Павел Кочурин - Изжитие демиургынизма
Ни парторгу, учителю Климову, ни председателю колхоза Николаю Пеќтровичу, ничего еще не было известно об этих доносах, а слухи раќзносились, как сладкая кутья в день поминовения усопших.
Переживая за Зою, завклубом, и Светлану, учительницу, к Нестероќву — "Первому", поехал художник, Андрей Семенович. Взял вину за памфлет в клубной газете на себя. И рисунками он вот статейку снабдил. Как было умолчать, когда приостановили уборку хлебов в погожую поќру. Тоже ведь — материал-то для прокуратуры.
Через день парторга с председателем вызвали в райком. Ждали всяќкого. На удив-ление, оба вернулись не больно удрученные. Как это бывает после всякой очередной на-качки, возбужденные и деятельные. Если разобраться — чего руководству колхоза носы вешать?.. С уборќкой хлебов справились, с урожаем тоже вышло не плохо. Данилово поќле выручило и нагуменник. Зябь подняли. Ну, там отличились комсомоќльцы с этими "Диалогами", в будущем такого не допустят, контроль партийного глаза усилят.
Страхи отлегли. И пошли уже шутливые, веселые разговоры по колхозу. "А что бы вот на это сказал Сократ…" Или: "Да уж видно Соќкрат с Пахарем в рот воды набрали". В клубе появилась новая газеќта. К ней сразу же хлынули охочие до новостей. И тут же отходили, как от бутылочно-баночной витрины магазина: посуда-то пустая. Лу-каво усмехались: неповадно кому-то со словом праведным. На вороту оно вроде бы и не висит, а глаз колет…
В новой стенгазете учитель Климов каждую буковку выверил. По "канону" и кри-тика в ней была наведена. Проехались по монтерам, требующим, чтобы к их приходу на крыльце бутылка маячила. Не ноќво, но все же… Зерно комбайнеры на концах полей сваливали и не чисто подбирали. Другие ухмылочки. Перед вешаньем "стеннухи" на щит, сам Горяшин приехал взглянуть. "Ну вот, — сказал парторгу, — теперь другое дело: и достижения, и критика".
Но рановато в колхозе, да и в райкоме, подуспокоились. "Куда следует" полетели новые доносы-наветы. Обвинялись все скопом "в идейно-политической близорукости". Вывод один — собирай бюро райкома, деќлай надлежащие выводы. Как же — старый боль-шевик, активист коллекќтивизации вновь сигнализирует, так как должных мир не принято. И как уж положено, до бюро райкома с коммунистами колхоза полагается посоветоваться, живое слово их услышать.
4
Что ни говори, как не старайся делать добро и жить правдой, косая кривда, взяв-шаяся соперничать с самой смертью, непременно тебя подловит. И изловчившись, цапнет длинной лапой. На какое-то время, случается и на жизнь человеческую, над правдой во-зымеет верх. Мало того, саму правду обратит в свою союзницу. Сделает это привычно: вынудит в силу природы правды в чем-то своем ее усумниться, задуматься, так ли все де-лает она. И правда примется спрашивать сама себя: "А не прегрешила ли где, такой ли должна быть?.." Как ей защититься, какие слова в свою пользу говорить? Она — правда! И все!.. Скромна, молчалива, доверчива, совестлива. Боится даже саму ложь и подлость в чем-то обидеть. Они тоже ведь живые. Едят, пьют, дышат, тем же живут, что и она. А в обиде еще гаже бывают, напористей на ее, правду… И лучше уж тут лжи в чем-то усту-пить… И такие вот мысли одолевают правду. Заветы Евангельские она держит в себе: "не противление злу", "люби врага своего, как самого себя". Она больше молчит, чтобы не вызвать чьего-то гнева. И потому — уже не у нее, молчаливой тьма защитников, а у лжи и зла. Им-то — лжи и кривде нечего терять. Хуже-то правды при всех случаях жить не ста-нут. Свое твердо знают: чем лживее и крикливее, тем легче с праќвдой справиться. Правду, как и мир, сплошь и рядом подводят законы… То ли они нежизненные, то ли недругами правды написаны. Разные причины. Иногда правде так плохо, что впору у кривды пощады просить. И просит… А потом долго выпутывается из сетей кривды, яро преследуемая ложью и подлостью. Им такая "запятнанная" правда как раз и нужна. Выпутываться из теней лжи разве что Господь Бог поможет. Но как праведнику пробить облегающую его броню тьмы, чтобы до самого Творца докричаться. Путь к Творцу сплошь и рядом ограждается жадной и лукавой ратью от кривды.
Но жизнь может держаться только на Правде. И вот когда кривда и ложь своими происками истощат силы Правды — кривда никнет, без правды ей жизни нет. И она уступает дорогу Правде. И тихо ждет, когда Правда поднимется с колен и поднимет жизнь, прибитую ложью и кривќдой. И дождавшись, когда свет разгонит тьму, под благодушеством Правды, кривда снова начинает туманить свет… Правде нельзя благо-душествовать!.. Но как ей, благодушной от природы, отойти от себя?.. Сам же закон Божьей природы ее и подводит. Стоит жизни набраться сил, как правда начинает подремывать. Тут же место успокоенной Правќды занимают силы оборотистого демона.
