезала в холодильник. Тайная вечеря происходила молча.
– С утра просыпаюсь и готовлюсь к вечеру исчезнуть. Каждый день собираюсь тебе позвонить, напомнить про твою трескотню. Самую дорогую куклу с собой таскаю – казаха деревянного. Мне его папа перед абортом подарил. Думала вручить ее доблестным спасителям из компании «Наше Небо». А вы сволочами оказались. – Ленка указала на бубнящий телевизор. – Думаете, вас не найдут?
– Думаю, найдут, – печально сказал Саня и посмотрел на Витька, за обе щеки уплетающего банан.
Мальчик кивнул, весело прошамкал: «Угу, угу…» – но глаза не переставали о чем-то молить.
Van Halen: «Feelin’»
Глаза слипались, язык заплетался, хотелось обернуться чем-то-кем-то мягким и теплым, позволив голове наполняться туманом, но Фея понимала, что должна снять с души несколько центнеров груза, объяснить все Ленке… Кому-нибудь.
Фея отозвала подругу на балкон. Под прицелом московских огней она втолковывала факты в ее пустую голову, поглядывая, как укладываются спать бывшие сослуживцы в огромной Ленкиной спальне:
– Это игра в кошки-мышки. Они знают, где мы. Мы знаем, что они знают, но продолжаем игру и типа прячемся. Они знают, что мы знаем, что они знают.
– В чем фишка, сестра? Поиграйте.
– Понимаешь, мы должны вернуться. Нас подадут под каким-нибудь соусом. Типа вчерашние злодеи раскаялись и готовы работать на благо человечества.
– В чем проблема, сестра? Возвращайтесь.
– Дура ты. Сломались мы. Никакая совесть не выдержит спасать сотни, когда есть возможность помочь миллионам.
«Или одним ударом сразу спасти всех», – вновь предательская мысль.
– Лучше умыть руки, затолкать их в труселя и присосаться к стеклянной сиське? Вот идиотизм! Сейчас каждую секунду люди исчезают пачками! А вы тут новости обсуждаете, жрете и дрыхнете!
– Идиотизм, – согласилась Фея. – Но выхода нет. И так, и так – вилы. Нам не позволили сделать флотилию дирижаблей. – Она процитировала идеологов из Кремля: – «Легкость спасения сделает его невозможным… к тому же вы сами надорветесь, исчезнете, и больше ни один человек не поверит…» Логично рассуждали советники. Но это дьявольски неподъемная логика. Словно задраиваем отсеки с людьми в тонущей подлодке.
– Какого мандарина им, – Ленка указала пальцем вверх, – Витек ваш понадобился?
Фея задумалась. Потом отвернулась и глухо заговорила:
– У меня есть два варианта ответа. Оба заставят тебя усомниться в моем рассудке.
Ленка хихикнула:
– Такой субстанции, как твой рассудок, давно не существует. Первый вариант?
– Первый вариант – государственные мужи прекрасно осведомлены о способностях Витька и не хотят, чтобы он ставил им палки в колеса, и вообще планируют держать под присмотром эту чудотворную машину.
– Второй?
– Я знаю нескольких человек, которые почти уверены – если мальчика… не станет, весь этот кошмар на Земле прекратится.
Словно в подтверждение Феиных слов, огоньки в целом квартале на севере столицы дружно погасли. Возможно, там не осталось нуждающихся в энергоснабжении.
– Кто эти… почти уверенные? – спросила Ленка, уже зная ответ.
Фея кивнула туда, где засыпала бригада «Нашего Неба», несколько часов назад выигравшая схватку с вооруженными силами России.
– Вот и получается – что бы мы ни сделали, это будет коллективным предательством. Витькa, самих себя, других людей.
Ленка задумалась:
– Хочешь, я пойду стукну, что вы готовы устроить этого Маленького принца в какой-нибудь удобный академический изолятор и вернуться к управлению «Нашим Небом», если парк дирижаблей увеличат хотя бы до пятидесяти единиц?
– Ни черта мы не готовы! Пойдем спать.
Уже под утро Витек поднялся с постели. Он всю ночь не спал. И пень бы почувствовал, как между ним и его друзьями вырастает еще одна стена.
Он мог бы, как и прежде, оставаться с ними. Кем-то вроде грустного клоуна. Пьеро? Укором, что вся их работа смешна и бесполезна? Но даже если он начнет мыть им ноги и говорить только то, что они желают слышать, его несостоявшиеся друзья будут видеть прокаженного, по непонятным причинам не желающего хлопнуть в ладоши, чтобы крокодил выпустил проглоченное солнце. Чтобы на Земле воцарились мир и покой.
