Галина Щербакова - Анатомия развода
Дальше пошла чушь. Нина позвонила Дашке и сказала, что хочет одолжить у нее Капрала. Она идет на свидание.
– Тоже мне, дама с собачкой! - съехидничала Дашка.
Пришлось везти Капрала в такси, такая безумная была вся эта затея.
Нет, он не был похож на человека, описанного Аленой. Он не был солидным, этот С. Н. Плетнев. Он был усохший, очень пожилой, в общем, старый человек с собакой, которая все время его тянула куда-то, дергала, и он дергался на поводке как-то безвольно и покорно. Он, как бы это сказать, соответствовал Куниному рассказу, но не соответствовал собственному адресу. Такие старики бродят на Чистых или Патриарших прудах, они - типичные жильцы старых московских коммуналок, а не престижных башен.
Собаки сочувственно обнюхивали друг друга…
– Видите ли, - начала Нина, - Куня тяжело болела. Потом уехала к родным. Когда мне сказали, что кто-то к ней приходил, я подумала, что это вы и так далее…
– Почему? - не понял старик.
– Ну потому… Что вы и Куня. Ну не чужие же вы…
– Абсолютно чужие. Вы не знаете то время. Разорванное, голодное, больное… Она тогда очень поддержала меня…
– Этого мало? - спросила Нина.
– И много, и ничего, - ответил старик. - В экстремальных ситуациях помощь, даже если она оказывается одному, всегда обоюдная. У меня зажили фурункулы на спине, а у нее отогрелась душа. Миллионы таких историй. Они естественны и коротки. Если хотите, в их непродолжительности весь смысл… Ибо помогали друг другу люди настолько разные, что в других, человеческих, ситуациях они бы на разные стороны улицы переходили, а война - и все уже иначе. На глоток воды, на щепотку табака, на пять минут тепла не нужно узнавать, кто ты и что ты… Универсальный контакт войны…
– Вы говорите чушь, - возмутилась Нина. - Сколько людей помнят эти глотки, эти щепотки… Мне даже неудобно вам это говорить.
– А сколько забыли? Ну, конечно, многие помнят, ну, конечно, это свято. Но не идеализируйте вы это, бога ради. Я не мог вернуться к Куне… Никогда… Я благодарен ей, как благодарен учителю, выучившему меня грамоте. Но не стал бы я его искать… Потому что вдруг выяснилось бы, что это темный ограниченный человек в несвежей рубашке, и наложилась бы эта несвежесть на мою благодарность за грамоту, и как знать - раздавила бы благодарность… Что, наверное, было бы дурно.
– А вы не думали никогда, вдруг ей могла понадобиться ваша помощь?
– Простите. Не думал. Началась другая жизнь. Совсем другая… Теперь вот идет третья… Говорите, она болела?
– Да, у нее был криз,
– У меня жена умерла от инсульта. Пироги пекла и умерла…
– А как ваши дети?
– Все в порядке. С профессией, квартирой, машиной…
– Вы с ними живете?
– Ну зачем лее? Я счастливый. У меня молодая жена. Удивительная женщина. У меня сын-мальчишка, что обязывает меня жить непременно долго.
– Простите меня… Но вы совсем, совсем не любили Куню?
– Я же вам все сказал. Это были фурункулы войны. Смотрите, наши собаки поняли друг друга. А ведь моя Джеська с норовом… Он у вас обольститель.
Он ушел, сухонький старик с железной логикой.
У Нины было ощущение человека, которому ручным стежком предстоит обметать простыню величиной с футбольное поле. Нелепый, потому что каторжный труд. Или наоборот? Каторжный, потому что нелепый? Нина знает, как растут слова. У них нет корней. Нет конца и не найдешь начала. Спутанный клубок упругой живой кровящей нити. Клубок червей…
***
Утром Нина проснулась от скрипа двери. В проеме стояла свекровь. Нина уже много лет видела ее по утрам только в тренировочном костюме, поэтому такая вот - непричесанная, в халате, старых войлочных шлепанцах, ночной рубашке в легкомысленных цветочках, что торчала снизу, - свекровь испугала ее.
– Что случилось? - воскликнула Нина.
– Тебе Евгений не звонил? - спросила свекровь, усаживаясь на краешек дивана.
– Нет, а что?
– А то… - ответила свекровь. - Я позвонила ему домой, а его бывшая жена попросила меня никогда больше не звонить. Он уже там не живет. На работе же сказали - болен. Где он может быть болен? Если мать об этом не знает…
– Ну, дорогая моя, - засмеялась Нина. - Вы совсем не знаете сына. Значит, у него все в порядке. Значит, новая женщина ставит ему горчичники или что там еще…
– Все-таки он не такая дрянь, как ты думаешь, - проворчала свекровь. - У него никого нет, я это чувствую. И боюсь за него. Кому можно еще позвонить?
– Понятия не имею, - ответила Нина. Одеваясь, она уже сердилась на свекровь. При чем тут она? То, что Женька приходил последнее время, - только нарушение правил. Сейчас стало понятно: они заполняли пустоту в его жизни между двумя, простите, бабами. Сейчас он где-то встал на приколе и перестал появляться… А может, он ходил из-за Алены?.. Будучи самим собой, он не мог не клюнуть на Аленины наживки.
– Позвоните Алене, - сказала Нина.
– Алене? - удивилась свекровь, но быстро встала и пошла к телефону. Нина посмотрела на часы - десять минут девятого… Коммуналка, конечно, давно проснулась, проснулась ли Алена? Вон сколько ждет свекровь, перебирая в руках провод, нервные пальцы скачут по шнуру, как по четкам. Почему их у нас нет в обиходе - четок? А то ведь она порвет сейчас шнур, порвет, пока достучатся соседи до Алены…
Нет, сказала Алена, она не видела дядю Женю и ничего про него не знает, но пусть они не волнуются, такие, как дядя Женя, за здорово живешь не пропадают. А то, что позвонили ей, - молодцы. Она собиралась их предупредить, чтоб смотрели передачу «А ну-ка, девушки!» и болели за нее. Завтра вечером… А потом чтоб сразу написали письмо на телевидение, что она - лучше всех… Пусть бабушка (свекровь, значит) подговорит это сделать всех знакомых пенсионеров, а тетя Нина - своих учителей и учеников.
Свекровь подробно все доложила, и видно было, каким-то непостижимым образом Алена ее успокоила.
– Действительно, - сказала она. - Случилось бы что - нашли… За здорово живешь, - повторила она Алену, - у нас не пропадают. Что мы - Япония?
На следующий день Нина и свекровь заняли место у телевизора. А днем на работе Нина всех предупредила: болейте за мою знакомую и пишите письма. Свекровь же не поленилась позвонить своей группе здоровья и тоже «озадачила».
А просить никого ни о чем и не надо было. Алена была и так лучше всех. И секрет ее был в том, что она одна играла в игру «кто лучше», тогда как остальные всерьез старались быть лучше. Она одна не придавала значения «серьезности» вопросов и отвечала несерьезно, п это было мило и умно. Она не умела танцевать, но так весело показала свое неумение, что ей аплодировали больше всех. Она всех забила, даже жалко было девчонок, их старательно наморщенных лбов и заученных в репетициях монологов, но великая вещь - обаяние. За Алену «болели» все. Та к концу нарочно стала сбиваться, дурить, чтоб сократить разницу в преимуществе. Но что тут сделаешь? Дурачась, она тоже выигрывала.
