Ольга Скубицкая - Нф-100: Небо в зеленой воде
Я почти не видела комнаты в тусклом свете окна, не слышала радостной дроби дождя, руки дрожали, глаза наполнились слезами, внутри меня колыхалась необъятная пустота, я не могла совладать с ней, обхватить ее разумом. Даже если бы от меня откромсали огромный кусок, выдрав с кровью и мясом, и тогда бы это было в тысячу раз легче, чем теперь, когда из меня вырезали часть энергии, души, силы, часть того, что так естественно скрывала физическая оболочка тела. Недавно мы с Даниэлем обсуждали возможность существования людей, подобных нам, так вот в данный момент я без посторонней помощи и подсказок отчетливо ясно поняла, что таких больше нет, мы единственные на всей планете. Я знала это, я всегда знала это, именно поэтому сейчас одиночество, умноженное на вечность, давило на меня непомерной массой. 'Я одна! Я последняя'.
Сглатывая неподатливый, ставший почти ощутимо жестким воздух, я старалась не захлебнуться в пустоте, давившей на меня прямо из глубин тела. Один вдох, второй, третий... На четвертом вдохе воздух прошел легко сквозь меня, сбрасывая тяжесть пустоты, она отпустила, точнее, меня выдернуло из ее настойчивых удушливых объятий.
Пришла в себя я очень быстро, как только почувствовала, что он снова здесь, его энергия опять была частью меня. Еще секунда отсутствия, и я решила бы, что господин Вильсон умер, но где-то глубоко внутри своей нечеловеческой памяти я отыскала ответ на происходящее - Даниэль погрузился в прошлое впервые за то время, что я узнала о нас, впервые с начала моего пробуждения. Он не упоминал, как второй половине при этом бывает невыносимо.
Невольная жалость пробудилась во мне, лишь в голове всплыла исповедь энергетического близнеца о недолго продлившихся мучительных остатках его жизней, в которых я умирала раньше, и вместе с этим пришло понимание, что испытанное мной только что просто мелочь по сравнению с его мучениями в прошлом. Злость на него выветрилась, доставшаяся ему кара была очевидна. К тому же всю последнюю неделю я поневоле безжалостно экспериментировала с погружениями, а он ни разу не упомянул о том, какое раздирающее опустошение при этом испытывает. Как сковывает отсутствие выбора, а нам его не оставили, нам придется трястись друг над другом как над тухлыми яйцами до самой смерти, а потом до следующей, и до следующей. Теперь я в полном объеме прочувствовала негативный, а местами и агрессивный настрой Даниэля. Как бы мне хотелось никогда его не встречать, чтобы энергия сладко спала в своем удобном коконе как в жизни Я - Этхи. Умереть легче, чем терять друг друга, оставаясь один на один с вечным одиночеством.
Дождь за окном поредел, в нем не осталось напористой веселости, последние капли отсчитывали секунды до моего проигрыша в споре русскому бизнесмену.
'Может это и к лучшему, - подумала я. - Все равно на намеченное погружение не осталось ни сил, ни желания'.
Отдышавшись, я щелкнула кнопкой пульта и стала медленно расчесывать завитки волос, ничто так не возвращает в состояние реальности как самые банальные телепередачи вкупе с нудящей рекламой. Слезы, так и не скатившиеся по щекам, высыхая, жгли глаза.
В городе я немного заплутала, но, несмотря на игры в прятки, затеянные со мной старыми улочками, в ресторан добралась вовремя, что, исходя из навалившихся на мою голову событий, стало редкостью. Поспешивший мне помочь администратор, проводил к заказанному столику и объяснил, что я пришла первая.
Вот это уже хамство, опоздание мужчин обычно воспринималось мной как личное оскорбление, этот раз не был исключением. Я собралась уже развернуться и уйти, когда брошенный случайно через зал взгляд зацепился за идеально прекрасное лицо, огромные голубые глаза, платиновые безукоризненно уложенные волосы - любовь моей английской половины энергии воплоти. Ощущения тут же услужливо подсказали, что и он сам находился неподалеку. Уходить я передумала, захотелось украдкой понаблюдать с удобной позиции за этой парочкой. Настроение улучшилось от забавности ситуации и близости второй половины силы, и когда в проходе одновременно появились Даниэль и Дима, торопясь и чуть не столкнувшись плечами, я фыркнула, не успев до конца подавить грозивший вырваться наружу смех. В зале звучала приятная медленная музыка, и моей реакции никто не заметил, но англичанин не нуждался в стандартных органах чувств, он и без этого определил, что я здесь, безошибочно повернул голову в нужную сторону и прожег пристальным взглядом, на этот раз принесшим мне не ожидаемый страх, а облегчение. Дима уже видел англичанина на катке и сейчас, остановившись, метал взгляды от меня к нему, пока тот не отошел и не сел за свой столик.
