Вирджиния Эндрюс - Цветы на чердаке
— Это кроль на спине, — говорил он и демонстрировал технику, которой я никогда не видела.
Он всплыл. на поверхность после очередного погружения и начал петь:
— Потанцуй, потанцуй, балерина, — и брызгал мне в лицо водой, а я плескалась в него, — и исполняй все свои пируэты в ритме с бьющимся сердцем…
Затем он схватил меня в объятия, и мы боролись, визжа и смеясь, счастливые, как дети. Он был замечателен в воде, как танцор. Внезапно я почувствовала себя утомленной, от усталости я чувствовала себя как тряпка, так что Крису пришлось обхватить меня рукой и помочь выбраться на берег.
Мы оба повалились на траву и принялись болтать.
— Еще раз поплаваем и вернемся к близнецам, — сказал он, лежа навзничь на откосе позади меня.
Оба мы пристально смотрели в небо, полное мерцающих и поблескивающих звезд, и на ущербную луну, которая то появлялась, то пряталась в облаках, окрашивая их края.
— Я надеюсь, мы сможем забраться обратно на крышу?
— Сможем, потому что должны.
Это был мой Кристофер Долл, вечный оптимист, растянувшийся позади меня, весь мокрый и блестящий со светлыми волосами, прилипшими ко лбу. Его нос был тот же, что и у отца, те же полные губы прекрасной формы, которые не надо было надувать, чтобы придать им чувственности; подбородок стал квадратным и строгим, а грудь начала расширяться… а над его сильными бедрами уже был начавший набухать холмик растущей мужественности. Было что-то в мужских хорошо очерченных бедрах, что привлекало меня. Я отвернула голову не в состоянии любоваться его красотой без чувства вины и стыда.
В ветвях деревьев у нас над головой гнездились птицы. Они издавали легкие чирикающие звуки, которые почему-то напоминали мне близнецов, наполняя сердце грустью, а глаза — слезами.
Светляки вспыхивали и тухли, оставляя за собой желтоватый след, по которому мы пытались определить мужскую или женскую букашку.
— Крис, вот эта — мужская она или женская?
— Я не знаю, — ответил он безразличным тоном. — Я думаю, что они зажигаются парами: женская остается на земле, подавая сигнал, а мужская летит по небу, ища ее.
— Ты имеешь в виду, что не уверен в этом, ты, всезнающий?
— Кэти, не цепляйся к словам. Конечно же, я не знаю всего. — Он повернул голову и встретился глазами со мной; мы оба почувствовали себя не в состоянии смотреть куда-либо еще.
Мягкие южные бризы легкими дуновениями играли моими волосами и сушили капли у меня на лице. Я чувствовала их легкие поцелуи, и мне хотелось плакать без причины, просто от того, что эта ночь была так хороша, а я находилась в возрасте высоких романтических стремлений. Ветер нашептывал мне в уши слова любви…слова, которые я так боялась от кого-нибудь услышать. Но ночь под деревьями по-прежнему была нежна, вода поблескивала в лунном свете и я вздохнула. Я почувствовала, что когда-то раньше уже была здесь, на этой траве у озера. О, какие странные мысли пробуждали у меня вспыхивающие звезды; но жужжание москитов и вскрик филина где-то вдалеке вернули меня в ночь, в которой мы были беглецами, спрятанными от мира, который не хотел нас.
— Крис, тебе почти семнадцать — это возраст отца, когда он впервые встретил маму.
— А тебе четырнадцать — это был ее возраст, — произнес он хрипло.
— Ты веришь в любовь с первого взгляда? Он колебался, обдумывая.
— Я не авторитет в этом вопросе. Я помню, когда я был в школе, мне стоило только встретить красивую девушку, как я влюблялся в нее. Затем мы разговаривали и, видя ее глупость, я к ней уже ничего не чувствовал. Но если бы ее красота дополнялась другими ценными качествами, я думаю, что я мог бы влюбиться с первого взгляда, хотя я читал, что такая любовь
— не более чем физическое влечение.
— Ты думаешь, что я тупица?
Он усмехнулся и протянул руку, чтобы дотронуться до моих волос.
— Черт побери, конечно, нет. И я надеюсь, что ты так не думаешь. Твоя беда, Кэти, в том, что у тебя слишком много способностей, и ты хочешь сделать все сразу, а это невозможно.
— Откуда ты знаешь, что я хотела бы быть и певицей, и актрисой?
Он тихо засмеялся.
— Глупышка, ведь ты же играешь 90 процентов времени и напеваешь про себя, когда довольна собой, к несчастью, это случается не так часто.
— А ты часто бываешь доволен.
— Нет.
