Татьяна Соломатина - Психоз
– Ах, спасибо, Митенька! – нежно проворковала старушка. И тут же: – Ты с моё проживи, мерзавец! Тогда и будешь об организмах разглагольствовать!
– Вам наливать, барышни?..
Ещё около часа прошло в подобном же духе. Ефросинья Филипповна не ограничивала себя в ликёре, надо сказать. И потому вскоре сильно «устала» и стала клевать носом.
– Спасибо вам огромное! – от всей души искренне поблагодарила Сашка. – Мне так хорошо с вами, как давно и ни с кем не было. Но мне уже пора. Простите за эпизод падения. Со мной это бывает редко, зато – в самых неожиданных местах. Приличные девушки должны падать в обмороки в своих собственных будуарах на удачно расположенную постель, а я вот – то в обочину носом, то головой о стену, – Сашка потёрла шишку на затылке.
«Ты бы и сказала им, что чувствуешь себя как в семье, но это неудобно, потому что будет принято за топорный намёк. Тебе так нравится этот Митя, что ты никогда в жизни ни скажешь ничего подобного! То есть опять будешь вести себя как копия, а не как оригинал. Ну и пусть. Сам дурак!»
Сашка была несправедлива. А Митя Югов дураком вовсе не был.
– Саша, как джентльмен я обязан вас проводить. Не отказывайте! Вы этим очень разочаруете мою тётушку. Она столько сил приложила, чтобы завлечь меня к себе, потому что, признаюсь честно, на сегодняшний вечер у меня первоначально были другие планы. Но она была так настойчива, что даже выдумала, что ей страшно плохо, что она буквально при смерти, и если я не приеду, то она лишит меня наследства – то есть, очевидно, почётного права её похоронить. Я приехал, напуганный донельзя, и что я вижу? Тётка пьёт коньяк, на полу – тело прекрасной незнакомки, сжимающей моё изображение в бесчувственной руке. Вы же понимаете, Саша, что теперь я не могу вас не проводить.
– Да мне тут недалеко, до следующего подъезда….
– Я готов провожать вас недалеко, до следующего подъезда. Лишь бы Ефросинья Филипповна спала спокойно. Вы не против, тётушка, если мы с Александрой вас покинем, даже не помыв посуды?
– Иди уже отсюда, чёрт ненормальный! – старушка нежно поцеловала сидящего на табуретке племянника в лоб. – Александра, спасибо вам за прекрасный вечер. И хотя этот балбес отчасти прав, и я позвала вас для того, чтобы с ним познакомить… Но дело не в этом. Вам я рассказала то, что давным-давно не рассказывала никому. В вас есть что-то такое… Не знаю. Хорошее, – тётка поцеловала и её.
– Что я вижу? Грозная старуха Югова целует юную деву?! Сашенька, срочно уносим ноги, пусть пребудет в благости ещё немного. Не будем мешать.
– Я не намерен провожать вас до следующего подъезда! – строго сказал Митя Сашке, когда они, наконец, покинули квартиру Ефросиньи Филипповны…
– Да, вы правы. Я и сама дойду. Спасибо за вечер, – пролепетала Сашка.
– Это то самое выражение лица и тот самый ошарашено-вежливый тон, которых я и ожидал. Обрадуйся вы – и я бы немедленно проводил вас до следующего подъезда. Простите, Сашенька, мистификации у нас с тёткой в крови. Это самый лучший способ проверить, соответствует ли что-то твоим ожиданиям, – он взял Сашку за подбородок, – или кто-то, – тихо и медленно добавил он. – Не надо плакать.
– Смеётесь надо мной? Я и не плачу. Я никогда не плачу.
– Нисколько. Серьёзен, как никогда. Ладно, не плачете. Это у вас из глаз рассол течёт, – он промокнул Сашкины щёки рукавом своей футболки.
– Да, действительно слёзы, – она посмотрела не небольшие пятнышки на ткани. – Странно. Наверное, от… духоты.
– А теперь, Александра, мы медленно спустимся с горы… Куда вы хотите направить стопы? Чтобы… проветриться?
– Мне всё равно. Лишь бы не к следующему подъезду.
– Завтра у нас что? Завтра у нас воскресенье. И значит, мы можем гулять всю ночь.
– Вы всё-таки бабник, да?
Она почувствовала, что безумно нравится ему, и потому гадости можно говорить совершенно безнаказанно. Во всяком случае – пока. Плакать она не умеет, а гадости – о, тут она мастер, не нуждающийся в маргаритках и прочей чепухе! Браво!