- Прошу прощения за опоздание, - виновато проговорил бизнесмен, садясь напротив меня.
- Ничего, - смилостивилась я, готовая в данный момент простить кому угодно что угодно, уж больно увлекательным становился вечер.
- Вам нравится? - спросил Дима, обводя глазами помпезное помещение, и я впервые сфокусировала внимание на интерьере ресторана. Фонтан посреди зала, украшенный статуями водных нимф, журчал освежающей прохладой, колонны с лепниной, приглушенное освещение, резная мебель в стиле барокко, стены, изображающие висячие сады. Весь интерьер, в общем, напоминал летний сад восемнадцатого века - ресторан как ресторан, немного вычурный, немного стильный, немного безвкусный, всего по чуть-чуть. 'Надеюсь, готовят здесь строго по рецептуре, не пускаясь в буйные эксперименты'.
- Да, очень мило, - слегка лукавя, одобрила я.
Даниэль сидел ко мне вполоборота, и мы, не отрываясь, смотрели друг на друга через столы и сидящих людей, но это было лишь незначительной мелочью по сравнению с тем, что посреди зала между нами протянутые щупальца энергии с облегчением коснулись друг друга, и меня покинули все остатки нервозности, беспокойства и воспоминаний о пустоте и одиночестве, повенчанных с вечностью. Вот теперь все встало на свои места, все хорошо.
Кушанья не потрясли меня, даже скорее разочаровали, региональная классика, и авторские новации от итальянского шеф-повара не произвели достойного впечатления, а может быть, я слишком увлеклась происходящим за интересующим столиком, и вкусовые ощущения ушли на задний план, уступив в схватке жгучему любопытству.
Блондинка выглядела непростительно хорошо, настолько непростительно, что, пожалуй, я могла бы ее возненавидеть. Я тихо радовалась тому, что в данный момент во мне почти не ощущалось Я - Амелы и Я - Арины, иначе, скорее всего, я познала бы новую для себя эмоцию - ревность к мужчине. Я чересчур оживленно беседовала с Димой, больше напоказ, чем искренне, а блондинка, даже не представляя, что за ней так внимательно наблюдают, гладила маленькими пальчиками смуглую руку Даниэля, лежащую поверх кремовой скатерти и от этого казавшуюся еще более темной. Еще она время от времени, игнорируя явно что-то витаминное и низкокалорийное, лежащее на собственной тарелке, ныряла вилкой в тарелку англичанина в каком-то уж чересчур интимном жесте, похоже, ей больше нравился его заказ. Отсюда было плохо видно, но, кажется, Даниэль предпочитал нечто из жаренного мяса.
Дико смешно выглядит ситуация, когда человек, обманывая сам себя, заказывает два листика салата и минералку, и при этом весь вечер лопает из чужой порции бифштекс и жареный картофель, словно калории из чужого блюда не осядут на фигуре.
Было любопытно, кто она ему? 'Хотя очевидней некуда, но все-таки, что он испытывает к ней? Мне совершенно необходимо это знать, - уговаривала я свою протестующую разумность. - Он ведь часть меня, должна же я знать, что приоритетно для этой моей половины. - Извращенка!', - укоряла я саму себе в ответ на подобные мысли, но бесстрастное лицо англичанина не давало возможности ответить ни на один из вопросов.
Вечер шел своим чередом, в зале слышался тихий перезвон бокалов, приглушенные разговоры за столиками смолкали только при приближении корректных официантов, они двигались как незаметные тени и вынуждали воспринимать себя не как людей, а скорее как часть интерьера. На просторной площадке у боковой стены уже плыли в такт музыке несколько пар.
Я с интересом наблюдала, как поднимаются из-за стола и присоединяются к танцующим господин Вильсон и его спутница. При этом во мне подозрительными и опасными эмоциями зашевелились Элиза и Амела. Нелегкая работа подавлять в себе то, чем когда-то являлась. 'Ну, какая мне, в сущности, разница, насколько сильно он прижимает ее к себе? Я что, героиня одной из депрессивных мелодрам, которые терпеть не могу? Да пусть хоть ребра ей переломает в порыве чувств.'
Они выглядели прекрасно как черное и белое, дополняя друг друга, но не затмевая, а еще более подчеркивая индивидуальность каждого. Музыка охотно вплелась в их плавные движения, будто только и ждала именно эту пару. Я следила за ними с оттенком скепсиса, как хороший искусствовед, оценивающий произведение искусства, каждую секунду ожидая подвоха или намека на подделку.
