Эдуард Семенов - Допельдон, или О чем думает мужчина?
Я решаю прибегнуть к такой мозговой стимуляции, но оказывается, что единственной женщиной, которую я могу в данный момент представить в своей голове, становится… Марина. Мне достаточно только мысленно произнести ее имя, как у меня в трусах все встает колом. Мне стыдно думать об этом. И я стараюсь прервать свои мысли, хочу начать думать о чем-то другом, но Ольга уже почувствовала мое возбуждение. Она ведь так и не убирала своей руки с моего живота.
Мы ищем друг у друга губы в темноте. Находим и проваливаемся в никуда…
Вернее, я почти проваливаюсь в никуда. Я не могу себе позволить полностью отключиться, иначе в момент полного растворения я могу прошептать не то имя. Эта мысль мешает мне полностью расслабиться, и я начинаю чувствовать, как мое возбуждение спадает.
Я хочу любить свою жену, но вместо этого только мысли о Марине поддерживают меня в возбужденном состоянии и в тоже время не дают мне нормально заняться сексом. Я понимаю, что в западне собственных мыслей, и единственный способ вырваться из нее, закончить с этим как можно быстрее.
Для этого нужно как можно быстрее закончить с прелюдией. Я опускаю свою руку, между ног жены и чувствую, что она уже вся влажная. Можно входить, пока еще мое естество окончательно не упало.
Ольга шепчет мне: «Презерватив под подушкой!» Но если я еще буду заниматься этим, то тогда уже точно ничего не смогу, поэтому шепчу в ответ: «Позже!»
Комфорт души
В сущности, человек — животное. Потому что, помимо всевозможных тараканов в его голове, главным и основополагающим тараканом было, есть и будет желание самосохранения как вида и индивидуума.
Или, по-другому говоря, инстинкт продолжения рода.
Вот и на этот раз он сработал точно и в срок после положенного количества телодвижений, вздохов и эмоционального взрыва внутри черепной коробки. Направив последствия этого взрыва сначала в специальный латексный мешочек, придуманный французом Кондомом, а затем в мусоросборник, мы практически сразу уснули.
И все было бы очень хорошо, если бы не было так ужасно.
Потому что после любой даже самой замечательной ночи практически всегда начинается утро.
Я просыпаюсь с мыслью, что должен окончательно изгнать из своей головы Марину. Окончательно и бесповоротно, иначе я сойду с ума. Иначе…
А что будет иначе? Тысячи, миллионы людей живут спокойно, без мысли о будущем. Живут сегодняшним днем. Практически столько же людей живут вчерашним днем или совсем глубоким прошлым.
И совсем немногим людям дано заглянуть в будущее. Нострадамус там, к примеру. Но это великий человек, он был способен предугадывать будущее всего человечества.
Я же практически всегда имел способность предугадывать то, что будет лично со мной через какой-то промежуток времени. Не через минуту, не сегодня, не завтра, а через несколько месяцев или лет. И эта способность всегда проявлялась у меня утром, буквально за секунду до пробуждения. Я будто лучом света протыкал время и пространство и смотрел на себя со стороны. И видел, естественно, не себя, не свое тело, а то, что будет с моим сознанием в том или ином конкретном случае после принятия того или иного конкретного решения. Я видел все метаморфозы своего сознания, все разрушения и возведения. Видел все.
Причем луча всегда было два. И один луч, проткнув пространство, показывал мне меня в случае принятия одного решения, а другой показывал меня в случае принятия другого решения.
После этого все было уже просто. Оставалось посветить этими лучами на дно своего сознания и почувствовать, с каким из них ему, сознанию, будет комфортнее.
И, пожалуй, главным критерием принятия какого-то решения после такого видения был именно комфорт. Комфорт моей души.
И если я чувствовал, что, сделав что-то пусть даже и из ряда вон выходящее, но через много лет меня нигде не будет колоть, я буду сидеть нормально и хорошо на своей пятой точке, то я делал это, несмотря ни на что. Несмотря на страх, боль и прочие неприятные, в общем-то, моменты.
Так было со мной, к примеру, несколько лет назад во время американо-сербского конфликта.
В ночь, когда американские «Стелсы» бомбили Белград, а возле американского посольства раздавались крики о войне, я очень испугался, что подобное действительно может произойти. И я всю ночь думал, что же такого можно сделать, чтобы остановить это безумие. И придумал, в общем-то, не такую уж и сложную, но, на мой взгляд, вполне эффективную вещь. Мне казалось, это же элементарно.
