Трейси Шевалье - Тигр, светло горящий
— Значит, если какая другая девчонка попадет в беду, ты будешь стоять и пялиться на нее, не пытаясь помочь? Ты именно так и повел себя с Мейси в конюшне — ушел прочь, и все. Ты трус!
— Я не трус! — взревел Чарли, забыв о своей больной голове. — Я только что ей помог!
Джему сразу же представилась Мейси, декламирующая песню мистера Блейка толпе.
— Пожалуй, я побегу к Мейси, — сказал он. — Чтобы с ней ничего не случилось.
Он сунул факел Магги, которая недоуменно смотрела на него.
— И ты не хочешь дослушать эту историю до конца? — спросила она.
— Теперь я ее знаю — знаю, что это было за преступление.
— Нет, не знаешь. Все было не так! Он со мной ничего не сделал! Я его остановила! У него был нож, и когда он навалился на меня и стал там расстегиваться, то выронил нож, а я его схватила и… и…
— Она ему вонзила нож прямо в горло, — закончил за нее Чарли. — Прямо как свинье. И потом еще полоснула. Видел бы ты, сколько было кровищи!
Он произнес это восторженным тоном.
Джем уставился на Магги.
— Ты… ты его убила?
Магги нахмурилась.
— Я защищалась, как ты только что защищался от Чарли. Я не стала проверять, убила я его или нет, — я побежала прочь. Одежду пришлось выкинуть и украсть другую — все было в крови.
— Я видел, — пробормотал Чарли. — Я видел, как он умирал. Долго умирал — пока весь не истек кровью.
Магги посмотрела на брата. Вдруг ее осенило.
— И значит, ты у него взял ложечку, да?
Чарли кивнул.
— Думал, это его. Я же не знал, что она твоя.
— Она все еще у тебя?
— Я ее продал. Это была чайная ложечка. Выручил за нее неплохие деньги.
— Это мои деньги.
Удар по голове, казалось, лишил Чарли боевого духа — он даже не стал возражать.
— Сейчас у меня нет. Буду должен.
Джем ушам своим не мог поверить — как это они могут разговаривать про чайные ложечки и деньги после такой истории? Магги перестала дрожать и успокоилась. Теперь начало трясти Джема.
— Я, пожалуй, побегу назад, — повторил он. — Мейси нужна моя помощь.
— Постой, Джем, — сказала Магги. — Ты не…
Она смотрела на него умоляющим взором, кусая губы. А Джема трясло при мысли о том, что несколько минут назад он целовал их — губы той, что убила человека.
— Я должен бежать.
Он выронил кирпич и неуверенно шагнул в темноту.
— Постой, Джем! Мы пойдем с тобой! — крикнула Магги. — Как же ты без факела?
Но Джем уже нашел тропу Головореза и, не помня себя, бежал по ней — ноги сами несли его домой.
Глава восьмая
Когда Джем добежал до Геркулес-комплекса, толпа уже рассеялась, хотя свидетельства недавней потасовки были видны повсюду — на земле валялись кирпичи, конский помет, палки и другие предметы, повсюду были выбиты стекла. Жители собрались в группки и патрулировали улицу, чтобы не дать ворам воспользоваться моментом и легко проникнуть в дома. Перед номером тринадцать стоял экипаж.
Дом мисс Пелхам был освещен ярко-ярко, как паб, словно она пыталась изгнать малейшую тень сомнения из своих комнат. Войдя внутрь, Джем услышал голос отца, доносившийся из гостиной мисс Пелхам вперемешку с ее дрожащими трелями.
— При всем том, что мне жаль вашу больную дочь, я не могу позволить, чтобы люди, сочувствующие революционерам, оставались в моем доме хотя бы день. Откровенно говоря, мистер Келлавей, если бы сейчас не стояла морозная зимняя ночь, вы бы уже были на улице.
— Но куда мы пойдем? — раздался жалобный голос отца.
— Об этом нужно было думать раньше, когда вы перед всеми отказались подписывать декларацию. Что будут думать соседи?
— Но мистер Блейк…
— Мистер Блейк не имеет к этому никакого отношения. Он заплатит за это свою цену. Вы не подписали, а потому не останетесь здесь. Я хочу, чтобы завтра к полудню вас здесь не было. Утром я пойду в ассоциацию и не сомневаюсь, они мне помогут избавиться от вас, если по моему возвращению вы все еще будете здесь. И вообще, если бы не это жестокое нападение на них сегодня, то они были бы тут, а не искали злоумышленников. Кстати, а позвольте узнать, где ваш сын?
Прежде чем Келлавей успел промямлить что-нибудь в ответ, Джем открыл дверь и вошел в комнату. Мисс Пелхам дернула головой, как рассерженная курица, и уставилась на него злобным взглядом.
— Я здесь, — пробормотал он. — А вам чего надо?
Причин обходиться с ней вежливо больше не было.
Мисс Пелхам почувствовала эту перемену, и сразу же в ее голосе послышались испуганные и в то же время агрессивные нотки.
