Джеймс Олдридж - Горы и оружие
Таха коротко усмехнулся.
— Но я сделаю все, что в пределах разумного, — сказал Мак-Грегор. — Так что не надо иронии, Таха.
— Наконец-то вы к нам прислушались, — сказал Таха.
— Допустим.
— Но вы согласны теперь с нами…
— Нимало не согласен, — прервал Мак-Грегор. — Понимай это скорее как жест отчаяния, поскольку я ничего не смог сделать. А что-то сделать надо.
На лестнице, ведущей в подвальный этаж, зашуршали по мусору шаги. Кто-то толкнулся в дверь.
— Занято! — крикнул Таха по-французски. Шаги ушли.
Сев за старый железный стол, Таха развернул вынутые бумаги.
— К сожалению, теперь поздно — насчет вагонов вы уже не сможете помочь, — сказал он севшему рядом Мак-Грегору. — Их опять перегнали на новое место.
— Так я и думал. А куда именно?
— В Тулонский порт.
— Тулон — порт военный, — сказал Мак-Грегор. — Туда вам не проникнуть.
— Может, нет… может, и да…
Таха пододвинул Мак-Грегору бумаги, и тот пробежал глазами тусклые, на папиросных листках, копии грузовых манифестов и погрузочных инструкций, данных портовыми властями капитану греческого судна «Александр Метаксас».
— Груз доставят в Эшек, турецкий черноморский порт. А оттуда переправят ильхану сушей.
— Через Турцию?
— Ну да. Теперь вам ясно, что за старый пес этот ильхан? Какой курд не побрезгует иметь дело с турецкими чиновниками? А теперь они ильхану оружие дадут переправить.
— Трудно этому поверить, даже когда речь идет об ильхане. Верны ли твои сведения, Таха?
Таха подергал, колюче нащетинил свои жесткие усики. Он никогда не тратил времени на горькие излияния — не давал себе такой поблажки. Но сейчас горечь едва не прорвалась наружу. Он сдержался, однако; опять усмехнулся.
— Разве способны курды держать язык за зубами? Вы не знаете этих женевских курдов, это сборище болтливых дураков, бегающих за Дубасом как собачки.
Мак-Грегор знал: сейчас Таха что-то еще предложит, попросит о чем-то, что-то затеет.
— Ваша помощь нам нужна не здесь, а на другом конце маршрута, — сказал Таха.
— В Турции?
— Нет. Я имею в виду кази и Комитет.
— Неужели вы хотите, чтобы я снова туда…
— А вот слушайте, — сказал Таха. — Нам известно, что оружие повезет через Турцию сам Дубас. По новой дороге Эшек — Шахпур. Причем проследует в Иран долиной реки Котур. Там-то мы и хотим устроить ему засаду.
— А какими силами? С полудюжиной студентов? — сказал Мак-Грегор. — Ведь ильхан соберет там в долине всех своих вооруженных людей до единого.
— Вот потому нам и нужна ваша помощь.
— Чем же я могу помочь?
— Вы поезжайте, уговорите кази и моего отца, чтоб напали на ильхана и не дали ему выйти навстречу Дубасу — чтобы отвлекли ильхана.
— Они и слушать меня не станут, — возразил Мак-Грегор.
— Но почему же?
— Потому что именно того и хотят европейцы: стравить опять курдов с курдами. Мне ни за что не убедить кази. Оттого он и прячется в иракских горах, что избегает столкновений с ильханом.
— Вы сможете уговорить наших, — стоял на своем Таха.
— Нет, не смогу. И так или иначе, они слишком слабы сейчас для такой крупной операции. Они там вконец измотаны, Таха.
— Но послушайте, дядя Айвр. Они прекрасно знают, что если ильхан получит это оружие, то перебьет нас всех запросто, как мясник режет коз. Какой же у нас тут выбор? Ну, сами скажите…
Мак-Грегор ощущал, как гнетуще действует на мозг этот грязный чулан. Сверху из зала невнятно пробивались сквозь потолок бунтарские крики и возгласы.
— Ты прав, пожалуй, — сказал Мак-Грегор. — Разумеется, прав. Но только почему ты думаешь, что они меня послушают и атакуют ильхана? Я ведь не солдат и не курд.
— Кази доверяет вам не меньше, чем моему отцу. Если вы объясните кази обстановку, он поймет. По сути, вы один способны убедить их.
— Я не согласен с тобой. Да и что, по-твоему, они там смогут сделать? Атаковать автоколонну?
— От них требуется одно: с помощью всех наличных сил отвлечь ильхана, связать ему руки на те два дня, когда грузовики будут проходить район границы. Остальное сделаем мы. Детали согласуем на месте. План проще простого.
— Для тебя-то, может, и просто… — начал Мак-Грегор и не кончил.
— Я знаю, дядя. Знаю, как для вас непросто.
— Знаешь ли? Сомневаюсь.
