Владимир Познер - Одноэтажная Америка
«Реклама до такой степени проникла в американскую жизнь, что если бы в одно удивительное утро американцы, проснувшись увидели бы, что реклама исчезла, то большинство из них очутилось бы в самом отчаянном положении… И вообще, без рекламы получилось бы черт знает что! Жизнь усложнилась бы до невероятия. Над каждым своим жизненным шагом приходилось бы думать самому».
Ах, наивные мои одесситы! Послушайте, что сказал во время интервью председатель совета директоров рекламного агентства ДДБ:
«Если им тогда показалось, что ее (рекламы. — В. П.) много, то что же сказали бы они сейчас? Я думаю, они пришли бы в ужас. С момента своего появления реклама всегда подвергалась критике, все жалуются, что рекламы слишком много. А кто должен решать, сколько ее должно быть?.. Просто подумайте о рекламе, как о чем-то отдельном, как о части системы свободного рынка. Без системы нет необходимости в рекламе, а без рекламы нет системы. Поэтому если вы критикуете рекламу — вы критикуете систему».
Как вам такая логика?
Да, от рекламы нет продыха, да, Рождество проникнуто насквозь запахом коммерции, да, толпы американцев, словно стада бизонов, сметая все и вся на своем пути, врываются в «Мейсис» и прочие магазины, где объявлены рождественские «сейлы», то есть скидки, все так. Но верно и то, что ничто не может сравниться с рождественским очарованием Нью-Йорка.
Город весь сияет и блестит, он украшен так, что даже знаменитый своими украшениями улиц и домов Сингапур блекнет рядом с ним. Витрины магазина «Сакс Фифе Авеню» и «Лорд энд Тейлор», каждая из которых изображает сценку из знаменитых сказок или книг, или кино, это просто произведения искусства — фигурки движутся, машинки бегают… толпы народа выстраиваются в очередь, чтобы насладиться, стоя у витрин, восхищаются и взрослые, и дети. Напротив главного здания Рокфеллеровского центра высится главная елка Нью-Йорка. Высотой она обычно порядка 30 метров, ее освещают 25 тысяч разноцветных лампочек, нет никаких украшений, кроме Вифлеемской звезды, которая ее венчает. Она высится над искусственным катком, к которому ведет аллея, по бокам которой стоят в человеческий рост ангелы, дующие в трубы. Красота неописуемая.
На пересечении Пятой авеню и Сорок второй стрит висит громадная рождественская звезда, появление и снятие которой извещает о начале и завершении «рождественского сезона». Город бурлит, искрится, в окнах, на крышах, на газонах то и дело можно увидеть результаты труда и воображения любителей рождественских украшений — тут вам и мигающие огоньками олени с дедами-морозами, гномики, ангелочки и даже в полный рост сцены рождения Христа и поклонения волхвов, дары приносящих.
Словом, зрелище неслабое.
* * *Перечитал все, что написал, и обнаружил, что о многом не написал ничего. Например, о религии в Америке, если не считать краткого диалога с ковбоем Марком Муром. А без религии не понять Америку, она зародилась, как страна, созданная религиозными беженцами, с одной стороны, и авантюристами и бандитами — с другой. И обе эти части продолжают сильно ощущаться в Америке.
Сейчас все спорят о том, готова ли Америка к президенту-женщине или к президенту-черному. Время покажет. Но можно совершенно определенно сказать, что Америка абсолютно не готова к президенту-агностику, не говоря о президенте-атеисте.
В Америке христианский фундаментализм распространен и не менее категоричен, чем фундаментализм мусульманский. Требования запретить преподавание в школах учения Дарвина не менее распространены, чем требования преподавания «креативизма».
Кстати, о преподавании: я не написал ничего о школьном образовании. Хотя в фильме мы этой темы коснулись. Здесь я лишь коротко скажу, что школьное образование в Америке весьма низкого уровня. Разумеется, есть школы совершенно блестящие, но в целом картина крайне неприглядная.
В Нью-Йорке я повел нашу съемочную группу в школу, в которой учился я — «Сити энд Кантри». Думаю, второй такой школы нет. Ее основательница, Каролайн Пратт, исходила из убеждения, что дети учат взрослого в неменьшей степени, чем взрослый учит ребенка. В этой школе не преподавали — открывали мир, развивали воображение, стимулировали самостоятельное мышление, ничего не учили в отрыве от реальности. Когда я учился там, это была школа для привилегированных детей, такой она и осталась: обучение стоит сегодня двадцать тысяч долларов в год.
Можно ли сказать, что семья бедная и средняя не может дать своим детям хорошее образование в Америке? Нет, так сказать нельзя. Но это очень и очень трудно. Например, «хай-скул», в которой я учился потом (хай-скул начинается с эквивалента нашего восьмого класса), Школа имени Питера Стайвесанта, бесплатная, но необходимо сдать конкурсные вступительные экзамены, чтобы попасть, а тот, который до этого учился в обычной «публичной» школе в одном классе с тридцатью пятью ему подобных, какие у него шансы пройти? Минимальные.
Странная штука: американское школьное образование — одно из худших в мире; американское высшее образование — одно из лучших, если не лучшее…
Я мало написал о бедности, теме, которая то и дело возникает у Ильфа и Петрова. Если вы живете в американском городе и нормально зарабатываете, то вы особой бедности не увидите. Так устроена жизнь, что люди с достатком живут в определенных районах, люди богатые — в других, а люди малоимущие — в третьих. Но мы-то ездили по стране, и мы видели многое.
Такой нищеты, как мне кажется, в Западной Европе не увидишь. По-настоящему голодные люди. Люди, еле-еле сводящие концы с концами. По статистике, их порядка тридцати семи миллионов — это более десяти процентов населения. Мы видели их — живущих в умирающих маленьких городках, живущих в трейлерах среди мусора и опустошенности, живущих в разных городских районах, которые думаешь увидеть не в Америке, а, скажем, в Пакистане. Такие районы есть и в моем любимом Нью-Йорке.
Нищета — это всегда ужасно, это всегда стыдно. Но в Америке? Но в самой богатой стране мира? С этим невозможно примириться.
Я ничего не написал о спорте в Америке, хотя авторы «Одноэтажной…» коснулись того, как болеют американские «фаны», чуть-чуть написали о боксе и об американском футболе, в котором, признаться, они совершенно не разбирались.
Я попытался объяснить Ване Урганту смысл и основные правила игры в бейсбол — и тщетно. С помощью Алены Сопиной удалось организовать одну игру с тренерами и мальчишками, поиграл с ними я, но никто в нашей съемочной группе не понял ничего.
Почему можно только три «страйка», но зато можно четыре «болла», почему игра не имеет временных рамок, почему, почему, почему? Бесполезно объяснять, бесполезно. Но это моя обожаемая игра, в ней есть особая красота, особое напряжение, особые смены ритма, от почти полного покоя до мощного взрыва. Иногда во сне мне до сих пор слышится гулкий звук стука деревянной биты о лошадиную кожу твердого белого мяча…
