Жиль Легардинье - Совсем того!
— А ты, Манон? Куда ты пойдешь?
— Жюстен возвращается из командировки через несколько дней. Все зависит от него. В худшем случае вернусь к матери.
— Я надеюсь, что ты вернешься к ней не потому, что некуда деваться, а по другой причине.
— Она прислала мне на мобильник всего одну фразу: «Как поживаешь?» — и плачущий смайлик. Она не станет себя утруждать…
— Это уже хорошее начало. Так твой телефон ловит?
— Я поднималась на холм. Настоящий поход совершила. У меня было предчувствие, что Жюстен пришлет мне сообщение.
— Верное предчувствие. Ошиблась всего лишь в адресате. Все равно это отличная новость. А как экзамен?
— Готовлюсь.
— Животик растет.
— Малыш набирает вес.
— Ты говоришь как будто о мальчике…
— Еще одно предчувствие. Посмотрим, оправдается ли. Присутствие Манон внезапно навело Блейка на мысль:
— Строго между нами, могу я тебя спросить, что ты думаешь по поводу Одиль и Филиппа?
— Я люблю их обоих. У каждого непростой характер… Я рада, что между ними налаживаются отношения.
— Ты тоже заметила…
— Сейчас небо и земля по сравнению с тем, когда я пришла сюда работать.
— Манон, ты можешь кое в чем мне помочь?
— В чем?
— Открыть им глаза.
62
Когда Эндрю поднялся к мадам Бовилье, она задала ему вопрос, от которого он оторопел:
— Вы знаете дорогу к кладбищу в парке?
Эндрю уставился на мадам Бовилье, решая, как поступить. Признаться, что был там, или изобразить неведение?
— Я уже был там с Филиппом.
— Вы можете проводить меня туда?
Листва с деревьев облетела, и небо было видно всюду, куда ни кинь взгляд. Ощущать необъятность пространства, видеть горизонт или чувствовать на лице дуновение ветерка — это всегда возбуждало Эндрю. В юности он с криком пускался бежать, размахивая руками. Позже он научился переживать свой восторг по-другому: замирал, весь превращаясь в зрение и слух, дышал полной грудью и, ощущая, как бьется сердце, уносился мыслями далеко. С возрастом, даже когда глаза уже не позволяли отчетливо различать кричащих вдали птиц, внутренние ощущения не ослабевали. В этот день легкий ветерок в парке доставлял ему большое удовольствие.
Блейк шел рядом с мадам Бовилье. Укутанная в пальто, поднятый воротник которого наполовину закрывал ее лицо, с наброшенным на голову шарфом, она шла нетвердой походкой. За почти три месяца работы Блейк ни разу не видел, чтобы мадам Бовилье выходила из замка. Что заставило ее выйти и не жалела ли она об этом?
Люди разного возраста, даже когда идут вдвоем, редко идут вместе. Эндрю наблюдал это сотни раз — и в прошлом, и в настоящем. Янис обычно бежал впереди, время от времени оборачиваясь и словно побуждая его идти быстрее. Филипп вел себя, как его Юпла: удалялся, потом возвращался, влекомый непонятно чем. Манон то отставала, то шла впереди, а рядом старалась идти, только когда ненадолго отвлекалась от своих мыслей.
Мадам и Блейк шли так, как часто ходят пожилые люди, — приноравливаясь друг к другу. Быть может, жизнь научила их ценить такие минуты, наслаждаясь компанией другого и вслушиваясь в звук его и своих шагов.
Блейк не сомневался, что они идут правильной дорогой. Тем не менее, когда он увидел возвышающийся над кладбищем раскидистый дуб, он почувствовал облегчение. Заметив вдали ограду, Мадам остановилась. Не говоря ни слова, она обернулась, словно желая окинуть взглядом путь, который они проделали. Блейк подумал, что она искала глазами замок, но он был слишком далеко. А может, удалившись от дома, она хотела немного успокоиться?
— Ходьба, кажется, пошла вам на пользу, — сказал, глядя на нее, Блейк.
— Хотелось бы так думать.
Блейк показал на дуб:
— Какое величественное дерево!
— Да, действительно. Франсуа говорил, что это самое красивое дерево в поместье.
— Тот, кто задумал устроить место упокоения у его подножия, поступил правильно.
— Красота дерева — не единственная причина. Когда мы с Франсуа купили это поместье, его бывший владелец рассказал нам связанную с ним легенду. Больше двух веков назад под этим дубом встречалась одна влюбленная пара. Парень принадлежал к одной из самых богатых семей в округе, а девушка была дочерью простого фермера. Они любили друг друга, но богатая семья была категорически против их союза. И вот отец парня подговорил одного из своих работников спрятаться в лесу, прихватив ружье, подождать, пока появятся влюбленные, и выстрелить в их сторону. Он никого не собирался убивать — хотел только слегка ранить девушку. Дескать, испугается и выбросит мечты о богатом женихе из головы…
Мадам и Блейк подошли к самому дереву. Мадам погладила ствол.
— Работник промахнулся, — продолжила она. — Девушку он даже не задел, а вот парня сразил наповал. С тех пор эту трагическую историю передают из уст в уста. И ни один дровосек не посмел срубить дерево, хотя все дубы в округе давно превратились в мебель и доски.
— Вы считаете, что эта история правдивая?
— Она красивая. Что-то вроде истории о Ромео и Джульетте. А правдивая или нет — я не знаю. Любовь часто приносит несчастье, а дерево по-прежнему стоит.
— А ваш муж верил в эту легенду?
— Франсуа любил разные истории. Его собрание книг — тому подтверждение, — теперь уже было подтверждением. Он считал, что истории — это лучший способ поднять жизнь над серой обыденностью.
Мадам Бовилье прошла за ограду. Вначале она направилась к могиле родителей. Долго сосредоточенно стояла возле нее. Ветер шевелил ее локоны, выбившиеся из-под шарфа. Поджав губы, она не сводила глаз с выгравированных на камне имен. Блейк, хоть стоял за оградой, находился всего в нескольких метрах от Мадам.
Затем она перешла к могиле мужа. Возле нее она вела себя по-другому. Ее взгляд часто отрывался от гранитной плиты и устремлялся вдаль. Не были так напряжены губы. О чем она думала? Мадам взглянула на Блейка. Он видел, что она продолжала стоять потому, что была не одна и на нее смотрели. Приди она сюда в одиночестве, она ушла бы раньше.
Наконец она перевела взгляд на безымянную могилу, сделала к ней несколько шагов и, поколебавшись, все-таки задержалась возле нее на мгновение. Она избегала смотреть на камень. Лицо ее было опущено. Перед этой могилой она выглядела какой-то маленькой, хрупкой и несчастной.
Прежде чем выйти назад, она обратилась к Блейку. Она говорила своим обычным голосом, не подстраиваясь под кладбищенскую обстановку.
— Вы боитесь смерти, месье Блейк?
— Не думаю. Но я ненавижу то воздействие, которое она оказывает на жизнь.
