Одри Ниффенеггер - Жена путешественника во времени
– Ясно. И что же это? – Я совсем отстала и понятия не имею, что показывают по телевизору.
– Сюрприз. В восемь часов.
Телевизор стоит на полу в столовой, пока мы ужинаем. Генри отказывается говорить и отвечать на вопросы и дразнит меня, спрашивая, что бы я сделала, будь у меня большая мастерская.
– Какая разница? У меня же кладовка. Может, занялась бы оригами.
– Да ладно, а серьезно?
– Не знаю. – Я наматываю спагетти на вилку. – Сделала бы все макеты в сто раз больше. Нарисовала бы на кусках картона размером десять футов на десять футов. Надевала бы ролики, чтобы добраться из одного конца мастерской в другой. Поставила бы большие чаны, японскую сушилку, десятифунтовую мешалку Рейна…– Эти образы захватывают меня, но тут я вспоминаю мою настоящую мастерскую и содрогаюсь.– Ну, может, когда-нибудь.
Мы неплохо живем на зарплату Генри и проценты от моего вклада, но позволить себе настоящую мастерскую я смогу, только получив работу, а тогда у меня не будет времени, чтобы работать в мастерской. Это порочный круг. Все мои друзья-художники страдают от нехватки времени, или денег, или того и другого. Кларисса разрабатывает компьютерные программы днем и занимается искусством ночью. Они с Гомесом решили пожениться в следующем месяце.
– Что мы подарим Гомесу на свадьбу?
– Что? Ой, я не знаю. А мы не можем просто подарить им все аппараты для эспрессо, которые мы получили?
– Мы же обменяли их на микроволновку и хлебопечку.
– А, да. Эй, уже почти восемь. Хватай кофе, пойдем в гостиную.
Генри отодвигает стул и торопится к телевизору. Я несу обе чашки с кофе в гостиную. Он ставит телевизор на журнальный столик, и, повозившись с удлинителем и кнопками, мы садимся на диван смотреть рекламу водяной кровати по девятому каналу. В съемочном зале водяной кровати, кажется, идет снег.
– Черт, – говорит Генри, бросая быстрый взгляд на экран. – В магазине он работал лучше.
На экране вспыхивает заставка лотереи Иллинойса. Генри лезет в карман брюк и вручает мне маленький белый листок бумаги:
– Держи.
Это лотерейный билет.
– Господи. Ты же не…
– Ш-ш. Смотри.
Под громкие фанфары представители лотереи, серьезные люди в костюмах, объявляют номера, написанные на наугад вытащенных розовых шариках, появляющихся один за другим на экране. 43, 2, 26, 51, 10, 11. Конечно, они совпадают с номерами на билете, который я держу в руке. С экрана нам несутся поздравления. Мы только что выиграли восемь миллионов долларов.
Генри выключает телевизор и улыбается:
– Неплохо, да?
– Я не знаю, что сказать.
Генри понимает, что я не прыгаю от радости.
– Скажи: «Спасибо, дорогой, что раздобыл баксы, на которые мы сможем купить дом». Этого будет достаточно.
– Но… Генри… это ненастоящее.
– Конечно, настоящее. Это настоящий лотерейный билет. Если отнесешь его в «Кэтс-Дели», Мини тебя от души обнимет, а штат Иллинойс выпишет тебе настоящий чек.
– Но ты знал.
– Конечно. Разумеется. Просто нужно было посмотреть номер в завтрашней «Трибьюн».
– Мы не можем… Это нечестно.
Генри драматически ударяет себя по лбу.
– Какой же я дурак! Я совершенно забыл, что ты привыкла покупать билеты, не зная, какие номера выпадут. Ну, это мы сейчас исправим.
Он выбегает в коридор, на кухню и возвращается с коробком спичек. Зажигает одну и подносит к билету.
– Нет!
Генри задувает спичку:
– Клэр, это неважно. Если бы мы хотели, мы могли вы выигрывать в лотерею хоть каждую неделю весь следующий год. Поэтому, если тебе это не по душе, ничего страшного.
Билет немного подпален с уголка. Генри садится рядом со мной на диван.
– Вот что я скажу. Почему бы тебе просто не взять его, и если захочешь, мы его обналичим, а если решишь отдать его первому бездомному, которого встретишь, то просто сделай это…
– Это нечестно.
– Что нечестно?
– Ты не можешь свалить на меня такую огромную ответственность.
– Ну, мне-то все равно. Поэтому если ты думаешь, что мы обманули штат Иллинойс на эту сумму, которую они вытянули из работяг, тогда просто забудем об этом. Уверен, что можно найти и другие пути, как заработать на большую мастерскую.
Боже. Большая мастерская. До меня доходит – вот дура! – что Генри мог выигрывать в лотерею хоть каждый день, но он никогда не делал этого, потому что это ненормально. Он решил забыть о своей фанатичной решимости жить как нормальный человек, чтобы я могла получить достаточно большую мастерскую, чтобы кататься по ней на роликах. А я веду себя как неблагодарная дрянь!
