Майгулль Аксельссон - Апрельская ведьма
— Но кровоизлияние в мозг...
Стиг со стуком поставил на стол свой стакан с молоком.
— Мы же толком не знаем, правда ли оно было, это кровоизлияние.
— Но разве Хубертссон не говорил...
— Хубертссон! — Стиг презрительно хмыкнул и вытер рот ладонью.
А три недели спустя, в воскресенье, он распахнул дверцу своего нового «Вольво-Амазона» и велел девочкам поторапливаться. Кристина втиснулась на заднее сиденье, очень осторожно держа на коленях большой горшок с гибискусом Тети Эллен. Он был совсем сухим и потерял половину листьев, когда через неделю Кристина вернулась в дом Тети Эллен прибраться и полить цветы, но теперь оправился и даже выпустил три больших бутона. Пусть Тетя Эллен на своей койке в Линчёпинге увидит, как они распустятся. Маргарета сидела рядом, прижимая к животу фотографию в рамке — ту самую, где вся троица расселась по веткам вишневого дерева. Биргитта с пустыми руками сидела на переднем сиденье.
Они не разговаривали друг с другом. За прошедшие недели они не сказали друг другу ни слова. Маргарета молчала, даже когда они с Кристиной шли по утрам в школу, и продолжала молчать по вечерам. Она даже перестала читать, как прежде. Выписав обязательные слова и выражения по грамматике и разделавшись с математикой, она ложилась на свой надувной матрас в «погребке» и смотрела в потолок.
Кристина проявляла большую активность. Через неделю она уже каждый день ездила в дом Тети Эллен, вынимала и разбирала почту, поливала цветы и вытирала пыль. Иногда даже пылесосила — не потому, что в этом была особая нужда, просто гудение пылесоса ее успокаивало. К Хубертссону она никогда не поднималась. А его почту клала на нижнюю ступеньку и тихонько запирала за собой дверь.
Биргитту она почти не видела. Та уходила на свою фабрику рано утром, а возвращалась и ужинала поздно вечером. Но каждую ночь Кристина просыпалась, когда Биргитта с начищенными туфлями в руках спускалась на цыпочках по лестнице к ним в «погребок». Может, она чувствовала, что сыновья Битте стыдятся ее присутствия в доме. Их игривые улыбки и похотливые взгляды погасли в тот день, когда кто-то из одноклассников Челле шепнул им похабный стишок, успевший облететь, словно птица, всю Муталу.
Стиг осмотрел девочек, когда все трое вылезли из машины в Линчёпинге возле окружной больницы.
— Готовы? — спросил он по-военному.
Маргарета кивнула, Кристина шепнула «да». Но Биргитта неожиданно попятилась.
— А я не пойду!
— Без глупостей у меня, — отозвался Стиг, захлопнув дверцу машины.
Биргитта замотала головой, так что затряслась начесанная копна.
— Но я же не хочу!
Стиг схватил ее за локоть, голос его помрачнел:
— Хватит чепуху молоть!
Биргитта высвободилась одним движением, таким стремительным, что заколка, удерживавшая ее белую гриву, расстегнулась и отлетела на асфальт. А Биргитта развернулась и бросилась бежать так быстро, как только позволяли ее высокие каблуки и тесная юбка. На полпути к больничной стоянке она обернулась и пронзительно крикнула:
— Я не хочу! Слышишь ты, старикашка?
Стиг пожал плечами и сунул ключи от машины в карман своего воскресного пиджака.
— Пусть бежит, коли так. Гулёна!
— Ты похожа на пирата, — засмеялась Маргарета сквозь слезы.
Тетя Эллен улыбнулась своей новой, кривой улыбкой и поднесла дрожащую левую руку к черной повязке, закрывавшей правый глаз.
— Она моргать не может, — объяснила женщина на соседней кровати. — Поэтому и повязка. Чтобы глаз не пересох.
На мгновение Кристине показалось, что это та же самая тетка, которая десять лет назад кружила вокруг ее, Кристининой, больничной койки. И, обернувшись, так глянула на соседку, что та сразу вскочила со своей койки и зашаркала к дверям. Естественно, тетка оказалась совсем другая, и все-таки хорошо, что она ушла. И без нее на них с Тетей Эллен глазели еще четверо женщин.
Тетя Эллен все еще не могла говорить, лишь пузырьки слюны появлялись у нее на губах, когда она пыталась что-то сказать. Однако и Кристина, и Маргарета ее понимали. Маргарета уселась на краешке постели, подняла ее руку и прижала к своей щеке. Кристина опустилась на колени и уткнулась лицом в подушку Тети Эллен.
Никто из них ничего не говорил. Говорить было больше нечего.
Позже вечером все собрались у Стига в гостиной. Сам он стоял у накрытого стола с закатанными рукавами, а девочки сидели в ряд на новом цветастом диване. Слева Кристина, справа — Биргитта, а Маргарета как буфер в середине. Стиг не смел поднять на них глаз: уперся взглядом в документы комиссии по делам несовершеннолетних, громоздившиеся тремя белыми кипами на столе, пока долго и обстоятельно извлекал из нагрудного кармана сигареты и зажигалку. Прошла вечность, когда он наконец достал сигаретину из пачки «Джона Сильвера» и закурил.
— Да, — произнес он и выпустил облачко дыма. — Теперь вы сами все понимаете. Сами ее видели. — Он выдержал недолгую паузу, по-прежнему не отрывая взгляда от документов. — Значит, так. Комиссия нашла для Биргитты маленькую однокомнатную квартиру, а для Маргареты — новую приемную семью. Ну а Кристине придется возвращаться к маме в Норчёпинг.
***Несколько часов спустя, когда белый предвесенний день за окном уже оделся в вечерний розовый шелк, Кристина заметила внизу Хубертссона. Он шел наискосок через стоянку в своем старом пальто и с портфелем в руке. Стало быть, шел домой, он никогда не надевает верхней одежды, направляясь в приют. Хелена, видно, совсем его заболтала. Хотя нет, идет он вроде бы в другую сторону, не к своему старенькому «вольво»...
Кристина бросает взгляд на часы — прием здорово затянулся, как она ни старается тратить на каждого больного поменьше времени. Следующий пациент 1958 года рождения. Прекрасно. Мужчины в таком возрасте обычно не склонны рассусоливать.
И, уже вставая, чтобы пригласить его, она снова смотрит в окно и видит, что Хубертссон остановился. Стоит лицом к поликлинике, и видно, что с кем-то разговаривает. Кристина ухмыляется, наверное, Хелена шпионила за ним в окно и теперь устроила ему нагоняй — почему не пошел сразу к своей машине...
Но Хубертссон явно не любит нотаций, он хмурит свои кустистые брови и что-то говорит, а потом сердито отворачивается и идет в сторону приюта. И на прощание помахивает портфелем.
Кристина уже однажды видела этот жест. Тридцать лет назад.
Это было в тот вечерний субботний час, когда города по всей Швеции затихают, когда магазины закрыты, а люди разбрелись по домам. Над Норчёпингом тяжело нависли влажные сумерки, желтые квадратики окон только-только затеплились на черных фасадах, а вокруг уличных фонарей засветились нимбы.
