Дуглас Кеннеди - Пять дней
— Черная? — с сомнением в голосе произнес Ричард, когда я протянула ему рубашку. — Не слишком ли радикально?
— Она будет хорошо гармонировать с курткой, особенно если вы подберете к ней и черные джинсы.
— Я в жизни не носил черного.
— Но наверняка хотели. Лу Рид, все такое.
— Я седой, невзрачный, скучный тип, чтоб носить…
— Вы самый интересный человек из всех, кого мне доводилось встречать за…
Когда последний раз я встречала столь интересного человека?
— Вы снова мне льстите, — сказал он.
— Нет, говорю как есть. Так, а теперь… мне нужно знать ваш размер талии и длину брюк.
— Джинсы я сам возьму.
— Нет уж… я выберу, а вы, если не понравится, забракуете.
— Талия — тридцать четыре, как ни стыдно это признавать…
— У Дэна — тридцать шесть. А длина?
— Тридцать два. Но вы и вправду думаете, что в черных джинсах с черной рубашкой я буду смотреться…
— Как? Слишком круто?
— Или нелепо.
— А вы примерьте, а потом сами скажете мне, нелепо или как?
Я нашла полки с джинсами, выбрала черные «Левисы» нужного размера, дала их Ричарду и показала в сторону примерочной. Когда он направился туда, я вдогонку спросила, какой у него размер обуви.
— Десять с половиной. Только, право, я чувствую себя…
— Если вы себе не понравитесь, никто не заставит вас это носить. Но примерить-то можно?
В одном из углов магазина, увешанном плакатами периода Первой и Второй мировых войн с призывами вступать в армию, я увидела пару черных ботинок — на шнурках, по щиколотку, из зернистой кожи, стильных, но не эпатажных — нужного размера. Я принесла их в примерочную, постучала в кабинку, где переодевался Ричард, и просунула ботинки в большую щель между полом и нижним краем дверного полотна.
— Эти, возможно, подойдут, — сказала я.
— Тоже черные, — отозвался голос из кабинки.
— И что в этом плохого? Позовите, когда будете готовы.
Минутой позже из кабинки вышел совершенно другой человек. Ричард снял свои очки, которые скоро собирался заменить. Эффект, усиливаемый новой одеждой, был потрясающий. Джинсы, черная рубашка и черные ботинки сидели идеально. И кожаная куртка изумительно гармонировала с остальным его нарядом, хотя съемный меховой воротник несколько выбивался из общего ансамбля, напоминая о военных фильмах 1940-х годов, в которых действие разворачивалось на восточном фронте. Не считая этой пустячной детали, вся остальная одежда словно была сшита специально для него. Он сразу помолодел лет на десять. Избавившись от своей бухгалтерской униформы и невзрачных очков в массивной металлической оправе, доминировавших на его лице, Ричард мгновенно будто бы приобрел другое «я». Теперь он был похож на профессора английского языка и литературы, которого абсолютно не смущает его возраст. Я встала рядом с Ричардом и стала разглядывать наше отражение в зеркале — мы оба были одеты, как модная супружеская чета, проживающая в большом городе, — и в голове у меня вертелась лишь одна мысль: почему я многие годы одеваюсь в безликом, невыразительном стиле? И самое противное: я поняла, что никто не заставлял меня следовать этому стилю — только я сама.
— Ну… — произнес Ричард, рассматривая нас в зеркале.
— Что скажете?
— Неплохо.
— К чему такая сдержанность?
— Ладно, скажу честно: мне нравится. Хотя такой мой вид меня пугает.
— Вот и мне тоже нравится мой нынешний вид, но мне и в голову никогда не придет пройтись в таком наряде по центральной улице Дамрискотты.
— Ну, если вы думаете, что я смогу ходить так по Бату…
— Думаю, сможете. Уверена, ваши клиенты и соседи одобрят ваш новый стиль.
— В таком случае, почему же вы у себя дома не одеваетесь так, как вам нравится?
— Я только что задавала себе тот же вопрос. Может быть, так и поступлю… если наберусь смелости.
— У меня та же проблема.
— Сейчас вы внешне совсем другой человек.
— А вы еще прекраснее, чем вчера.
Я покраснела. И одновременно, не отдавая себе отчета, взяла его за руку и переплела его пальцы со своими. Мы не повернулись лицом друг к другу. Говоря по правде, мы оба нервничали, и это было заметно: ладонь его, как и моя, была влажной. Однако он не отнял своей руки. Напротив, стиснул мои пальцы. Глядя в зеркало, мы видели себя держащимися за руки и совсем не похожими на ту женщину и на того мужчину, какими мы были двадцать четыре часа назад.
— Эй, ребята, вы клево смотритесь.
К нам обращалась одна из продавщиц. В голосе ее сквозило изумление, на губах играла удивленная улыбка, словно она хотела сказать: эй, ребята, вы клево смотритесь… но на самом деле я говорю это, чтобы польстить вам, потому что вы годитесь мне в родители. Мы тотчас же разжали ладони, словно два виноватых подростка, которых застигли в компрометирующих позах. Девушка тоже это заметила и уже более сдержанным тоном добавила:
— Извините, если помешала.
— Вы не помешали, — невозмутимо произнес Ричард. Вновь взяв меня за руку, он сказал продавщице: — Я хотел бы все это сразу надеть.
— Без проблем, — ответила девушка. — Как только будете готовы, я просто срежу все ярлыки. И на куртке есть магнитная бирка, которую нужно снять.
Продавщица удалилась.
— Ловко вы ее заткнули, — с улыбкой заметила я.
— Иногда я умею проявлять решительность. И кстати, о решительности: я намерен всю свою старую одежду выбросить в ящик первого же магазина «Доброй воли»,[40] что мне попадется.
Теперь я сжала его руку:
— Вот это правильно.
Наконец мы все-таки повернулись друг к другу лицом.
И вдруг…
Бип.
Мой сотовый оповещал, что меня ждет сообщение. Меня кольнуло чувство вины. Я выпустила руку Ричарда, но не решалась достать телефон. Ричард мгновенно оценил ситуацию. Не желая ставить меня в неловкое положение, он сказал:
— Пойду к продавщице, пусть снимет ярлыки. Жду вас у выхода.
Ричард пошел искать продавщицу, а я достала телефон и прочитала сообщение: «В гараже полный порядок. Люблю. Дэн».
Черт меня дернул достать этот проклятый мобильник, с сожалением думала я. Сблизилась с мужчиной, с которым только вчера познакомилась. Хожу с ним по магазинам, покупаю ему одежду. Беру его за руку…
О господи, сокрушаюсь, как двенадцатилетняя девчонка.
Да, я понимала, что послание Дэна — это еще одна попытка с его стороны загладить свою вину. Отчего почувствовала угрызения совести. Но… но… «люблю» он написал впервые за… я уже и не помнила, когда он последний раз говорил или писал нечто подобное. И сам факт, что он написал не «люблю тебя». Просто «люблю»… так добрые друзья заканчивают свои письма, посылаемые по электронной почте. Вот если бы он открыто признался мне в любви…