– Клэр? Что ты…
– Спасибо, – слишком резко говорю я.
– Это означает, что мы обналичим билет? – поднимает брови Генри.
– Не знаю. Это означает «Спасибо».
– Пожалуйста. – Неловкая тишина. – Эй, а что там по телевизору?
– Снег.
Генри смеется и поднимает меня с дивана:
– Давай пойдем тратить заработанное неправедным путем.
– Куда пойдем?
– Не знаю. – Генри открывает шкаф в коридоре и достает мою куртку.– Эй, давай купим Гомесу и Клариссе машину на свадьбу.
– Кажется, они подарили нам винные бокалы.
Мы несемся вниз по ступеням. На улице великолепный весенний вечер. Мы стоим на тротуаре напротив нашего дома, Генри берет меня за руку, я смотрю на него, поднимаю наши сплетенные руки, Генри кружит меня, и вот мы уже танцуем на Бель-Плейн-авеню. Вместо музыки – шум проезжающих машин и наш смех. Запах цветущих вишен, засыпающих мостовую лепестками, как снегом. Мы кружимся под деревьями.
18 МАЯ 1994 ГОДА, СРЕДА(КЛЭР 22, ГЕНРИ 30)КЛЭР: Мы пытаемся купить дом. Выбирать дома – это потрясающе. Люди, которые ни под каким соусом не пригласили бы вас в дом, широко распахивают двери, разрешают заглядывать в кладовые, оценивать обои, задавать прицельные вопросы о водосточных желобах.
Мы с Генри очень по-разному оцениваем дома. Я медленно иду через весь дом, рассматриваю дерево, устройства, задаю вопросы о печах, проверяю состояние труб с горячей водой в подвале. Генри сразу проходит к задней части дома, выглядывает из окна и качает головой. Наш риэлтер, Кэрол, думает, что он лунатик. Я говорю ей, что он фанатик-садовод. Проведя таким образом весь день, мы едем домой из офиса Кэрол, и я решаю спросить о его концепции выбора.
– Какого черта ты делаешь? – вежливо начинаю я.
– Ну,– Генри выглядит пристыженным,– я не знал, хотела ли ты это узнать, но я уже был в нашем будущем доме. Не знаю когда, но я был – я буду – там одним прекрасным осенним днем, скорее даже – вечером. Я стою у окна, выходящего на задний дворик, рядом с маленьким мраморным столиком, который тебе достался от бабушки, и смотрю через задний дворик на окно кирпичного здания, наверное, твоей мастерской. Ты там вытаскиваешь листы бумаги. Они синие. На тебе желтая бандана, чтобы волосы не мешали, и зеленый свитер, и твой обычный резиновый фартук, и все такое. Во дворе растет виноград. Я был там всего пару минут. И я пытаюсь высмотреть этот пейзаж, чтобы знать, что это наш дом.
– Боже. Почему ты не сказал? Я чувствую себя дурой.
– Нет. Не надо. Я просто подумал, что тебе захочется выбрать его обычным путем. В смысле, ты так этим увлечена, тебе правда нравятся эти книги про то, как выбрать дом, и я подумал, что тебе хочется, ну, выбирать, а не оказаться перед фактом.
– Кто-то должен спрашивать про термитов, асбест, сухую гниль и водоотливные насосы…
– Конечно. Поэтому давай продолжать выбирать по отдельности, и я уверен, что в конце концов мы придем к взаимному соглашению.
И наконец это происходит, хотя до этого была пара неприятных моментов. Я прихожу в восторг от настоящего монстра в Ист-Роджерс-Парк, кошмарном квартале на северной окраине города. Это особняк, викторианский монстр, в котором запросто разместится семья из двенадцати человек со слугами. Даже не спрашивая, я понимаю, что это не наш дом. Генри приходит в ужас еще на улице. Задний дворик представляет собой аптечную парковку. Внутри – скелет некогда прекрасного дома: высокие потолки, камины, отделанные мрамором, резное дерево…
– Пожалуйста, – ною я. – Это просто невероятно.
– Да, точнее слова не подберешь. Нас тут раз в неделю будут насиловать и грабить. К тому же тут все надо с нуля поднимать: провода, сантехнику, новые печи, и еще крышу в придачу… Это не он.
Его слово решающее, голос человека, видевшего будущее и не желающего его менять. Пару дней после этого я на него дуюсь. Генри ведет меня в суси-бар.
– Tchotchka [78]. Amorta[79]. Душа души моей. Поговори со мной.
– Я с тобой не разговариваю.
– Я знаю. Но ты просто дуешься. А мне это не нравится, особенно когда в этом нет смысла.
Появляется официантка, и мы быстренько обговариваем меню. Я не хочу ругаться в «Катсу», моем любимом суси-ресторане, куда мы часто приходим поесть. Интересно, на это рассчитывал Генри – и на то, что я подобрею от суси, – чтобы уговорить меня? Мы заказываем салат из шпината, морскую капусту, футомаки, огуречные рулеты и впечатляющий набор разных сырых вкусностей на рисовых треугольниках. Кико, официантка, исчезает с нашим заказом.
