Дэвид Николс - Мы
– Само собой, они его обожают. Я периодически уговариваю их остудить пыл, но они продолжают его боготворить.
Мой сын меня не боготворил, и это замечательно. Если бы меня боготворили, я бы, наверное, чувствовал себя неуютно, впрочем, точно так же, как если бы меня обожали. А вот от того, чтобы просто быть на дружеской ноге, я бы точно не отказался.
– Мне всегда казалось, что дочери относятся к отцам более снисходительно, – произнес я. – И ладят с отцами гораздо лучше, чем сыновья. Интересно, почему так?
– Полагаю, потому, что здесь вы свободны от обязательств служить ролевой моделью. Или, по крайней мере, от непосредственных сравнений. Тогда как с сыном…
– Очень может быть. Я как-то раньше не задумывался. – Стремился ли когда-нибудь Алби быть похожим на меня? И в чем именно? Если хорошенько пораскинуть мозгами, то рано или поздно можно найти ответ, но Фрея уже наливала мне вино.
– У меня аналогичное ощущение относительно сыновей. Мне хотелось бы иметь сына. Красивого, немного старомодного мальчика, которого я могла бы и наряжать, и формировать как личность, и ревновать к девушкам. А кроме того, не стоит идеализировать девочек. Если бы у вас была дочь, возникли бы свои проблемы.
– У меня была дочь.
– В самом деле?
– У нас с женой. Нашим первым ребенком была девочка, ее звали Джейн, но она умерла.
– Когда?
– Вскоре после рождения.
Повисло тягостное молчание. С годами я стал замечать, что некоторые люди, узнав от нас о потере ребенка, почему-то начинают злиться, как будто мы их обманули. Другие же, наоборот, стараются отмахнуться, словно это все ерунда, но, к счастью, таких очень немного. Основная масса людей проявляет чуткость, демонстрируя понимание, и на случай возникновения подобной ситуации у меня припасено соответствующее выражение лица, нечто вроде улыбки – у Конни тоже такая имеется, – дабы убедить собеседника, что у нас все о’кей, и вот эту самую улыбку я сейчас и попытался изобразить.
– Дуглас, мне очень жаль.
– С тех пор много воды утекло. Прошло больше двадцати лет.
В этом году моей дочери исполнилось бы двадцать.
– Нет, но все же это худшее, что может случиться с супружеской четой.
– Я не собирался устраивать здесь мелодраму, но мы с Конни взяли себе за правило никогда не избегать данной темы. Не хотим, чтобы это было секретом или каким-то табу. Мы хотим… расставить все точки над «i».
– Понимаю, – обронила Фрея, и ее глаза покраснели.
– Пожалуйста, Фрея, не стоит портить сегодняшний вечер…
Нет, не двадцать, а только девятнадцать. По идее, она должна была сейчас перейти на второй курс университета.
– Нет, но все же…
– Не стоит омрачать наш ужин воспоминаниями.
Полагаю, медицинский или архитектурный факультет. Хотя, вероятно, она могла бы стать актрисой или художницей. Я бы не возражал…
– Итак, ваш сын…
– Алби наш единственный ребенок, но ребенок второй.
– И вы поэтому здесь? Из-за сына?
– Совершенно верно.
– Он что, пропал?
– Он сбежал.
– И ему?..
– Семнадцать.
– Ох, – вздохнула Фрея, словно ей все сразу стало понятно. – А у него достаточно здравомыслия?
– Не всегда, – рассмеялся я. – Если честно, то крайне редко.
– Ну, ведь ему еще только семнадцать. Какой с него спрос?
– В его возрасте я был вполне здравомыслящим.
– А я вот нет, – покачав головой, рассмеялась Фрея. – Скажите, вы с ним очень близки?
– Нет. Отнюдь. Именно поэтому я и здесь.
– А вы с ним много разговариваете?
– Не то чтобы очень. А вы? С вашими дочерьми?
– Конечно. Мы разговариваем обо всем на свете!
– Ток-шоу с моим сыном – провальное мероприятие. Алби, наша восходящая поп-звезда, определенно не захочет принять в нем участие. «Итак, как дела? Чем ты сейчас занимаешься? Планы на будущее?»
– Но отсутствие общения с сыном – тревожный сигнал.
– Так оно и есть. Так оно и есть.
– Возможно, нам стоит сменить тему разговора. И все же, не поймите меня превратно, ведь я вовсе не хочу недосчитывать… – есть такое слово? В общем, не хочу недооценивать ваше беспокойство, но если у него есть доступ к деньгам и телефон, на всякий пожарный…
– У него есть…
– И он взрослый человек, более или менее. Может быть, лучше его отпустить?
