Элиот Шрефер - Тусовка класса «Люкс»
Привет, Ной, доброе утро. Получил мое сообщение? В общем, миссис Лейнцлер порядком разволновалась. Я постарался ее убедить, что все нормально, и, кажется, она со мной согласилась. Но она таки настояла на том, чтобы просмотреть другие кандидатуры. Я сказал ей, что сейчас это уже поздно, но так тому и быть. Постарался ее переубедить. Если бы я был на твоем месте, я бы не заморочивался – при обычных обстоятельствах. Но мы получили также звонки от миссис Зейглер и мистера Липтона. У Рафферти дела не так хорошо, как хотелось бы, верно? А у Элизы все в порядке, но она психует, потому что слышала от Кэмерон и Рафферти, что у них не все в порядке. Похоже, какой-то один недовольный родитель обзвонил всех и настроил так, что они теперь с ума сходят. Короче, твой случай нестандартный. Ты хорошо продвинулся с этими ребятами, если не считать Рафферти, а то, что один ученик не выдает результат на-гора, это нормально, но уж больно много жалоб, пришлось позвонить Конне. А она решила, что мы тебя временно приостановим, проведем расследование. Она станет звонить всем родителям, спрашивать, все ли в порядке. Но до тех пор, как она закончит, мы вынуждены тебя попридержать. Мы только что нашли новых репетиторов, передадим твоих ребят им. Не переживай: они обо всем позаботятся.
Такси остановилось у дома Тейеров. Все еще принимая телефон подбородком к плечу, Ной молча расплатился с водителем и вышел из машины. Он стоял под козырьком подъезда дома 701 по Парк-авеню, смотрел на поддерживающие его позолоченные колонны и ничего не видел. Сообщение продолжалось:
…в общем, Ной, постарайся не волноваться. Сейчас ты ничего не можешь сделать. Просто сиди спокойно и получай удовольствие от свободного времени.
Ной захлопнул телефон. Консьержи молча смотрели на него. Ной кивнул, выдавил из себя улыбку, вошел в вестибюль и нажал кнопку лифта.
***В лифте ему казалось, что он плавает в воздухе, словно рыба в аквариуме. Впустила его Фуэн, он прошмыгнул мимо. Но на середине лестницы остановился. Он был совершенно подавлен, ничто сейчас не имело смысла, кроме нависшей над ним угрозы. Полированные перила расплывались под рукой, девственно чистые стены казались искусственно обесцвеченными, словно выбеленными. Он не помнил, где они с Таскани должны были заниматься. Закончена ли отделка столовой. Да и вообще, с Таскани он сегодня занимается или с Диланом? Дилан в школе; значит, наверное, с Таскани. Наверху. Он поднялся еще на одну ступеньку. Рядом с лестницей была спальня доктора Тейер. Ной увидел ее хрупкую фигурку: кутаясь в зеленый шелк, она вышла из темной спальни и повернула за угол – в ванную. Посеребренная дверь закрылась. Он чувствовал, что стал таким же, как она, – воплощением безжизненности. Ему всегда казалось, что она находится под действием какого-то наркотика, но, возможно, она всего лишь хронически страдала тем же, чем он сейчас, – рефлексией. Возможно, все дело было в чрезмерной активности ее мозга. Каждый разговор с Ноем или членами ее семьи сопровождался хаотичным движением мысли, беспрестанным принятием решений. Всегда оставалось что-то, о чем она не успела побеспокоиться, возникали новые сложное™, требующие немедленного обдумывания, и для ее близких у нее оставалась лишь небольшая часть сознания. Ной подумал о том, каковы ее главные переживания. Или все же могло быть так, что ее вечная озабоченность – результат передозировки валиума. Ва-ли-ум. Славная, должно быть штучка.
Ной сидел на лестнице, обняв колени. А он-то думал, что его филдстонские ученики его любят. Но они сами ударились в эту массовую истерию, на какую способны одни лишь привыкшие к соперничеству и сплетням подростки. Если бы только Рафферти доверился ему, вместо того чтобы целый год притворяться, что все нормально, а под конец закатить злобную истерику. Кэмерон могла присоединиться к всеобщему сумасшествию только ради того, чтобы насладиться драматизмом происходящего, чтобы хоть в чем-то посостязаться с сумасшедшими Тейерами – Ною вообще не следовало с ней о них говорить. Что до Элизы, она, вероятно, послушав, как те двое обсуждают на большой перемене, что Ной, похоже, что-то не то делает, не захотела одна заниматься с никудышным репетитором. И все они позвонили в агентство: теперь его уволят. Он ничего не может с этим поделать.
