Татьяна Соломатина - Психоз
И нырнула в метро.
«Первый подъезд, второй этаж, третья квартира. Ефросинья Филипповна…»
Дверь оказалась, вопреки ожиданиям, вовсе не обшарпанной. Приличная дверь. Не такая, конечно, как просто Вовина, выглядящая тут, как фрак в привокзальной пельменной, но вполне себе добротная уместная дверь.
«На пенсию такую не приобретёшь. Может, не так уж она и одинока, эта Югова?»
Отчего-то возникло волнение где-то в солнечном сплетении. Там, где открывается проход. Куда? Куда угодно. У кого – в вегетативную нервную систему, а у кого – и в иные миры. Сашка давно уже не испытывала волнения. Злость – да. Нервозность – сколько угодно. Но она давным-давно не волновалась. Буквально – с детства в солнечном сплетении не было волн. И уж тем более их предвосхищения. Сейчас все чувства внезапно обострились. Как в детстве. Как будто вот сейчас накатит… И ты наконец-то не сочинишь, а заговоришь на всем понятном языке.
«Ерунда. Стоишь в затхлом подъезде у двери «мировой старушки». С чего бы тебе вдруг волноваться?»
Сашка нажала звонок.
– Здравствуйте, юная леди! Я ждала вас, проходите!
Ефросинья Филипповна была торжественна. Платье с кружевным воротником, массивная брошь. Вот только на ногах – овечьи тапки.
– Александра, они так удобны, рекомендую. Сейчас вы можете ходить босиком, вы моложе меня и кровь у вас горячее. Но к зиме – настоятельно рекомендую приобрести. Жаль, что большинство людей только с возрастом начинает понимать, что личный комфорт иногда превыше всего!
У старушки было чисто, чинно и отнюдь не бедно. Не богато, но уютно и продуманно. Очень разумно размещено, несмотря на такую же планировку, как и у Сашки, плюс – не снесенная стена. Или всё-таки минус?.. Но здесь стена была функционально задействована: полочки, крючки. Фотографии в разнообразных рамках. Сашка отлично знала их стоимость, потому что сама не раз облизывалась на витрины багетных мастерских. Но просто рамка – это бессмысленно. Какой смысл в седле, если лошади у тебя нет? Сашке просто нечего было обрамлять.
«За тридцать три года с тобой не случилось ничего действительно достойного обрамления!»
В солнечном сплетении пронёсся отголосок ужасного потока. Того, из сна. Из сновидения. В ушах зашумело, и Сашка почувствовала, что сейчас лишится чувств.
«Скорее – просто тупо шлёпнешься в обморок. Потеряешь сознание, ага. Соберись, тряпка!»
– Александра, садитесь! Вам нехорошо, детка? Вы так побледнели…
«Детка» Ефросиньи Филипповны разительно отличалась от «детки» Сергея Валентиновича.
– Нет-нет, всё в порядке. Уже в порядке.
– Давайте ваш пакет, девочка! Вы же мне его принесли? – старушка улыбнулась. – Так что можете уже расцепить пальцы и вручить его адресату. Я бы и сказала вам, что всё это лишнее и вы зря старались, да не настолько уж я глупа, чтобы быть просто вежливой. Может, всё это и слишком, но точно не лишнее. Особенно – ваши старания. Мне очень льстит ваша забота. Женщинам всегда льстит забота, не правда ли? Нормальным женщинам. Для нормальных женщин забота лишней не бывает.
Сашка молча протянула хозяйке пакет.
– Сейчас я поставлю чайник – что за знакомство без чая? Сервирую наши вкусности, и мы будем болтать обо всём на свете.
«Очень не соответствует образ старушки из супермаркета этой пожилой даме. Или я хреновый психолог. Или она – гениальный мистификатор. Она – не «копия», точно. Старушка – большой оригинал!»