– Вы мне тоже безумно нравитесь, правда, – Сашка раскраснелась. – Простите за «бабника».
– Не прощу! – он взял её за руку. – Пошли, чемпион по рукопашному ехидству и классической детской злобе. Утопи свой чёрный пояс в мутной луже твоих страхов. Я всё про тебя знаю! – и потащил за собой в густую августовскую ночь.
У порога ворох рук,
На пороге крупно буквы:
ДАЛЬШЕ СТРАШНО – ДАЛЬШЕ ЖУТКО.
За порогом цветы прелестные,
В стороне улыбка за занавескою,
Над порогом дух печали,
А под ним отчаяния,
Называемые смертью нами
И являющиеся страхом.
Порог на крыльце деревянного дома.
Дом стоит на опушке старого леса.
Лес живёт на клочке земли,
Который плавает в большой луже
Из ваших снов.
И все они круглые и летят в вечность,
Описывая сложную траекторию
Вокруг ладони того,
Кто всё про них знает.
Восьмая глава
Сашка пустилась во все тяжкие поиска съёмной квартиры. Для начала отреферировала «частные» объявления в Интернете. То, что было похоже на сколько-нибудь приемлемое жильё, – стоило как тот самый личный самолёт. Или, как минимум, его дозаправка в воздухе.
О самом крохотном и самом загаженном уголке «в центре» тут же пришлось забыть. И о райских кущах «квартиры-студии» тоже.
«Так вот как называется моё нынешнее узилище! Просто Вова срубил бы нехило бабла на голом месте, сдавай он этот «скворечник» с «перепланировкой, евроремонтом, стеклопакетами, итальянской мебелью, встроенной техникой, прекрасным видом на водоём в экологически чистом районе». У них тут всё, что не Капотня, – уже экологически чисто, ага. Даже если учесть отдалённость от метро – всё равно бы жирно вышло… Ты всё время думаешь о деньгах, Санечка!.. Естественно, человек всё время думает именно о том, чего у него нет. Были бы у тебя деньги – милости просим, хоть особняк в центре: «Уютный островок светлого дворянского быта в самом центре современного стремительного мегаполиса». Какие идиоты пишут эти объявления? Стремительный мегаполис гудел стропилами быта…»
Пара писем. Пара звонков и…
– Я не понимаю, за что я должна давать вам деньги сейчас?.. Договор обслуживания?.. Мне не нужно обслуживание. Мне нужна квартира. Смотрим. Устраивает – я плачу комиссионные. Разве вы не так работаете?..
«Приехал из Америки на зелёном венике. Веник поломался, а я здесь остался. Лохотрон 2001 нач-чинает свою работу!»
Промучившись пару дней, Сашка вызвала Зинку Грабовскую на тактический перекур. Придётся слить немного информации для освежения сплетен о себе, любимой. Зинка знает всё. Наверняка у неё есть знакомый маклер. Она не москвичка и снимает квартиру – вполне приличную, кстати, – Сашка бывала у неё в гостях. Совершенно непонятно, как она умудряется это делать на зарплату, которая ничуть не больше Сашкиной, если не меньше, – стройным блондинкам с длинными ногами приплачивают ещё и за внешность, чтобы там ни кричали феминистки; красота, она тоже своего рода IT-технология, особенно при обсуждении совместных проектов со взрослыми богатыми дядями, – но Зинка живёт без соседки. Сама. На окраине. Но сама. Но плохо одевается. Но сама. И не очень вкусно – зато много – ест. Но сама. И помада у неё гадкая. И бижутерия дешёвая. Но сама. И ещё приём на дому ведёт нелицензированный для совсем уже каких-то дур и впаривает им в куцый мозг совсем уж какую-то дурь. На форуме каком-то зарегистрировалась, пару текстов про самооценку девочек в песочницах написала – и девочки повалили засранный кобелями песочек на Зинку стряхивать за никакой результат, зато по цене, сильно отличной от Иркиной. Что лучше? Одна соболья накидка от… или пара сотен самопальных хламид из облезлого кроля? Это кому как: Ирке – Иркино, Зинке – Зинкино. По девочке и песочек. Но всё – сама. И трубы в Зинкиной съёмной квартире мхом не покрыты. И даже душевая кабинка есть. Хлипкая, китайская, но есть.