В голове не шевелилось ни одной мысли. Он больше не просил, не разговаривал сам с собой. Барьер, который Витек удерживал годами, в амбразуры которого заглядывал только в исключительных случаях, рухнул в одночасье. Теперь мальчик слышал, видел и знал все, что хранится на пыльных просторах чужих сознаний, искря, детонируя, остывая и замерзая навеки.
«Господи, – последний всплеск отзвучавших сетований, – даруй мне легкость, с которой другие видят причину всех неудач и трагедий вне себя!»
Мы бродим счастливые по краю ужаса, ожидающего нас за порогом глаз любого другого человека. Витек и не заметил, как перешагнул за этот порог.
Открывшееся знание наполнило его. Тело и руки вмиг стали чужими, ненужными – отголоском равнодушия, мерцающего в лампадных углах окружающих душ.
На носочках вышел в коридор. Там на коротком диванчике без задних ног дрыхла Фея. Рядом на надувном матрасе притулился Саня.
Витек поцеловал Фею, поковырялся в непростом замке массивной входной двери и тихонько шмыгнул в подъезд. Его уход наблюдали по меньшей мере три или четыре пары глаз. Да что там три-четыре? Все, кроме Феи, видели, что он уходит от них.
Навсегда.
Он вышел во двор, заполненный веселым птичьим щебетанием, и двинулся в направлении Старой площади. Спустя десять минут из этого же подъезда вышел топ-менеджер «НН» Толик и направился в ту же сторону.
Enya: «Only Time»
– Спасение? От кого? Для чего? Кормчий, вы рехнулись. – Президент уселся за приставной столик напротив Идеолога, отодвинул пирамиду досье на руководителей «Нашего Неба», хмыкнул: «Штудируете?», продолжил:
– Никакого Спасения не происходит. Имеет место факт коллективного гипноза, веры, раскочегарить которую удалось ребятам из «НН». У них такой накал воображения в голове – хоть прячь в подвал, хоть экранируй, они будут нейтрализовывать иллюзорные дерзания наших трудящихся. Людям и придумывать ничего не надо. За них сообразили не очень многогранный, но крайне захватывающий мир. Вот – страдание, вот – счастье и спасение. И забот полон рот…
Идеолог пожал плечами. Он прекрасно понимал – любая история уникальна. Любая история истолковывается сотней разных способов и, даже завершившись, не имеет точной интерпретации. Героев можно повергнуть, злодеев вознести на пьедестал. Любая история рано или поздно становится библейской.
– Согласен. «НН» – не спасение, а временная анестезия. – Он выложил на стол тяжелые волосатые руки. – Десятки тысяч покатавшихся и обрадованных спустя месяц сгинут. Слишком зыбкая основа для жизни – вера в свое состоявшееся спасение. Добродетели из «НН» погорят на своем могуществе. Они уже дышат на ладан. Люди перестанут надеяться, и эпидемия начнется снова. Пока мы не придумаем, как вновь взбодрить коллективную веру. Еще одна техническая задача.
Идеолог пошел в атаку:
– Видели статистику? Кто будет нести ответственность за увеличение числа безвестно канувших? Через полгода нас меньше, чем монголов останется! Привольно же мы по одной шестой рассредоточимся!.. Прикажете премии за это выписать?
Президент не одернул за явную грубость.
Идеолог пошевелил дела сотрудников «НН» на столе, вспомнил их пестрые метрики.
Он знал за собою слабость – втискивать подворачивающиеся сюжеты в рамки, уже расставленные практикой и даже мифологией. Дорисовывать трудноугадываемые детали, недостающие черты. Вот и сейчас образы вдохновителей «Неба» промелькнули в сознании не в тех шкурах, что на них постоянно нахлобучивали СМИ.
Выжженная до черноты, потрескавшаяся земля. И все остальные уже далеко позади, на заливных лугах – вбили свой колышек, обросли хозяйством, заработали право называть все это «жизнью». А эти идут. С черными комиссарскими наганами, в черных сутанах инквизиции, в грязных рубищах первых христиан, с серыми от бессонницы кругами вокруг глаз.
– Не переживайте, – Идеолог нарушил напряженное молчание Президента, – я сделаю все правильно и вовремя. Наши чуткие сограждане уничтожат «НН». – Не дал удивлению вылиться в вопрос. – Скоро отпадет необходимость в этом явлении.