– Я обещал жене, что найду его.
– Жене, с которой вы живете раздельно.
– Еще нет, – насупился я. – Мы еще не живем раздельно. Мы просто в разных городах. Мы живем раздельно… с географической точки зрения.
– Понимаю.
Официант принялся убирать со стола тарелки, и мы замолчали.
– А еще мы поссорились. Мой сын и я. Я погорячился и теперь хочу все исправить. Лично. Неужели мое поведение кажется столь безрассудным?
– Нет, конечно. Ваше поведение кажется весьма благородным. Но если бы мне пришлось извиняться перед дочерьми за все глупые слова, сорвавшиеся у меня с языка, мы только об этом и говорили бы. И я, как родитель, считаю, что каждый имеет право на ошибки и на прощение за них. Вы со мной согласны?
120. Дочь
Безусловно, я чувствовал свою вину в случае с Джейн. Что ж, ощущение довольно иррациональное, но чувство вины редко бывает рациональным. Нас заверяли, снова и снова, что мы ничего не могли сделать, что сепсис, убивший нашу дочь, не обусловлен нашим поведением или стилем жизни, и он не был внутриутробным. Да, она родилась слегка недоношенной, но вполне здоровенькой и крепкой. Но поскольку злость всегда предпочтительнее угрызений совести, я отчаянно искал виноватых: систему дородового наблюдения, систему послеродового наблюдения, медицинский персонал. Слово «сепсис» подразумевает наличие инфекции. Тогда кто в этом виноват? Но очень скоро выяснилось, что в данном случае персонал был абсолютно невиновен, более того, абсолютно безупречен. Такие вещи случаются, сказали нам; крайне редко, но случаются. Отлично, но что тогда нам было делать с накопившейся злостью, с накопившимися угрызениями совести? Конни загнала их глубоко внутрь. Крылась ли причина трагедии в ее прошлом, в курении и злоупотреблении алкоголем, в ее излишней беспечности? Должно быть, она что-то такое сделала. Столь сурового наказания без вины не бывает, ведь так? Но нет, мы ничего плохого не сделали и вообще ничего не могли сделать. Подобные вещи случаются. Вот такие дела.
Во время родов у нас не возникло чувства опасности. Все шло хорошо, жизненный опыт, весьма болезненный, но волнующий, в общем знакомый и в то же время абсолютно новый. Воды у Конни отошли ночью. Поначалу ни один из нас этому не поверил, ведь шла всего лишь тридцать четвертая неделя срока, но насквозь промокший матрас говорил сам за себя, и мы начали действовать: срочно поехали в больницу, потом мерили шагами приемный покой, чувствуя одновременно усталость и нервное возбуждение. Схватки начались в середине утра, а затем все стало происходить очень быстро. Конни оказалась сильной и отважной, в чем я не сомневался, и уже в 11:58 Джейн была с нами, комочек плоти, хныкающий и орущий, молотящий воздух крошечными кулачками и сучащий ножками, весом чуть больше четырех фунтов, но полный ярости; да, она казалась настоящей красавицей, ее совершенство позволило нам прогнать прочь тревоги и боль, им на смену пришли радость и ликование. Она родилась здоровенькой, и мы, как и рассчитывали, смогли сразу взять ее на руки. Были и фотографии, и клятвы в душе; я сделаю все, что в моих силах, чтобы заботиться о ней и беречь как зеницу ока. Конни приложила Джейн к груди, и, хотя поначалу малышка отказалась сосать, все шло хорошо. Никакой надобности в инкубаторе, только надлежащий уход. Мы вернулись в палату.
Весь день я просидел возле постели, наблюдая за тем, как они спят: Конни бледная, измученная и красивая. Бог его знает, почему это стало для меня таким сюрпризом, но я был сбит с толку и ошеломлен жестокостью, царившей в родильной палате, с ее потом, кровью и полным отсутствием деликатности. Окажись я в подобной ситуации, я требовал бы не кислородную маску, а общую анестезию и шестимесячную реабилитацию. Но для Конни процесс разрешения от бремени оказался даже более естественным, чем что бы то ни было, и я ею очень гордился.
– Ты была просто невероятной, – сказал я Конни, когда она открыла глаза.
– А я чертыхалась? – спросила она.
– Постоянно. Правда-правда, постоянно.
– Хорошо, – улыбнулась она.
– Но все выглядело в высшей мере естественно. Ты была похожа на… жену викинга или типа того.
– Спасибо, – сказала Конни. – Ты ею доволен? Она совсем крошечная.