Так мы и лежали, время от времени глядя на то, что привлекало наше внимание, вроде светляков, встречающихся в траве, шепчущихся листьев, плывущих облаков или игры лунного света на воде. Ночь была очаровательна, и она снова заставила меня думать о неисповедимых путях природы. Я не понимала множество этих путей, не понимала, почему ночью я мечтаю, как сейчас, не понимала, почему просыпаюсь, трепеща в тоске по исполнению чего-то, что я не могла достичь.
Я была рада, что Крис убедил меня пойти. Было замечательно лежать на траве, чувствовать свежесть и прохладу, чувствовать себя снова живым.
— Крис, — начала я осторожно, боясь испортить мягкую прелесть этой звездной ночи, — как ты думаешь, где наша мать?
Он, не отрываясь, смотрел на полярную звезду.
— Даже не представляю, — произнес он наконец.
— Разве у тебя нет никаких подозрений?
— Конечно, есть.
— И в чем они заключаются?
— Может быть, она больна?
— Она не больна, мама никогда не болеет.
— Может быть, она отправилась по делам своего отца?
— Тогда почему она не пришла к нам и не сказала, что уезжает и когда ее ждать?
— Я не знаю, — сказал он раздраженно, как будто я портила весь вечер. Разумеется, он мог знать не больше меня.
— Крис, ты любишь ее и доверяешь ей по-прежнему?
— Не задавай мне подобных вопросов! Она моя мать. Она — все, что у нас есть, и если ты думаешь, что я собираюсь говорить гадости про нее, лежа здесь, так я этого делать не буду! Где бы она ни была сейчас, она думает о нас, и она вернется. У нее, наверняка, очень сильные причины для отъезда и долгого отсутствия, на это ты можешь рассчитывать.
Я не могла сказать ему о своих мыслях, о том, что она могла бы найти время зайти к нам и рассказать о своих планах. Он понимал это так же хорошо, как и я.
Он говорил с хрипотой в голосе — это случалось только тогда, когда он чувствовал боль, но не физическую. Я хотела устранить вред, нанесенный моими вопросами.
— Крис, девушки моего возраста и парни твоего начинают ходить на свидания. Ты знаешь, как вести себя на свидании?
— Конечно, я видел кучу этого по телевизору.
— Но смотреть и делать — разные вещи.
— Но все-таки там есть основная идея, что говорить и делать. И кстати, ты еще слишком молода, чтобы ходить на свидания с парнями.
— А теперь позволь мне кое-что тебе сказать, мистер Большие Мозги. Девушка моего возраста фактически на год старше, чем парень твоего возраста.
— Ты сошла с ума.
— Сошла с ума? Я читала статью в журнале, написанную авторитетом в этом вопросе, доктором психологии, — сказала я, думая, что произвела на него впечатление. — Он пишет, что все девушки эмоционально созревают гораздо раньше, чем мальчики.
— Автор этой статьи судит о всем человеческом роде с позиции собственной незрелости.
— Крис, ты думаешь, что знаешь все, но никто не может знать всего.
Он повернул голову и, встретив мой взгляд, нахмурился, как он это часто делал.
— Ты права, — согласился он. — Я знаю только то, о чем читал, и внутри я чувствую себя озадаченным, как первоклассник. Я чертовски люблю мать за то, что она сделала, и я чувствую столько разных вещей, а мне не с кем о них поговорить. — Он оперся на локоть и посмотрел мне в лицо. — Я бы хотел, чтобы твои волосы побыстрее выросли снова. Теперь я не хотел бы вновь использовать ножницы, все равно от них никакой пользы.
Было гораздо лучше, когда он не говорил ничего, напоминающего о Фоксворт-Холле. Я хотела просто смотреть в небо и чувствовать свежую ночь на своей влажной коже. Моя пижама была сделана из тонкого белого батиста с узором из розовых бутонов и с кружевами по краям. Она прилипла ко мне, как вторая кожа, так же, как и белые шорты Криса — к нему.
— Пойдем, Крис.
Он неохотно поднялся и протянул руку.
— Еще поплаваем?
— Нет. Пойдем обратно.
В тишине мы пошли прочь от озера сквозь лес, пьяные от сознания того, что мы находились снаружи, на земле.
Мы возвращались назад к своим обязанностям. Очень долго мы стояли перед веревкой, уходившей в дымоход высоко над нами. Я думала не о том, как мы будем подниматься, а о том, что нам дал этот кратковременный побег из тюрьмы, в которую мы снова возвращались.
— Крис, ты чувствуешь себя по-другому?
— Да. Хотя мы не делали ничего особенного, просто походили по земле и немного поплавали, а я чувствую себя ожившим и полным надежды.
— Мы могли бы выбраться отсюда хоть сегодня ночью, не дожидаясь, когда мама вернется. Мы могли бы подняться, сделать лямки, чтобы нести близнецов, и унести, пока они спят. Мы бы могли убежать. Мы были бы СВОБОДНЫ!
