Джоди Пиколт - Обещание
Крис попытался сосредоточиться на еде, напоминая себе, что виновным человека может признать только суд. В этом он не сомневался.
С другой стороны, Крис припомнил все, что Гектор сказал, когда они проходили мимо одиночной камеры: «Схватил ребенка среди ночи и сбрендил, чувак. Так сильно его треснул, что шею сломал». Кто знает, что может вывести из себя таких молодчиков, как этот парень?
Внутри у Криса все похолодело. Он поставил тарелку и направился к двери камеры, намереваясь отправиться в ванную комнату в конце коридора. Но она оказалась заперта и будет заперта еще по крайней мере полчаса. Впервые с тех пор, как угодил сюда, Крис был в камере не один. Он посмотрел на серый унитаз всего в нескольких сантиметрах от колена Стива Вернона. Покраснев от смущения и пытаясь не думать о том, что делает, он спустил штаны, сел на унитаз, скрестил руки на коленях и уставился в пол.
А когда закончил и встал, то обнаружил, что Стив лежит на своей койке, а полупустая тарелка стоит на кровати Криса. Вернон отвернулся от унитаза к голой стене, насколько возможно щадя достоинство Криса.
Телефон зазвонил в ту минуту, когда Майкл уже собирался отправиться по вызовам.
— Алло! — нетерпеливо бросил он, уже начиная потеть под тяжестью зимней куртки.
— Ой, Майки! — приветствовала его двоюродная сестра Феба из Калифорнии — единственный человек, который называл его Майки. — Я просто хотела позвонить и выразить свои глубочайшие соболезнования.
Майкл никогда Фебу не любил. Она была дочерью его тетки, и, видимо, мать после похорон сообщила новость племяннице, поскольку сам Майкл никого из своих родственников о смерти Эмили не извещал. Феба носила длинные волосы в стиле хиппи и сделала карьеру на том, что бросала горшки, которые намеренно делались кособокими. Когда Майкл с ней общался — что случалось довольно редко, на семейных праздниках, — ему всегда вспоминался тот случай, когда им было по четыре года и она глупо хихикала, когда он замочил штанишки.
— Спасибо, что позвонила, Феба, — сказал он.
— Мне сообщила твоя мама, — добавила она.
Майкл удивился. Как мама могла делиться информацией, которую сам Майкл еще не мог принять?
— Я подумала, что тебе, может, хочется с кем-то поговорить.
«С тобой?» Майкл чуть было не задал ей этот вопрос, но опомнился. Потом вспомнил, что гражданский муж Фебы два года назад повесился в туалете.
— Понимаю, каково это, — продолжала Феба, — внезапно узнать о том, что должен был заметить давным-давно. Они попали на небеса — ведь к этому они и стремились. Но у нас с тобой остались вопросы, на которые они уже никогда не дадут ответов.
Майкл продолжал хранить молчание. Неужели она до сих пор скорбит, спустя два года? Неужели она намекает на то, что у них много общего? Майкл закрыл глаза и почувствовал, как дрожит, несмотря на теплую куртку. Это неправда, это просто не может быть правдой. Он не был знаком с мужем Фебы, но и она не могла знать своего мужа настолько же хорошо, как Майкл знал Эмили.
«Настолько хорошо, — подумал Майкл, — что случившееся стало полнейшей неожиданностью?»
Он почувствовал резкую боль в груди и понял, что это чувство вины лезет из всех щелей: из-за того, что оказался неспособным увидеть, что дочь в депрессии, из-за того, что даже сейчас ведет себя настолько эгоистично, что думает о том, как самоубийство Эм пятном ляжет на него как отца, и совершенно не думает о самой Эмили.
— Что мне делать? — пробормотал он, не понимая, что произнес последние слова вслух, пока не услышал ответ Фебы.
— Жить, — сказала она. — Делать то, что они уже не могут. — На другом конце провода его сестра вздохнула. — Знаешь, Майкл, я раньше сидела и пыталась объяснить произошедшее, как будто существует некий ответ, который можно найти, если поискать повнимательнее. Потом однажды я поняла, что если бы такой ответ был — Дейв до сих пор был бы жив. И я задумалась: неужели Дейв ощущал то же… то же, что я не могу описать словами? — Она откашлялась. — Я до сих пор не могу понять, зачем он это сделал. Я не одобряю его поступок, но, по крайней мере, стала чуть лучше понимать, что происходило в его голове.
Майкл представил, что в животе Эмили сжимался тот же гордиев узел, что сейчас у него, что мысли Эмили так же метались. И в миллионный раз пожалел, что оказался недостаточно бдительным, чтобы разделить ее боль.
Он невнятно поблагодарил Фебу и повесил трубку. Потом, не сняв меховую куртку, устало поднялся по лестнице пустого дома. Вошел в комнату Эмили и растянулся на ее кровати, по очереди посмотрел на зеркало, на учебники, на разбросанную одежду, пытаясь взглянуть на мир глазами дочери.
Френсиса Кассаветеса приговорили к шести месяцам тюрьмы, но он отбывал свой срок по выходным. Такова была обычная практика наказания для тех, кто имел работу и приносил пользу обществу: судья разрешал им приходить в тюрьму в пятницу и уходить в воскресенье, позволяя в будние дни работать. «Пятнишники» считались в тюрьме приходящими царьками и бóльшую часть времени занимались тем, что брали взятки у сокамерников, которым повезло меньше. Они проносили сигареты, иголки, таблетки тайленола — все, что угодно, — за определенную мзду.
Френсис, войдя в режим строгой изоляции, спросил Гектора:
— Я тебе друг?
И прошел мимо Гектора в туалет. Потом вернулся, кулаки его были сжаты.
— Ты должен мне двойной тариф, Гектор. Я поранился об эту чертовщину.
Крис видел, как рука Гектора коснулась руки Френсиса, и мелькнул маленький белый тюбик. Он повернулся и пошел в свою камеру.
Стив загнул угол страницы в журнале, который читал.
— Френсис опять принес ему сигареты.
— Я уже понял, — сказал Крис.
Стив покачал головой.
— Гектору лучше бы попросить никотиновый пластырь, — пробормотал он. — И Френсису будет проще его пронести.
— Как он это проделывает? — полюбопытствовал Крис. — В смысле, проносит сигареты.
— Раньше, я слышал, он прятал их во рту. Но его поймали, и теперь он прячет их в другом отверстии. — Поскольку Крис продолжал непонимающе смотреть на него, Стив покачал головой. — Сколько у тебя отверстий? — многозначительно спросил он.
Крис зарделся. Стив отвернулся и снова открыл журнал.
— Господи боже, — прошептал он, — как, черт побери, ты здесь оказался?
Едва войдя в помещение с длинными поцарапанными столами, за которыми сидело скопище его сокамерников, Крис увидел маму. Он подошел, и она бросилась к нему.
— Крис, — выдохнула она, гладя его по голове, как делала, когда он был еще маленьким. — Ты как? Нормально?
