Алина Знаменская - Венерин башмачок
— Ты хорошая, Ир, ты мне нравишься… Но я не могу… Я Лену люблю, ты же знаешь. Мы женимся. А у тебя все еще будет…
Он пятился и в конце концов уперся спиной в стог.
— Ничего не говори, Сашенька. Только сегодня… Один раз…
Она подошла к нему вплотную, прямо по мозгам ударил запах ее тела — запах молодой женской страсти. Она взяла его руки и положила себе на грудь…
…Утром Петров проснулся от палящего солнца. Оно жгло затылок. Где-то рядом тарахтел трактор, на телеге гремели бидоны. Он лежал в стогу, совершенно голый, а его штаны и кроссовки валялись поодаль. Голова гудела так, что он не мог идти. Каждый шаг отдавался набатом в голове. Кое-как добрел до реки, лег в воду у самого берега — отмокать. Кое-как отошел.
Ира после того случая как бы исчезла с глаз. Вела себя тихо, не докучала. Потом, на трезвую голову, Сашка Петров даже начал сомневаться: а было ли что или ему по пьянке привиделось? Было очень удобно думать, что привиделось.
У них с Леной все закрутилось, они не могли друг без друга ни минуты. Он сидел у двери ее аудитории, поджидая окончания лекций. Он таскался с ней по музеям и выставочным залам, а по выходным разгружал вагоны, зарабатывая на свадьбу.
А в «октябре багрянолистом» в один из теплых дней его догнана Ира и буднично так спросила:
— Ты еще не обедал?
Сашка всегда терялся в ее присутствии. Не знал, куда глаза деть. Ему хотелось на все ее вопросы ответить отрицательно. И он с готовностью покрутил головой. Нет, не обедал.
— Тогда пошли в пельменную. Я угощаю.
— Что, есть повод? — тупо ляпнул он, придумывая правдоподобную отмазку.
— Есть, — коротко согласилась Ира. Взяла его за руку и повела.
Отмазки он так и не придумал. Покорно проследовал за ней в маленькую пельменную, расположенную в подвальном помещении недалеко от института. Послушно взял из рук глиняный горшочек с пельменями. Места в этом заведении были только стоячие, с крючками для сумок. Расположились в углу. Петров давился пельменями, запивал компотом и лихорадочно вспоминал все слышанные когда-либо анекдоты. Пытался острить. Ирка ела молча, изредка поглядывая на него. Ее молчание напрягало. Оно не соответствовало ее природе, за ним что-то крылось. Он приготовился твердо дать отпор, если она вновь попытается «посягнуть на его честь».
Девушка доела пельмени, задумчиво поковыряла в зубах. И сообщила:
— Петров, поздравляю. Я жду от тебя ребенка.
Это был ход конем. Он испугался так, что едва не рухнул. По крайней мере очень пожалел, что столовка без стульев. Он почему-то сразу понял, что она не врет. Поверил. Его внутреннее «я» так сопротивлялось услышанному, что он чуть не заплакал. Он был готов убить ее. Стукнуть глиняным горшком по голове — и убить!
— Я люблю тебя и в любом случае рожу этого ребенка, — сказала она твердо, вытерла губы, повернулась и пошла.
Она поднималась вверх по узкой каменной лестнице подвала, а он, раздавленный, тупо смотрел ей вслед.
— Ленке не говори! — вдруг спохватился он. Ира дернула плечом.
Он чувствовал себя так, словно услышал смертный приговор. Он понял, что обречен. Ирку он не знал, а она, оказывается, изучила его хорошо. Она била на его порядочность. А Сашка Петров был порядочным до мозга костей. И ответственным. Он в группе своей был старостой, а в студотряде — командиром. Она знала, что он не бросит ребенка. И поэтому не разводила соплей, не умоляла, не грозила. Объявила и стала ждать.
Из той столовки он как чумовой понесся искать Лену. Страх потерять ее гнал Петрова как ошпаренного. Обегал все аудитории, не нашел. Сказали, что она пошла в общежитие. Он помчался в общагу. Перед ним закрыли дверь. Она не хотела его видеть! Недооценил он Ирку, крича ей вслед: «Не говори Лене!» С Лены она и начала. Объявив новость его невесте и поведав все «как было, не таясь», она отправилась кормить его пельменями.
Петрову было — хоть стреляйся. Парни из общежития сочувствовали и давали советы. Засылали послов к Лене — бесполезно. Тогда он решил напиться и пойти к Ирке, сказать ей честно, что он о ней думает. Он выпил два стакана, но так и не опьянел. Но к Ире он все-таки пошел. Девочки из ее комнаты объявили, что Иру положили в больницу на сохранение.
Тогда он опустился на пол посреди коридора и от злости и бессилия, матерясь и ругаясь, заплакал.
В тот же день, когда Ирка вернулась из больницы, Лена бесследно исчезла из института и из жизни Петрова. Она забрала документы и перевелась в другой вуз. Он знал, что искать ее бесполезно. Ему нечем было оправдаться перед ней.
У Ирки беззастенчиво рос живот. Чтобы Сашка не сомневался, она все справки из больницы приволокла, где сроки указаны. Он и без справок не сомневался, что это его ребенок.
Она не ходила за ним и ни о чем не просила. Но он и сам знал, что должен что-то решать. Выпив водки, он отправился выяснять отношения.
Девочки, как только он вошел, тактично растворились, оставив их вдвоем.
— Как только ребенок родится, распишемся, — объявил он угрюмо.
Ира молча смотрела на него. В ее глазах появилось что-то знакомое. Когда-то он уже замечал у нее подобный взгляд. В нем не было вины, раскаяния или боли. В нем были ожидание, заинтересованная радость, едва сдерживаемое торжество.
Он разозлился.
— Это я делаю только ради ребенка. А тебе никогда не прощу!
Ему хотелось наговорить ей еще кучу резких слов, его подмывало наорать на нее, выплеснуть на нее всю злобу. Он почувствовал, как раздуваются собственные ноздри. И снова наткнулся на ее ненормальный взгляд. Да, именно — ненормальный! Она смотрела на него пристально, с любопытным ожиданием одержимой. Так, наверное, туристы наблюдают в бинокль за кратером действующего вулкана, который вот-вот начнет извержение. Его ошарашил ее взгляд. Она ожидала его всплеска, его ругани с каким-то тайным предвкушением. Она наслаждалась его бешенством!
Он оцепенел в замешательстве. Она подошла к нему вплотную и цепко обвила его руками.
— Как мне нравится, когда ты такой!
Он открыл рот, чтобы что-то ответить, но она впилась в него поцелуем.
«Она — ненормальная», — мелькнуло у него в голове. И потом в их семейной жизни, когда они окончили институт и уехали по распределению втроем с маленьким Сашкой, эти дикие сцены неизменно повторялись, предшествуя сексу. Она доводила его до бешенства, а затем набрасывалась на него, как изголодавшееся животное. По-другому у них не было. Зачем он был нужен ей, почему она так добивалась его, для Петрова осталось загадкой. Он так и не смог ее полюбить. Детей любил, жену — никогда. На этой почве у них постоянно случались скандалы. Начинались они с пустяка, с какой-нибудь придирки, мелочи. Потом она обвиняла его в равнодушии, черствости. — А ему нечего было возразить, нечем прикрыть свою нелюбовь. Ирка была несчастна в браке. Но вцепилась в мужа мертвой хваткой. Петров так и не понял: откуда она черпала вдохновение любить его без ответа?