— Тетя Кэти будет против. Это мне отлично известно. Она запретила Сеси общаться со мной, а теперь запретила и Эндрю. Но даже и тетя Кэти поймет.
— Понять-то поймет, но отношения не изменит. Ей омерзело насилие, Таха, и винить ее нельзя.
— Само собой, — дернул плечом Таха. — Уж это привилегия европейцев. Вот и французы тоже. — Таха указал глазами на потолок. — Насилие. Не насилие. Для них все это интеллектуальная игра. Но для нас — не игра, дядя.
— Именно потому что тетя Кэти понимает всю серьезность дела, она и будет глуха теперь к доводам, — сказал Мак-Грегор, не вдаваясь в дальнейшие объяснения.
— Но ведь это вы в последний раз. А после поедете себе домой и сможете забыть о нас на всю остальную жизнь.
— А что останется от моей жизни без семьи? — проговорил Мак-Грегор. Прислушался к шагам, доносившимся сверху. Окинул взглядом помещение. Не место для ломающих судьбу решений этот угрюмый чулан. Но где оно, другое место? Парадные паркеты — не для него; ему открыт лишь черный ход и тусклые подвалы. — Ладно, — сказал он. — Еду, так уж и быть. — Он поглядел на объедки в углу — следы пребывания катангских наемников, нашедших здесь у студентов приют. — Другого выхода, видимо, нет. Я, во всяком случае, не вижу.
— Ну, поздравляю! — сказал Таха по-курдски.
— Не поздравляй и не вербуй, — сказал Мак-Грегор. — Раз из-за моей неудачи так вышло, то приходится мне как-то поправлять положение. И это все, что меня тут интересует.
— Повлиять на исход вы никак не могли.
— Возможно, если бы я действовал умнее…
— Не в вас дело, — усмехнулся Таха.
— Так или иначе, но теперь моя забота лишь о том, чтобы не дать ильхану завладеть этим оружием. Здесь все так уверены в успехе ильхана, что для меня разрушить их игру теперь — вопрос чести.
Таха убрал от двери стул, и они направились наверх, к выходу, по шершавому от сора камню коридоров. Выйдя из-под сводов на резнувший глаза дневной свет улицы, они увидели кучку студентов — четырех девушек и двух парней — под транспарантом, гласившим, что группа идет отбивать у полиции здание почты на улице кардинала Лемуана. Мак-Грегор с Тахой постояли, поглядели, как студенты шагают с красным флагом.
— Идут под полицейские дубинки, — сказал Таха.
— Тем не менее цель их будет достигнута.
— Какая цель? Что они, воображают — здесь Смольный, а Кон-Бендит — Ленин?
— Однако храбрости им не занимать.
— И Ахмеду Бесшабашному тоже не занимать храбрости, — ответил Таха, идя по бульвару Сен-Мишель в сотне метров позади студентов. — Но Ахмед — известный курдский шут гороховый, и в нем примерно столько же настоящей революционности, сколько в этих студентах.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Возвратясь домой, Мак-Грегор с удивлением увидел, что в кабинете у телевизора, который Кэти взяла напрокат, сидит Жизи Марго. Передавали репортаж о митинге на стадионе Шарлети, заснятый «желтым» оператором. Мак-Грегор вошел — Жизи взглянула на него и снова на экран, точно ей хотелось того и другого сразу. Затем выключила телевизор.
— Не понимаю, почему анархисты ходят в черном, — сказала Жизи.
— Это их традиционная форма, — сказал Мак-Грегор. — Почему бы им не ходить в ней?
— Но ведь они против форм и традиций.
Мак-Грегор выжидательно молчал; Жизи сказала:
— Я приехала за вами, едемте ко мне.
— Мне надо дождаться Кэти, — сказал он.
— Нет, не надо, — сказала Жизи и вышла в холл, и Мак-Грегор волей-неволей последовал за ней.
— Но погодите, — сказал он. — Мне в самом деле нужна Кэти.
— Ее нет. Они с Ги улетели в Канн. На его самолете. Тетя Джосс, мы уходим! — крикнула она в глубину холла.
— Хорошо, Жизи, душенька.
Взяв под руку, Жизи потянула Мак-Грегора к выходу.
— Не тревожьтесь. К утру они, наверное, вернутся.
Кэти позвонила мне, сказала, что весь день пыталась разыскать вас по телефону. Не знает, где вы. Просила передать вам, что они в Канне. И накормить вас просила — Кэти знает, что я это сделаю avec empressement (с готовностью, с охотой (франц.)).
У дверей Мак-Грегор уперся.
— А она не сказала, зачем они отправились в Канн? — спросил он, ощущая на локте теплые пальцы Жизи.
— Они с Ги явно заняты чем-то серьезным. Иначе бы не улетели так. Но я ведь вас предупреждала…
Он неуклюже поправил галстук; Жизи сняла с вешалки его плащ.
