Галина Щербакова - Анатомия развода
– Удивительная девчонка, - сказала свекровь.
Артистизм у Алены от матери. Да плюс естественность, еще не замороченная жизнью. Да плюс бесстрашие, потому что Алена Нине как-то сказала: «Я ничего не боюсь. Маму я уже похоронила, а больше у меня никого нет. Меня нельзя обидеть - я просто не обижусь. Меня нельзя придавить - я выскользну. Меня можно только убить, но я не боюсь смерти, потому что мне интересно, что там…» - «Ничего», - сказала Нина. «Откуда вы знаете? Есть и другое мнение. Во всяком случае, пятьдесят процентов надежды на то, что там тоже что-то есть, я имею. Это прекрасные шансы…»
Нина сравнивала Алену с Дарьей и признавалась: дочь сравнения не выдерживает, хоть они и одно поколение. Ну способна ли ее доченька вот так сорваться с места, выдернуть себя с корнем? Да никогда! Нина спросила ее после того разговора с Аленой: «Ты в жизни чего боишься?» - «Остаться в условиях без теплого клозета и электричества». - «Я серьезно», - сказала Нина. «И я… - засмеялась Дарья. - Вот этого боюсь. И именно в связи с этим боюсь войны». - «Какую чушь ты порешь, - возмутилась Нина. - Разве этим война страшна?» - «Мне - этим», - ответила Дашка. «Твоего мужа могут убить», - сказал Нина. «Это будет конец, - ответила Дашка. - Для меня конец всего, а значит, уже все не будет иметь значения».
Вот так - в грудь она выпихнула ее с территории своей жизни. Не приставай! В общем, все пространство - муж, а потом сортир и электричество.
***
Нина приехала в Москву, когда еще жили старушки, которые могли видеть Толстого или Чехова. Встречая на улице маленьких старых женщин в шляпках и с сумочками, как-то испуганно-виновато прижатыми к груди, она вдавливалась в стены, чтоб, не дай бог, их не задеть… Ее потрясало в них все - семенящий шаг, достоинство, перчатки с рваными пальцами. О том, что они не рваные, а так специально сделанные (митенки), она узнала позже. Чулки стандартного размера на некую единую женщину топорщились на их сухих щиколотках.
Стараясь их не задеть, Нина вдыхала их запах - запах нафталина, корицы, валерианы, запах пыли старой мебели… Сталкиваясь с кем-нибудь на улице, они вскрикивали, как испуганные птицы, и бормотали какие-то слова.
Они говорили на том, ушедшем в прошлое русском языке, которого уже пет. С языком у Нины отношения очень личные. Она любит русские слова. Русские названия. Она добреет, когда их слышит.
Как она ненавидела этих законодателей современной речи. Она содрогалась от возлюбленной ими деепричастной формы глаголов: «Идя», «встречая», «побеждая».
Лишенные смысла слова вянут и меркнут, как проколотые шары.
Те старушки… Они воспринимались, как привет откуда-то из времени без деепричастного оборота…
Через двадцать с лишним лет время смело старушек в митенках. А старушки нынешние уже не видели Чехова. Это другие старушки. Многие из них бегают, как Нинина свекровь, в синих тренировочных костюмах. Кто из них сейчас пахнет корицей и ванилином, если в продаже навалом французских и американских духов, а корицы нет и в помине…
Сегодняшнее время пахнет иначе.
Сегодняшнее время - время Алены…
Она приехала и всех победила.
Веселая, беспринципная, здоровая, горячая, нахальная Алена, никого и ничего не боясь на свете, приехала и победила.
Как бы Нина хотела хоть чуть-чуть, хоть немного почувствовать себя смелой.
***
Дашка позвонила после передачи сразу.
– Какова? - сказала она об Алене. - Я же тебе сразу сказала: нынешняя периферия душит без анестезии. Где москвичка моргнуть не успеет, лимита три раза вокруг Земли обежит.
– Алена была прелестна! - закричала Нина.
– А я о чем? Она же абсолютная нахалка, она же шла на всех грудью.
– Молодец! - сказала Нина.
– Между прочим, мне не нравится, что она живет у Куни. Ее потом не выгонишь.
– Это Кунино дело. А ты о каждом только плохо… Дарья бросила трубку. Но дело свое сделала. Она повернула все мысли Нины к Куне, от них делалось тревожно, вспоминался все время Плетнев, будь он неладен, глупой, какой-то неестественной казалась их встреча на виду у собак. Нина чувствовала себя человеком, который подслушал, подглядел и разгласил. Какое она имела право вторгаться в их отношения? Почему у нее всегда так? Почему она считает себя вправе решать за Куню и поступать, будто бы исходя из ее интересов, а на самом деле нанося обиды, уколы… Все! Никогда больше! Только да - нет. Только спасибо - пожалуйста. Только дай - на.
Куня сама прислала письмо. Писала, что ей у Раи хорошо, что двум сестрам-старухам есть о чем поговорить. Что зима, а очень тепло, даже прибрала все могилы, собирается красить оградки. Говорят, холодов и не будет. Видали Алену по телевизору. Молодец, всех переиграла. Правда, показалось, что Алена пополнела, а может, искажает телевизор.
Нина потом скажет себе: почему тетка за тысячу километров увидела то, чего я не увидела? Дело в том, что Алена была беременна.
Она пришла к ним вечером недели через три после передачи. Это были не простые три недели. Объявился Евгений. Он позвонил матери с работы и сказал: «Ну вот, я уже на месте». - «Где ты был?» - закричала свекровь. «Ты же знаешь, болел». - «Где болел?» - «В больнице, где же еще?» - засмеялся Евгений. «То есть как в больнице?» - «Вот так. Ты не волнуйся, мать. Я никому ничего… На работе тоже знали не больше…» - «Что у тебя было?» - «У меня? Тебе на самом деле или чтобы спокойней было?»
Свекровь призналась, что хотела сказать - чтоб спокойней было. Потому что подумала о венерической болезни, испугалась, что он сейчас назовет ее. Но сказала тихо: «Говори правду, только уж не всю, пожалуйста». - «Меня прищучила стенокардия, мать, - ответил Евгений. - И я понял, что смертен».
Все в таком Евгении было непонятно Нине. Любитель комфорта, он болел бескомфортно, лежа в больничном коридоре. К нему никто не ходил, ничего не носил. Такая аскеза ему не соответствовала. Он позвал Нину к телефону.
– Давай погуляем вечером? - предложил.
Свекровь смотрела на ее сборы пристально, стараясь понять: платок надела - это что значит? Сапоги на низком каблуке, растоптанные - а это что?
– Спроси, где он живет… - попросила она.
– Спрошу, - перебила ее Нина, - прежде всего об этом спрошу.
– Я не хочу, чтоб он думал…
– Он ничего не подумает, - ответила Нина. - Мы слишком хорошо знаем друг друга, чтоб подозревать в чем-то.
Женька обнял ее и поцеловал в щеку.
– Ты где живешь? - сразу спросила Нина.
– Один наш мужик живет у своей пассии, квартира пустая. Я сторожу.
– Вы будете с женой размениваться?
– Не буду, - ответил Евгений. - Полежал в больнице, подумал и решил - не буду. Пусть живет женщина спокойно, не ахти какие хоромы, а ведь съедим друг друга, если будем делиться. Так же - ей абсолютно хорошо, мне - относительно, и останутся силы подумать.
