Виктор Пономарев - Записки рецидивиста
— Галстук еще не забудь, — сказал я.
— Сроду его не таскал и завязывать не умею.
— Вот и плохо. Надевай, как можешь.
Рабочий завязал галстук узлом.
— А теперь вытащи из кармана кошелек.
Он вытащил, протянул мне. Я открыл кошелек, достал червонец и дал мужику.
— Все, вали отсюда. Завтра опохмелишься за свое и мое здоровье. И считай, это подарки от заводоуправления.
Рабочий ушел, а начальнику я сказал:
— Надевай брезентуху, а то ты совсем отвык от рабочей одежды.
Когда он оделся, я вытащил из кошелька документы, отдал ему и сказал:
— Маску тоже возьми, пригодится в хозяйстве. Вот хорошо. А теперь быстро иди и не оглядывайся. Понял? Я буду смотреть за тобой.
Мужичонка засеменил все быстрее и быстрее, а я повернулся к Виктору, крикнул:
— Все, съем, валим.
И мы направились в сторону Баилова. Пришли домой поздно ночью. В кошельке оказалось около полутора «кусков». Я дал Витьку его долю, и мы разошлись спать.
5На другой день проснулся поздно, дома никого не было. В большой гостиной в углу висела клетка с попугаем. Только я вошел в комнату, попугай крикнул:
— Здравствуй!
— Здравствуй, — поздоровался я и подошел поближе.
Голова у меня после вчерашних возлияний гудела, как пивной котел. Смотрю, в клетке одно вареное яйцо откатилось в сторону, хотел его подвинуть ближе к попугаю и только протянул руку к яйцу, попугай как крикнет:
— Положи!
От неожиданности я резко отдернул руку от клетки, а мозги у меня перевернулись.
— Ах ты, сука, — начал я ругаться. — Не надо мне твое вонючее яйцо, и больше я к тебе в жизни не подойду, морда твоя тюремная. Качаешься в «киче» за решеткой, вот и качайся. Век свободы тебе не видать.
Вышел во двор умыться, появился и Витек.
— Ты что, Дима, ругаешься?
— Да попугай меня сейчас напугал.
— Какой попугай?
— У хозяев моих в углу в клетке висит. Иди сам посмотри.
Витя зашел, попугай крикнул:
— Здравствуй!
— О, так он культурный у них, — сказал Витя.
— Я этому культурному устрою красивую жизнь. Он еще не знает, с кем связался.
С Витей сходили на базар, набрали помидоров, огурцов, в магазине прицепили водки, пива. Дома выпили, отметили вчерашний успех: не каждый день доводится «торчков бомбить», причем таких «наваристых». И Витя выдержал свой первый экзамен на «вшивость». Такую ночную шалость «старший дворник» обычно квалифицирует как «растрата с криком» (разбойное нападение). Экипаж у нас подбирается ништяк. И Галку я планировал взять в него. Была бы у нас наводчицей для серьезных дел, а это «щипачество» (карманное воровство) и постыдную проституцию заставлю ее бросить.
Снова пошли отдыхать по своим комнатам. Лег, но спать мне что-то не хотелось. Вышел в зал, стал учить попугая говорить слова «ух, кобра». Раз двадцать я повторил эти слова. Попугай сначала ошалело смотрел на меня, как на дурака, потом как крикнет:
— Ух ты, тварь!
— Вот уже и первые успехи политики нэпа, — засмеялся я и дал попугаю еще кусочек мяса, а сам пошел к себе и, довольный сам собою, вскорости уснул.
Вечером дал Татьяне двадцать пять рублей, попросил:
— Тетя Таня, сходите на базар, возьмите мяса побольше, пожарим, и водки.
Дядя Коля пьяненький пришел с работы, Татьяна накрыла стол, пригласила нас. Выпили по рюмке, дядя Коля и говорит:
— Вы тут сидите и ни хрена не знаете. Что вчера было, что было в городе. Весь Баку только и говорит об этом, такого у нас еще не было. Один грабитель ночью возле ресторана «Интурист» раздел двух людей: заведующего товарной базой и сварщика с завода на Баилова, заставил их поменять вещи и отпустил. Так этот сварщик приходит домой, стучит, а жена его не пускает. Сначала открыла, глянула, человек стоит в шляпе, галстуке, чесучовом макинтоше, и захлопнула дверь перед самым его носом. Мужа своего не узнала, всегда приходил в грязной брезентухе. Так он давай ее уговаривать через дверь: «Да это же я, Вова, муж твой. Ты что, Нюра, с ума сошла?» Когда она снова открыла дверь, Вова зашел и рассказал ей, как все случилось, жена давай смеяться, а он ей говорит: «Ты, Нюра, не смейся, этот грабитель мне еще десять рублей дал, сказал, чтобы утром выпил за его здоровье. Так что, Нюра, завтра я на работу не пойду, а пойду пить за здоровье хорошего человека. И не вздумай возникать».
Меня чуть не разобрал смех, но я с серьезным видом сказал:
— Ну, обнаглели бандиты, чего вытворяют. Куда только милиция смотрит?
— Как куда, как куда, — сказал дядя Коля. — Милиция арестовала завбазой. Видят — пьяный в брезентухе шатается по дороге. Так его в машину бросили и в милицию отвезли.
Как я ни крепился, не выдержал, рассмеялся. После очередной порции горячительного дядя Коля окончательно сник. Я ушел в свою комнату, но слышал, как он кряхтел, чертыхался, не мог разуться. Потом он сильно топнул ногой об пол, и в этот момент попугай крикнул:
— Ух ты, тварь!
Пьяный дядя Коля, все-таки поняв, что этот комплимент относится к нему, заорал:
— Кто тварь? — и запустил в попугая сапогом.
Тетя Таня кинулась его уговаривать:
— Коля, птица-то при чем? Она что слышит, то и говорит.
Через некоторое время дядя Коля утихомирился, уснул.
6В одном с нами дворе жил дядя Гриша, маленький пожилой человек. Если бы пришлось давать ему полную характеристику, хватило бы одного слова — «пьянчужка». Иногда я выйду во двор, сяду на лавочку за маленький столик, дядя Гриша тут как тут. Спросит:
— Ну что, по рублю?
— Хоть по десять, дядя Гриша. Для такого человека ничего не жалко.
Дам ему деньги, он сбегает в магазин и сидим выпиваем, играем в «чухарки», пока не придет его жена-немка, законченная неврастеничка. Начинает шуметь, ругаться, схватит дядю Гришу под мышку, как полено, и тащит домой. Была она рыжая-прерыжая, страх Божий, какая рыжая. Иногда она заходила к нам домой, просила у Татьяны то сковородку, то кастрюлю.
Как-то дома никого не было, так я решил продолжить самообразование по освоению профессии укротителя попугаев. Подошел к Кузе, так звали нашего хулигана, и повторил раз двадцать:
— Ух, рыжая сука!
Заходит как-то вечером немка, просит у тети Тани большую кастрюлю, а Кузя как крикнет:
— Ух, рыжая сука!
Немка, как подрубленная, грохнулась на пол и тихо так, чуть не плача, говорит:
— Таня, что же это такое делается?
— Да успокойся, Неля, это же птица глупая.
— Да, но меня в жизни никто так не называл. Дай водички, больше моей ноги здесь не будет.
Поднялась с пола, хотела уходить, а Кузя ей, как прощальный комплимент, выдал:
