Захар Прилепин - «Лимонка» в тюрьму (сборник)
Каждая вновь прибывшая партия заключённых на ТЗ подвергается так называемому «приёму». Специально для этого мероприятия вызываются бойцы спецназа. В избиениях принимают участие сотрудники оперчасти и лично замначальника ТЗ Кокотеев А.А. Бьют до такой степени, что люди не выдерживают и теряют сознание. Их приводят в себя, обливая холодной водой. Если не помогает, то применяют нашатырный спирт и снова продолжают избивать. Обессиливших, их окунают головой в парашу, тем самым уничтожая всякое человеческое достоинство. Точнее, стремясь его уничтожить, свести личность до уровня животного.
Самым трагичным побудительным фактором написания этой статьи явились две смерти. Две смерти на сорок человек, произошедшие в интервале немногим более месяца. Читадзе Заза умер во второй половине июня. Он был болен туберкулёзом. По мере ухудшения своего здоровья не переставал обращаться за помощью к сотрудникам медсанчасти. Их пассивное отношение, игнорирование всей серьезности состояния его здоровья завершилось его смертью. В ночь с 11 на 12 августа умер Карапетян А.Г. Есть одно сходство, оба – лица кавказской национальности. Человек, страдающий болезнями в области сердца и желудка, также часто обращался за помощью, и столь же равнодушное отношение санчасти привело к ещё одной смерти. Подобное игнорирование тяжёлого состояния человека я склонен расценивать как пассивное убийство. Последний вопрос: ТЗ на ДИК № 89 – что это, «Белый лебедь» или Бухенвальд?
Стас Михайлов
Стерилизатор
Каких персонажей здесь только нет! Зона собирает в себе самых разных людей. Конечно, основная масса – банальные уголовники: ворьё, грабители, мошенники, наркоманы и наркоторговцы и прочие, «до чужого добра охочие». Но сейчас речь не о них.
Живёт рядом со мной человек, на вид ему лет 30, росту среднего, худой, тихий такой, скромный. Слова грубого от него не услышишь. Появился он как-то вдруг и обратил внимание на себя именно своей тихой непохожестью на остальных. Общаясь с ним, я заинтересовался: за что же его закрыли? И вот какой диалог у меня с ним состоялся:
– Здравствуй, Дима! Как дела?
– Нормально. Только зона эта достала. Домой бы надо.
– Сколько сроку ещё?
– … (называет).
– А что за статья у тебя?
– Сто пятая через тридцатую.
– Не добил, что ли?
– Да, дверь толстая оказалась… да и чурбан живучий.
– Дверь-то при чём?..
– Я через дверь стрелял, наугад.
– Погоди, погоди. Давай сначала.
– А что сначала-то? Чурка поселился в квартире напротив. То ли он наркотой барыжил, то ли что, только кодлы к нему ходили регулярно, по десять раз на дню. Да беспокойные такие, шуму от них… И всё чурбаньё. Встанут толпой на лестнице и орут по-тарабарски. А у меня дочка маленькая не спит… Раз их заткнуться попросил, другой. Не понимают, скоты, ещё и отпи…ть грозятся.
– И что, пострелял их?
– Да нет, и не хотел вообще-то. Долго спускал им на тормозах, думал, уймутся. Так они, суки, доброту за слабость приняли, видать. Обнаглели донельзя, подъезд оккупировали плотно, не выкурить; детишки, бабы ходить боятся. Я раз иду, смотрю, стоит этот барбос – сосед. Говорю ему: «Ты гостей своих уйми…» Он же, гнида, быка включил, орёт, прёт на меня… Взбесился, короче. Захожу домой, заряжаю дробовик картечью. Выхожу обратно в подъезд, его уже нет. Звоню, слышу – подходит, спрашивает: «Кто там?» (Акцент их ненавижу.) Сыпанул ему через дверь картечью с обоих стволов. Выжил, подлец, в реанимации, правда, полежал.
– И куда ты ему попал?
– В пузу и в яйца.
– Так он теперь стерилен, не наплодит теперь зверят?
– Не наплодит. – Смеётся.
– Ну, дай бог ему здоровья. – Смеёмся оба.
ИК-4 Ленобласть
Наталья Чернова
«Пронзительность жизни...»
Пронзительность жизни.
Шестой централ.
В одиночестве,
на десятый день голодовки,
где-нибудь на промёрзшей «больничке»,
петь,
перекрывая своим голосом радио,
про глаза человека,
которого я никогда не смогу убить
и который десятки раз
убивал меня.
Вспоминать ощущения умирания
и видеть,
как сквозь туман проступают силуэты домов
и откуда-то издали
раздаётся смех…
Ещё бы! У них – Новый год,
а у нас
холодное лето две тысячи пятого.
В боксе все стены заляпаны:
здесь всюду тушили окурки…
Мы все маньяки!
Мы все придурки!
Мне нравится в этом боксе.
Я бы осталась здесь жить.
«Россенант – банальная боевая лошадь…»
Россенант – банальная боевая лошадь…
Живёт в СИЗО безумный художник,
Негласно уже осуждённый
На вечный суд.
А по утрам здесь включают попсу,
И подъём!
И каждое утро кончается
Всего лишь ещё одним днём.
Хороводы мёртвых деревьев,
Зима и лёд.
На каждом клочке бумаги —
Безумный акын что помнит, то и поёт…
А Россенант пытался спастись
Из горящей конюшни,
Но повредил левую икру
И стал всем ненужным.
С тех пор он снова и снова
Просит огня:
Никто не любит меня!
Никто не любит меня!
Никто не любит меня!
– А за что вас любить, банальная лошадь?
Которой станет, прорвав кордоны,
Безумный художник.
И тысячи новых «я»
Будут снова и снова просить огня:
Убейте меня!
Заройте меня!
Забудьте меня!
«Моя вера и моё неверие...»
Моя вера и моё неверие
Разрушат эти стены и построят новые.
Я выйду отсюда молодой и прекрасной,
Чтобы умереть на свободе
Старой и безобразной.
Чтобы вернуться в разрушенный город,
Отгонять вороньё от трупов друзей
И знать, что не стоило возвращаться…
Моя вера и моё неверие
Полностью контролируют
Любую ситуацию!
г. Москва, ИЗ 77/6
Дембельский альбом Натальи Черновой 100 дней до приказа
(вы когда-нибудь пробовали мастурбировать на числа?)
4 сентября 2007 г. Мне осталось сидеть ровно 100 дней. 100 дней до приказа!
Итак! Почти месяц я с азартом задумывала этот альбом, придумывала, вспоминала разные приколы… В оконцовке всё, что было придумано и упомнено до сего дня, уже написано и далее, видимо, пойдут записи дневникового характера + желающим будет предоставлена возможность вписаться сюда тоже.
