Одри Ниффенеггер - Соразмерный образ мой
Сначала ей не терпелось выпроводить Роберта, чтобы они с Элспет могли продолжить разговор по душам. Потом захотелось спуститься с ним к нему домой и там целоваться, спрятавшись от Элспет. «А можно и одной сбежать — пусть себе любезничают».
— А чем Джулия занимается? — спросила она Роберта.
— Полагаю, вокруг Мартина суетится, — ответил он и рассказал им о страданиях Мартина и стоматологических подвигах Себастьяна.
На миг Валентина приревновала: Джулия оказывала внимание кому-то другому. Правда, она тут же решила: «Нет, меня это не волнует. Честное слово». Ее стало клонить вбок, плечо уперлось в спинку дивана, голова свесилась на грудь. Роберт спросил:
— Ты обедала?
— Нет. — Помнилось, она ела что-то на завтрак, но это было давным-давно. — Мы за продуктами не сходили. — Она подняла на него глаза, огромные на изможденном лице.
— То-то я смотрю — ты как голодающая, — заметил Роберт. «Точнее, умирающая с голоду. Сколько же времени ты здесь сидишь?» Он встал. — Элспет, Валентине пора ужинать.
Он протянул руки. Валентина ухватилась, и он поднял ее с дивана. У нее закружилась голова.
Элспет провожала их взглядом. На пороге Валентина обернулась и выговорила:
— Я скоро вернусь, Эслпет. Только перекушу.
И дверь затворилась.
Поднявшись с дивана, Элспет переместилась к открытому окну. Она выжидала. Вскоре Роберт с Валентиной прошагали по дорожке и скрылись за калиткой. Этого следовало ожидать, сказала себе Элспет. Она привыкла, чтобы за нее решали. Сгущались сумерки. Мне бы радоваться. Элспет подняла глаза к бездонному небу. На улице зажглись фонари. Все равно, хороший был день. Почти как в прежние времена.
Когда вернулась Джулия, было уже совсем темно. Она прошлась по всей квартире, щелкая выключателями, и стала звать: «Ты где, Мышь?» В гостиной она зажгла торшер у рояля и закрыла окно. Собрала в стопку бумаги, полистала, почитала. Элспет следила за ней в задумчивости. Неприятно, когда твой разговор записывают. Похоже на прослушку — будто кто-то подключился к моему телефону. А впрочем, что здесь такого? Почему Валентине можно знать, а Джулии нельзя? У меня не должно быть любимчиков.
Джулия отвлеклась от записей, словно чувствуя на себе посторонний взгляд.
— Ты здесь, Элспет? А Валентина где?
Элспет наклонилась над доской.
УЖИНАЕТ С Р, — сообщила она.
— Ясно, — протянула Джулия и обиженно плюхнулась на диван.
ЧТО У МАРТИНА С ЗУБАМИ
Джулия просияла.
— Уже намного лучше. Его потянуло в сон, и я ушла.
ТЫ ВСЕМ ПОМОГАЕШЬ
— Стараюсь. — Джулия покачала головой. — А Валентина, кажется, мне этого простить не может.
БЛАГОДАРНОЙ БЫТЬ ТЯЖЕЛО
— По-моему, Валентине это не грозит. Так уж она устроена. Ее дело — болеть, а мое — за ней ухаживать.
ЕСЛИ ТЫ ЕЕ ОТПУСТИШЬ ОНА САМА К ТЕБЕ ПОТЯНЕТСЯ
— Знаю. Но почему-то не могу.
Элспет с изумлением заметила, что глаза Джулии наполнились слезами. Они посидели не двигаясь, не говоря ни слова. Через пару минут Джулия вышла. Элспет слышала, как она хлюпает носом в ванной. Вернувшись в гостиную, Джулия спросила:
— Вот здесь написано — «травма головы». Это про кого? — Она развернула лист, чтобы Элспет было лучше видно.
ОНА СПРОСИЛА КАК УМЕР НАШ ОТЕЦ
— Понятно. Мы его уже не застали, да?
ДА ТОЛЬКО БАБУШКУ
— Мы ее не помним.
ОНА УМЕРЛА КОГДА ВЫ БЫЛИ МАЛЕНЬКИМИ
— Что они были за люди? Мама никогда о них не рассказывает.
ОН СЛОЖНЫЙ, ОНА КРОТКАЯ
Джулия помедлила. Обдумывая следующий вопрос, она принялась рисовать спирали. Элспет смотрела и думала: Поразительно; неужели это заложено в генах — вот так водить карандашом по бумаге?
— Элспет? А что произошло между тобой и мамой?
ПРОСТИ НЕ МОГУ СПОКОЙНОЙ НОЧИ
— Элспет?
Но Элспет исчезла. Пожав плечами, Джулия поплелась в спальню, опустошенная и взволнованная. Когда вернулась Валентина, она уже крепко спала; ей снились цифры и зубы.
Лежа в постели, Мартин прижимал телефонную трубку к здоровой щеке и в потемках считал гудки. Марика ответила после седьмого, и его захлестнуло чувство благодарности.
— Мартин?