– Это всё внучатый племянник мне так обустроил, – щебетала тем временем Ефросинья Филипповна. – Он мне, строго говоря, сын дочери жены моего покойного двоюродного брата. Голова закружится, пока осмыслишь. Такие родственники, как правило, вообще друг с другом не общаются. Но мы с молодым человеком друг другу не столько зов крови, сколько друзья. А друзья должны друг другу помогать. Вот он и обустраивает мой быт. И деньгами регулярно снабжает, стервец эдакий. Я вроде как против была поначалу – гордыня, знаете ли, Александра. Эта гадость у нас, Юговых, в самом корневище генеалогического древа. У него, кстати, тоже её хватает, – старушка не то сожалела, не то хвасталась, – так он, чучело эдакое, – когда меня жизнь на окраину закинула, и я решила сдохнуть назло всем, – послушание мне такое придумал: как только от помощи вздумаю отказываться – надевать старое пальто и тащиться в супермаркет со своими тремя копейками. Уж как я его тогда ругала, какие слова говорила. Пропал на месяц. Я тут сидела-сидела, думала-думала. И как-то вечером надела это чёртово пальто и пошла в этот чёртов, простите, Александра, магазин. Тоже мне, королева в изгнании, – Ефросинья Филипповна усмехнулась. – А потом уже втянулась. Забава у меня такая нездоровая. Чтобы не забывать, почём равнодушие ста граммов человеческого. И чтобы помнить о благодарности тем, кто действительно дарит благо, если вы понимаете, что я сейчас имею в виду.
Сашка кивнула. Кажется, она понимала, что Ефросинья Филипповна имеет в виду.
Тем временем на столе появились чашки, блюдца, вилки, ложечки, тарелочки и рюмочки.
– Это он! Дмитрий Югов. Митя, – Ефросинья Филипповна всунула Сашке в руки одну из фотографий. Крепкий, мускулистый, голый по пояс парень с твёрдыми, чётко вырезанными чертами лица, держал на вытянутой руке огромную щуку за жабры.
– Красивый, – промямлила всё ещё немного оглушённая Сашка, – хоть сейчас на «мистер Олимпия».
«А нечего было после почти бессонной ночи скакать по кладбищам, ресторанам и сто раз исхоженным достопримечательностям! Ты ещё упади тут, у старушки на кухне, мордой в салат – будешь знать!»
– Все мужчины рода Юговых красивые. Пращур наш, купец Югов, в 1748 году, при Елизавете Петровне Романовой, получил – дословно из летописей: «Право ловить зверей на пустых островах близ Камчатского побережья, с платежом одной трети дохода в казну». Так что характер у мужчин-Юговых самый что ни на есть зверский! С виду. Но нежный-нежный. Если зверя своей породы найдут, – продолжала говорить старушка, не требуя, слава богу, от Сашки взаимной беседы. – Заботливый, упрямец, – она не забрала у девушки фотографию, и та так и сидела с портретом неизвестного ей Югова в руках.
– Давайте, Александра, по рюмочке! За моего племянника! За знакомство пусть пошляки пьют!
Выпив, Ефросинья Филипповна совсем разболталась.
Родилась она в 1921 году – «как раз в столетний юбилей Александровского сада, Александра!» – в обломке семьи купцов, принявшем реалии эпохи и постаравшемся выжить и даже жить хорошо. «Увы, не всем удалось и часть обломков обломка… Иных уж не было, а те были далече, к тому моменту, как я стала женщиной… Но если я сейчас буду рассказывать об этом, то нам и ночи не хватит. Как-нибудь потом…» Всё детство, юность и молодость её пришлись… «На то, Александра, на что пришлись». В сороковом году она вышла замуж – «мы просто стали жить вместе, и всё. Ни по церковным, ни по гражданским законам – не венчаны, не записаны» – и родила сына. А потом наступил сорок первый. Муж Ефросиньи Филипповны с войны не вернулся. И замуж она больше не вышла. «Никогда с мужчиной под одной крышей не жила!»
