Мария Воронова - Клиника одиночества
Алиса мгновенно поставила периферический венозный катетер и подключила систему. Хотела укрепить датчики кардиомонитора, но Стас остановил – потом, потом. Кровь из раны текла на пол. Времени измерить давление не было, но, судя по тому, что пульс на лучевых артериях не определялся, оно было не больше шестидесяти. То, что Зоя в таком состоянии разговаривала с ними, иначе, как чудом, объяснить было нельзя.
– Не повезло вам со мной сегодня, мужики, – улыбнулась она, когда Стас приблизился к ней с ларингоскопом.
Интубировать придется грубо, на живую, любые препараты для наркоза снижают давление.
– Простите, Зоя Ивановна, сделаю вам больно.
Она послушно запрокинула голову и открыла рот, Алиса ввела атропин, а Стас заработал клинком ларингоскопа.
Колдунов тем временем нырнул в халат и перчатки. Операционная сестра подала корнцанг с антисептиком для обработки поля, но он взял у нее баночку раствора и для скорости плеснул на живот.
– Я начинаю!
– Фентанил и релаксанты, быстро! Можно, Ян Александрович.
Колдунов молниеносно рассек брюшную стенку. Ассистент отработал крючками.
– Отсос, тампоны, быстро! – скомандовал Колдунов.
Стас, подлезая под шторку с простыней, ограничивающую операционное поле, ставил подключичный катетер, прислушиваясь к Алисиным переговорам с отделением переливания крови. У Зои была первая группа, но в ОПК давали только одну дозу эритроцитарной массы.
– Пусть поднимают центральную станцию, в других больницах ищут, но чтобы четыре дозы было! – рявкнул Стас. – И не позже чем через полчаса!
Давление падало. В отсосе накопилось два с половиной литра крови, а источник кровотечения еще не нашли. Стас струйно лил полиглюкин, рефортан, но это не спасет положения без донорских эритроцитов.
– У меня тоже первая, – тихо сказал Иван. – Возьми хотя бы литр.
– Ты же знаешь, сейчас прямое переливание запрещено.
– Ничего, у нас все микробы общие.
– Алиса, возьми у него восемьсот грамм, – скомандовал Стас, – а потом прокапай физиологии литра полтора.
– Почечная ножка перебита! – крикнул Ян Александрович. – Зажим сюда! Все. Остановили.
Стас перевел дух. Кажется, с начала операции он не дышал от напряжения. Сейчас Колдунов сделает нефрэктомию[16], он перельет Зое теплой Ванькиной крови, и давление начнет быстро подниматься.
Неужели самое страшное позади? Он посмотрел на хирургов. Лоб Колдунова был весь в бисеринках пота.
– Стабилизируй ее немножечко, – сказал профессор. – Догони хотя бы до восьмидесяти, и я почку убирать начну.
Наверное, сейчас Колдунов не думал, что оперирует близкого человека. Об этом просто нельзя было думать ни ему, ни Стасу. Он видел операционную рану, видел перерубленную железным прутом почечную ножку, но то, что все это принадлежало Зое Ивановне, должно было оставаться за гранью его сознания.
Монитор показывал шестьдесят на двадцать. Давление не повышалось, но и не падало, уже хорошо. Алиса принесла два пузатых пакета с Ванькиной кровью. Там было не меньше литра.
– Можно работать, – сказал Стас.
Люба безучастно позволила одному из врачей отвести ее в приемный покой. Там она села на стул дожидаться известий. Хорошенькая девушка в белом халате обработала ей разбитую губу. Потом пришел врач, но Люба сказала, что прекрасно себя чувствует и не нуждается в помощи. На самом деле она не чувствовала себя никак и не ощущала собственного тела. Поверить в то, что произошло, она тоже не могла.
– Пойдемте, я вам чаю дам, – предложила медсестра. – И переодену, вы же вся в крови.
Люба с недоумением оглядела себя. Действительно, пиджак и юбка заскорузли от крови, колготки порвались, а она ничего этого не замечала.
Она машинально помылась под еле теплой водой, надела ветхие хирургические штаны и рубашку.
– Да не волнуйтесь так, – заговорила медсестра. – Оперирует Ян Александрович, а он знаете каких больных вытаскивал? Все будет хорошо. Возьмите сигарету. Или вот что. Я вам сейчас вина налью.
Люба покачала головой, но выпила вино залпом, словно лекарство. Сестричка что-то быстро говорила и говорила, и Любе казалось, что она уговаривает саму себя.
– Вы точно не пострадали? Пусть все же врач посмотрит. Лучше будет, если посмотрит, мне ведь про вас тоже надо телефонограмму передавать.
– Пусть посмотрит, если нужно.
Вернулся доктор. Он уже знал, что Люба – подруга Зои Ивановны, поэтому во время осмотра тоже утешал ее.
Любе хотелось только одного – чтобы ее никто не замечал. Уехать, не узнав результат операции, она не могла, но не считала, что пострадала настолько, чтобы вокруг нее суетились медработники. Ее попросили сдать кровь на алкоголь, сестричка вспомнила про стакан вина, ахнула и сама сдала кровь вместо Любы, повторяя как заклинание: «Ее спасут, спасут».
– Надо денег, наверное? На лекарства и вообще, – сказала Люба.
Сестра замахала руками.
– Извините.
...Как и предполагала Люба, Максимов не обрадовался Зоиному появлению. Посадив незваную гостью на диван, он вызвал Любу в кухню и свистящим шепотом устроил ей разнос. Он говорил резкие, обидные вещи. Люба пытается влиять на его жизнь и перестраивать ее по собственному вкусу, на что не имеет никаких прав. Она слишком вольно распоряжается его временем и жилплощадью. Любе хотелось уйти, но оставить Зою наедине с Борисом было бы предательством.
Когда они вернулись в комнату, Зоя, ничуть не смущенная холодным приемом, потребовала у Максимова кофе. Кофе был сварен, разлит по чашкам, и доктора удалились на балкон, оставив Любу в обществе телевизора. Сквозь закрытую балконную дверь она ничего не слышала. Но, судя по жестикуляции, беседа велась на повышенных тонах.
Горькие мысли не давали Любе покоя. Пусть она совершила бестактность и привела к Борису его злейшего врага, ну и что? Ведь теоретически можно допустить, что она не знает об этой вражде. Можно было посмеяться над забавным совпадением и попросить Любу не приводить Зою впредь. А он стал отчитывать ее, словно нашалившую пятиклассницу!
Хлопнула дверь, и доктора вернулись к комнату.
– Борис, прошу тебя! Не лезь к нам, и мы тоже тебя не тронем. Пусть Ян с Димой спокойно работают. Не вмешивайся. Ты развалишь хорошее дело, а взамен ничего не создашь!
– Отчего же? – Максимов высокомерно усмехнулся. – Отчего вы так решили, Зоя Ивановна? Вы разве так хорошо знаете нейрохирургию?
По лицу Зои было видно, что она всеми силами старается удержаться от грубости, но у нее не получилось.
– Зато я знаю тебя! – выпалила она. – А вот ты, похоже, совсем меня не знаешь! Я выживу тебя из академии, и на должность главного нейрохирурга тоже охотники найдутся. Неужели ты не понимаешь, что сидишь только потому, что с тобой никто не хочет связываться?