Такие рассуждения и велись в доме Кориных. И в нем Правќда зачастую благодуше-ствовала. Заходили Старик Соколов Яков Филипќпович и художник Андрей Семенович. Вместе и переживали навалившиќеся на дом очередные напасти. Коммунист во Христе держался своих предречений и ободрял. Как навалилась хула, так она и сникнет под зна-ком добра. Художник отложил свой отъезд из Мохова, счел долгом своим защитить Свет-лану и Зою. Светлану винили больше. Делалось опять же с целью — бросить тень на дом Кориных.
Казалось бы только радоваться дарам осени. По зиме иные заботы. Они в досужих хлопотах мужика-крестьянина. А осень — подготовка к новой весне и новому урожаю. Но вот всех заволок дурман, как ядовиќтый смрад бездны. И ты уже невольно приучаешься дышать этим смраќдом. И свыкаешься, будто так и должно быть. Да и как по-иному-то вы-жить, когда каждый обязан быть как все. Было ясно, что сыр-бор начал тлеть давно. И разгорался наперво без видимого дыму. Выжидалось время, чтобы ив искру плеснуть го-рюќчее. Как раз для того и пригодился памфлет в клубной газете. И пламя яростно вспых-нуло, и пошло вширь, раздуваемое ветром лжи. Саша Жохов плел тенета. Как ночной хищный лунь, хищно взирал на Куркуля-Корня из темноты. Вроде бы как в случайных разговорах лукаво оправдывал наветы на Кориных, ссылаясь на утвердившиеся установки. Всем одинаково положено жить. И тут ни у кого обиды не должно быть. А если кто высовывается, того подстриќгать надо. Колхозник — он человек общественный. А этот Корень то и дело изловчается вылезать из массы. Шутка ли, видано ли?.. До чего тут можно дойти.
И верно, до чего?..
Андрею Семеновичу, вспомнился писатель сатирик, изобразивший мыќтарство обезьянки, очутившейся на воле, среди таких вот нас, человеков. Автора чуть ли со света не сжили, каяться-виниться понудили. А тут Пахарь какой-то о жизни своей сам порассу-ждать посмел. И Соќкрат — тоже тут не ускользнул хитрый намек. Не смиренник, бунтарь. Крысиный яд принял в непокорности. И тоже ни чему-нибудь, а тогдашќним установкам. А мог бы и не принимать, смириться. Или за бугор махнуть, как вот ныне повелось. Но Правда и честь, не в пример нынешним "мудрецам", заставили древнего правдолюба смерть принять. Может и ныне есть такие, не может не быть, но кто эту тайну откроет. Потом узнается, уже уроком для потомков.
О писателе-сатирике и его обезьяне, и о Сократе Андрей Семенович и рассказал Кориным, чтобы приподнять их дух, подразвеседить. Но больше взволновался сам выс-просом себя же, вроде бы и не новым: "Что же такое Правда, коли за нее на смерть шли и идут?.." И сам собой подсказывался ответ: "Это то — без чего не может быть жизќни. Она слава — дух, истинный Свет, кой растворяет тьму… Но вот, поди ты — наша правда соблаз-няется сама собой и смиряется с ложью. А кому вот при такой олукавленной правде воль-ней?.. Не Пахарю и не Сократу!..
5
И вот подошло время, собрали коммунистов колхоза, комсомольцев, беспартийный актив. Когда-то так устраивались показные суды над мужиками-твердозаданцами, не выполнявшими хлебопоставки. Так засуќдили на принудиловку и дедушку Данила.
Вызвали как подсудимых и виновниц — "платоних и сократих". Так нарекла их молва. Но без зла, а вроде бы как во свою забаву. Когќда клубный зал наполнился, на сцену вышли Нестеров — "Первый", и Горяшин, и прибывшие с ними представители отдела культуры и роно. Это уж по души Зои, завклубом, и Светланы, учительницы.
— Платонихам и сократихам, — гудел в зале Симка Погостин, разруќшая тихий говор, — философам в юбках, вот и пропишут ижицу, больно размудровались… — Скорее повторял высказы своего деда, Авдюхи Активиста, а вернее — Саши Прокурора.
Сам-то Симка мог бы и помолчать. Жена — учительница, подруга Светланы. Но в парне вжилась привычка под кого-то подлаживаться, ловчить. А когда укорно прижмут — отделываться шуточками: "А я что — не все как, что ли?.."
Горяшин перед началом собрания подошел к Светане и Зое, сидевших вмесќте. Вро-де желая одобрить виновниц, а скорее из явного любопытства, спросил: "Ну, дак как, мудрицы?.." Сам-то он к их делу вроде бы и не причастен. Светлана на каверзу зава отве-тила нарочито громко: "Призовите вот и нас к самонаказанию, как правители Афин Со-крата". Горяшин молча усмехнулся и отошел. А казенных сам от роно рассеќрдила дерзкая выходка учительницы. И над ними издевка — судьями над "мудрицами". Нахмурились, но тоже смолчали, как сидетельствующие до начала суда.