— Привет, любовь моя. Рассказать тебе мою зубную эпопею?
— Я так беспокоилась. У тебя как будто полный рот жвачки.
— Это щека раздулась — в восемь раз. Ты в жизни не догадаешься, кого притащил ко мне Роберт…
У себя в постели Марика откинулась на подушки и слушала. «Как же он переволновался. А меня рядом не было. Подумать только, какие у Роберта знакомства: дантист-гробовщик…» Каждому из них становилось тепло от звуков родного голоса. В разных городах они бок о бок лежали в темноте, и каждый думал: «На этот раз нам повезло». Они все крепче сжимали телефонные трубки и вместе гадали, сколько еще продлится их разлука.
ЗАБЛУДШИЕ
Сбившись с дороги, люди ведут себя двояко. Одни паникуют, и обычно с Валентиной бывало именно так. Другие смиряются с фактом и ждут, чтобы неизвестность сама подсказала им путь. Джулия была сама не своя до таких приключений; оказавшись в Лондоне, она искала их, где только можно. Если хочешь заблудиться, лучшего места, чем Лондон, не придумать. Извилистые улицы через каждые два-три квартала меняют названия, сходятся и расходятся, заманивают в тупик и внезапно выходят на площадь. Джулия придумала такую игру: доехать на метро до какой-нибудь станции с любопытным названием — «Тутинг-Бродвей», «Райслип-Гарденс», «Пудинг-Милл-лейн», — а потом идти куда глаза глядят. Выйдя на поверхность, она частенько испытывала разочарование. Названия на схеме линий метро наводили на мысль об уютном маленьком городишке из сказок Матушки Гусыни. Но сами городские районы под этими названиями являли собой довольно мрачное зрелище: лавчонки, торгующие навынос курой гриль, забегаловки со спиртным и букмекерские конторы не оставляли большого простора воображению.
Мысленная карта Лондона, составленная Джулией, начала заполняться диковинками: мемориал с фигурой принца Альберта в окружении домашнего скота и слонов;[94] магазин в Блумсбери, где продавались исключительно шпаги и трости; ресторан в крипте церкви Сент-Мэри-ле-Боу.[95] Она посещала Хантеровский музей,[96] где часами разглядывала мутные стеклянные банки с человеческими органами, экспозицию, посвященную антисептике, и скелет дронта.
Каждый день, возвращаясь домой, Джулия приносила с собой лондонские впечатления, обрывки услышанных разговоров, задумки на следующий день. В квартире она неизменно заставала одну и ту же картину: Валентина, погрязшая в кипе бумажных листков, сидела на диване и не сводила глаз с планшетки, по которой скользил пластиковый ободок. Джулия рассказывала Валентине и Элспет, как провела день. Валентина передавала ей какие-то истории, почерпнутые у Элспет. Обеих приятно удивляло, что время, проведенное врозь, дает им множество интересных тем для вечерней беседы, хотя их разговоры нередко прерывал Роберт, который уводил Валентину с собой именно тогда, когда Джулии особенно хотелось провести вечер в компании сестры.
По утрам Джулия уговаривала Валентину пойти вместе с ней. Валентина почти соглашалась, но всякий раз под благовидным предлогом оставалась дома.
— Ты иди, — говорила Валентина. — А у меня не то чтобы недомогание, но слабость какая-то.
Вид у нее действительно был неважный. С каждым днем в ней оставалось все меньше живости.
— Тебе бы на солнышко выйти, Мышь, — убеждала ее Джулия.
— Завтра, — отвечала Валентина.
Мартин застыл у входной двери. Его рука в перчатке уже легла на дверную ручку. Сердце колотилось, и он решил постоять, чтобы успокоиться. «Ты бесчисленное количество раз выходил в прихожую. Опасности там нет. На лестничной площадке никогда не случалось ничего страшного. Там никого и ничего нет, кроме стопок макулатуры». Он сделал глубокий вдох, полный выдох — и потянул на себя дверь.
В этот послеполуденный час лестницу заливал солнечный свет. В неподвижном воздухе плыли радужные пылинки. Мартин прищурился. «Видишь, обстановка благоприятная». Он внимательно изучил порог, связки старых газет, пол. Представил, как сделает шаг вперед, наступит обеими ногами на коврик и впервые за год, а то и более, постоит за пределами своей квартиры.
«Давай. Это всего лишь лестничная площадка. Роберт и Джулия останавливаются здесь изо дня в день. И Марика тут стояла. Марика хочет, чтобы ты начал выходить. Ты же разумный человек; прекрасно знаешь, что это безопасно. Заставишь себя выходить из квартиры — сумеешь увидеть Марику». Мартин вспомнил себя мальчишкой, который впервые поднялся на трамплин для прыжков в воду — и перетрусил. Когда он развернулся и начал спускаться по лестнице, одноклассники подняли его на смех. «Там никого нет. Даже если ты струсишь, никто не узнает. А если получится, сможешь похвастать перед Джулией». Он попытался представить ее лицо, но вспомнил только губы, которые вели беззвучный счет, пока ему удаляли зуб.