— Уходи отсюда, мальчик, тебе никто не позволял сюда заходить!
И она сама поспешила к двери, словно подчиняясь собственному приказу. Джем видел, что хозяйка испугалась его, и это дало ему ощущение собственной силы. Но никакого преимущества от этого он не получал, кроме удовольствия видеть ее страх. Так или иначе, она выкидывала их на улицу.
Он повернулся к отцу. Томас Келлавей стоял, опустив голову.
— Папа, ма зовет тебя наверх, — сказал Джем, давая ему несуществующий повод выйти из гостиной мисс Пелхам.
Томас кинул взгляд на сына, его голубые усталые глаза теперь смотрели на то, что перед ним, а не куда-то вдаль.
— Извини, сынок, — сказал он. — Наделал я тут дел.
Джем зашаркал ногами.
— Да нет, па, ничего ты не наделал, — сказал он, понимая, что мисс Пелхам внимательно его слушает. — Просто ты нам нужен наверху.
Джем повернулся и прошел мимо мисс Пелхам, зная, что отец последует за ним. Пока они тяжелым шагом поднимались по лестнице, Анна высунула голову из двери наверху, откуда прислушивалась к доносящимся до нее звукам. Хозяйка, видя их удаляющиеся спины, снова обрела присутствие духа, вышла в прихожую и сказала:
— Чтобы завтра к полудню вас здесь не было! К полудню — вы поняли? Включая и вашу дочку. Она ничего другого и не заслужила после сегодняшней своей выходки. Нужно мне было выкинуть вас еще два месяца назад, когда она…
— А ну, заткнись! — заорал Джем развернувшись.
Почувствовав, что из мисс Пелхам готовы выплеснуться сдерживавшиеся в течение двух месяцев результаты подглядываний через поднятую занавеску, он понял, что должен употребить самые грубые слова, чтобы остановить ее.
— А ну, заткнись, ты, старая сифилитичная корова!
От этих слов мисс Пелхам замерла на месте — рот у нее приоткрылся, глаза расширились. Потом, словно она была марионеткой и кто-то изо всех сил дернул привязанную ей к поясу веревочку, понеслась назад в свою гостиную и захлопнула дверь.
Анна и Томас уставились на своего сына. Анна отошла в сторону, пропуская своих мужчин в дверь, потом плотно закрыла ее, отгородившись от внешнего мира. После этого обвела глазами комнату.
— И что мы теперь будем делать? Куда пойдем?
Томас откашлялся.
— Домой. Мы поедем домой.
Когда эти слова сорвались с его губ, он понял, что принял самое важное решение в своей жизни.
— Мы не можем! — возразила Анна Келлавей. — Мейси еще слишком слаба, чтобы путешествовать в такую погоду.
Они все посмотрели на Мейси, которая сидела, закутавшись, у огня — обычная ее поза в течение двух последних месяцев. Глаза ее горели после событий сегодняшнего вечера, но не болезненным, лихорадочным огнем. Она посмотрела на родителей и Джема, потом снова уставилась в камин. Анна внимательно разглядывала дочь в поисках ответов на вопросы, порожденные словами мисс Пелхам.
— Мейси…
— Не трогай ее, мама, — оборвал мать Джем. — Просто не трогай — и все. Она в полном порядке. Правда, Мейси?
Мейси улыбнулась брату.
— Да, Джем, ты знаешь, мистер Блейк был так благодарен. Он просил передать спасибо тебе и Магги — вы, мол, знаете за что. И меня он благодарил.
Она разрумянилась и посмотрела на свои руки, покоящиеся на коленях. И в этот момент Анна почувствовала, как это уже не раз случалось с ней в Лондоне, что ее дети живут совсем в ином мире, чем родители.
— У меня идея, — сказал вдруг Джем.
Он сбежал вниз по лестнице и успел к экипажу, стоящему у соседнего дома, как раз в тот момент, когда в него садились Блейки.
Июль 1793
VIII
Глава первая
Магги была уверена, что уже слышала этого музыканта с его колесной лирой. Он и правда, страшно фальшивя, наигрывал ту же песню, что уже вымучивал раньше в Геркулес-холле вплоть до тех же самых неверных нот. Но тем не менее она, сидя у стены в поле Астлея, подпевала себе под нос: «Чтоб вставлялась туда пипирка». На коленях у нее лежал десяток законченных дорсетских плетенок, и она подумывала начать пирамидки. Но прежде чем приступить к следующей пуговице, зевнула и потянулась: она всю ночь помогала матери со стиркой.
Хотя Магги в конечном счете решила променять горчицу и уксус на стирку и изготовление пуговиц, она вовсе не была уверена, что будет заниматься этим всю жизнь. В отличие от Бет она никак не могла научиться спать днем, потому что все время просыпалась, боясь пропустить что-нибудь важное — пожар, мятеж или гостя, который придет и уйдет, пока она спит. Магги предпочитала оставаться в некоей полудреме.