Дверь комнаты Таскани отворилась. Ной вздрогнул, захотел подняться, но не смог. Одетая во флюоресцирующую маечку и пижамные штаны, с наушниками на голове, она, пританцовывая, прошла по коридору, миновала балкон как раз над тем местом, где, ссутулившись, сидел Ной, и скрылась в своей собственной ванной. Его она не заметила, и он снова остался один на лестнице.
Надо подняться. Надо идти заниматься с Таскани. Она в ванной, у него есть время, чтобы приготовиться. Он прислонился головой к поддерживающей перила псевдогреческой колонне. Он не может просить денег у матери, у нее их нет. Так же как у Геры или Олены. Хотя ему уже не нужно было оплачивать учебу брата, он еще не выплатил все долги за его консультирование – на счете у него не было почти ни гроша. Ему придется позвонить в банк, чтобы они увеличили срок выплаты его кредита. Он подумал о том, как долго агентство собирается держать его в неведении. Но он знал, что это уже не важно. Если возникла видимость того, что он не справляется со своими обязанностями, иного исхода быть не может. Его уже уволили. Его учеников отдадут другим репетиторам, назад он их не получит. А новых ему, памятуя о том, сколько было на него жалоб, будут давать неохотно. Ему повезет, если в следующем году он получит хотя бы одного.
Из ванной вышла Таскани. Она шла, беззвучно подпевая музыке, один раз повернулась и сексуально подняла руки, словно танцевала на дискотеке. Потом она увидела Ноя.
– Ох, – выдохнула она, спуская наушники на шею, – вы сидите на лестнице!
Ной посмотрел в пространство между спальнями Дилана и Таскани. Теперь у него остались только эти ребята, они его единственная работа; так надо думать об этом. Он поднялся на ноги.
– Да, – сказал он, – я слышал, как ты прошла в ванную, и подумал, что лучше подожду здесь, пока ты выйдешь.
– Ох! – смутилась Таскани. Она махнула в сторону ванной: – Ну вот, я вышла.
– Здорово! – заставил себя сказать Ной и кое-как поднялся по лестнице. – Ну что, как перевод? – бодренько спросил он.
– Нормально. – Они прошли в комнату и сели каждый на свое место. – Все хорошо, Ной?
– Да, а что?
– Да ничего, просто вы какой-то нервный.
Не хватало еще, чтобы и Таскани перестала ему доверять. Он не должен этого допустить.
– Нет, все в порядке. Слишком мало кофе. Или, может, слишком много. – Он засмеялся.
– Ну ладно, – с сомнением произнесла она.
Она не закончила перевод. Ной дал ей на это час.
Он сидел на кровати, уставившись в книгу и служа словарем всякий раз, как Таскани обращалась к нему за помощью, что случалось примерно каждые десять секунд. Час пассивной деятельности дал Ною возможность прийти в себя. В голове у него созрело решение.
– Послушай, а когда твой отец устраивает прием ? – спросил он.
– В следующий вторник. Мама хотела, чтобы это была суббота, но я сказала: «Мама, все же уедут в Хэмптон», – и мы перенесли на вторник, потому что в другие дни папы все равно не будет. Кстати, вы обязательно должны прийти. Наденьте ту рубашку, которую я вам подарила.
Мистер Тейер. 150 тысяч в год. Ной не мог думать ни о чем другом, кроме мистера Тейера. Без всякой особенной цели он расспросил ее об отце: что он любит, какую одежду носит, куда ездит, чем интересуется. Таскани знала не много. Она смутно припомнила, что он учился в Принстоне, но, призналась она, может быть, она просто путает его с Ноем. Она знала, что какое-то время он работал в сфере развлечений и что у него была степень по юриспруденции. Еще у него, может быть, были зеленые глаза. Этим все ограничивалось – больше Таскани ничего припомнить не могла.
Между Таскани и Диланом у Ноя был час свободного времени, и он провел пятьдесят пять минут, прохаживаясь по Мэдисон-авеню и собираясь с духом; еще пять ушло на то, чтобы оставить мистеру Тейеру длинное послание, заканчивавшееся словами: «Ну вот и все. Надеюсь, вы все еще заинтересованы».
Сегодня Дилан был в лучшем расположении духа: занимался пассивно, но открытого сопротивления не выказывал. Пока Ной разъяснял важнейшие математические формулы, он увлеченно обменивался с кем-то электронными посланиями, а когда Ной предложил выключить компьютер, безучастно поднял глаза и тут же снова устремил взгляд в экран. Ной знал, что ему либо придется удовлетвориться таким половинчатым участием в учебном процессе, либо остаться вовсе без него. И он продолжил разъяснять формулы. Когда он спросил Дилана, что же он усвоил, все сегодняшние достижения свелись к двум магическим постулатам «рг2» и «а2 + b2 = с2», и ни к чему больше.