Если каждый не желающий войны человек пошлет на известный ему американский почтовый или электронный, не важно какой, адрес письмо с изображением гроба и припиской «это для твоего сына», или «это для тебя», или «это для нас», то американская нация, люди, поймут, что они делают что-то не то, и найдут способ остановить свое безумное правительство.
Ведь как просто. И, самое главное, почти бесплатно. Или, по крайней мере, каждому по средствам.
Что произошло бы? Человек получает письмо от друга или знакомого, или даже незнакомого. И в нем «гроб». И надпись «мы завтра умрем», американец идет к соседу, а тот тоже получил такое же письмо. И другие соседи. Они отключают Интернет, но письма идут с почтой, с посылками. Перестает работать почта, но люди, уже не согласные воевать, или просто желающие, чтобы им не слали такие гробы домой, несут их к дому, где заседает их правительство, и бросают эти письма с гробами, а то и сами гробы, кто что пришлет, возле ограды. И куча этих гробов начинает расти. И в само правительство приходят такие гробы и их родственникам, и их детям. И в итоге правительство будет вынуждено найти другой способ решения проблемы. Не военный.
Мне показалось, что это прекрасная идея, которая, в сущности, могла бы решить и в дальнейшем решать любой конфликт в любой точки мира. Ведь что происходило на моих глазах. Большой обижал маленького. И хотелось встать рядом с маленьким и помочь ему. И таких маленьких ведь много. И когда один маленький помогает другому маленькому, он тоже становиться большим. И большой уже тысячи раз подумает, а есть ли смысл?
Может, лучше сесть за стол переговоров и договориться по-мирному, без войны.
Но как ее донести до всех? Я ведь тогда уже был большим мальчиком и уже начинал догадываться, что войны начинаются не просто так, и ведут их не народы, а правительства и международные корпорации, у которых в руках все СМИ и рычаги воздействия, и они не позволят такой идеи дойти до всеобщих масс.
Тем, кто зарабатывает деньги на разрушениях, а потом на строительстве, тем, кто управляет денежными и товарными потоками, не нужны такие идеи.
Как быть? Пойти к людям, которые кричат в Москве на стены дома со звездно-полосатым флагом, и рассказать им свою идею? Это бессмысленно, глупо. Да и не услышит меня никто.
Обзовут душевным порывом одного молодого, не уверенного в себе человека. Самому послать такое письмо? Одно? Два? Организовать спам рассылку. Хоть один раз спам благому делу послужит. Но это только наивные полагают, что Интернет — это бесконтрольное пространство. На самом деле здесь контроль обеспечен самым наилучшим способом. Через IP-адрес любого человека можно легко вычислить и локализовать. Я тогда это уже точно знал, а опыта скрывания следов в сети Интернет у меня не было. Я же был обычным пользователем, а не хакером.
Оставался один выход, надо было идти в сербское посольство и рассказать все им. Пусть сами решают, что делать с этим. Им это нужно больше всех, чем кому бы то ни было, ведь это на них напал заокеанский монстр, и они уж наверняка, если поверят в эту идею, найдут и деньги, и хакеров, и средства передачи массовой информации, через которые можно будет сбросить эту идею в массы.
Ну, в общем, смогут этим распорядиться как надо.
Но идея-то по сути безумная! Абсолютно. Зачем она только появилась в моей голове. Если бы был такой способ управлять своими маразматическими идеями? Они появляются в моей голове без моего разрешения. И поедают по ночам мой мозг. Или трахают. Кому как удобнее. Чтобы утром явиться в виде двух лучей света и показать мне меня через несколько лет.
«Пойти? Не пойти? Пойти? Не пойти? Пойти? Не пойти?»
Под утро луч света высветил меня в той же квартире, с теми же людьми, Ольга тоже была рядом, но мы все почему-то разговаривали шепотом — а в окне баражжировал вертолет со звездно-полосатым флагом. Стало от чего-то страшно. Ведь все было вроде хорошо. Но почему мы разговаривали шепотом? И еще этот вертолет? В дни МАКСа над моим селом пролетают вертолеты и самолеты со всеми флагами на борту. И это считалось нормальным. Ведь глиссада аэродрома проходит в двух шагах от нашего дома.
Но шепот? Почему мы говорим шепотом? Мы кого-то боимся? Не хотим кого-то будить? Не, наверное, все же боимся. Неужели вертолета?
