Халед Хоссейни - Бегущий за ветром
— Мальчика, — повторил Вахид.
— Именно так.
Я вытащил снимок из кармана брюк. Стоило взглянуть на улыбающегося Хасана, как сердце у меня заныло и на глаза навернулись слезы. Я протянул фото Вахиду.
— Вот этого мальчика? — уточнил он.
Я кивнул.
— Хазарейца?
— Да.
— Он тебе чем-то дорог?
— Его отец был мне очень дорог. Он рядом с ним на снимке. Его убили.
Вахид сощурился:
— Он был тебе друг?
Скажи «да», шептал мне внутренний голос, будто не желая, чтобы я выдал тайну Бабы. Только лгать больше не хотелось.
— У нас один отец. — Признание далось мне с трудом. — Только матери разные.
— Прости за любопытство.
— Ничего страшного.
— Как ты с ним поступишь, когда отыщешь?
— Заберу его в Пешавар. Есть люди, которые о нем позаботятся.
Вахид вернул мне фото и положил на плечо свою могучую руку.
— Ты честный человек, Амир-ага. Настоящий афганец.
Внутри у меня все сжалось.
— Я горжусь тем, что дал тебе приют под своей крышей, — торжественно сказал Вахид.
Я смущенно поблагодарил и посмотрел на Фарида. Потупив глаза, тот теребил края циновки.
Немного погодя Мариам с матерью подали нам по миске шорвы из овощей и по лепешке.
— Прости, что не предлагаю тебе мяса, — извинился Вахид. — Сейчас только талибы едят мясо.
— Как вкусно, — сказал я совершенно искренне. — Угоститесь вместе с нами.
— Мы все хорошо поели перед вашим приходом, — отказался Вахид.
Нам с Фаридом оставалось только закатать рукава и начать макать хлеб в миски.
Смуглые коротко стриженные ребятишки не отрываясь смотрели мне на руки. Младший прошептал что-то старшему на ухо. Брат кивнул в ответ, раскачиваясь взад-вперед.
Их заинтересовали мои кварцевые часы, понял я.
После трапезы, когда Мариам принесла нам в глиняном горшке воды вымыть руки, я спросил Вахида, можно ли мне сделать его детям хадиа, подарок. Он долго не соглашался, но наконец разрешил. Я отстегнул часы и протянул их младшему. Тот застенчиво пробормотал «ташакор».
— Они показывают, который теперь час во всех крупных городах мира, — пояснил я.
Мальчики вежливо поклонились, по очереди примеряя хитрый прибор. Только скоро часы надоели и, никем не востребованные, так и остались лежать на полу.
— Почему ты мне не сказал? — шепотом спросил Фарид, когда мы с ним улеглись на целую кипу соломенных циновок, которые жена Вахида собрала для нас по всему дому.
— О чем?
— Зачем ты приехал в Афганистан. — Из голоса Фарида исчезли резкие интонации, характерные для него чуть ли не с первой минуты нашего знакомства.
— Ты не спрашивал.
— Ты обязан был сказать.
— Но ведь ты не спрашивал.
Он перекатился на другой бок и сунул руку под голову. Теперь его лицо было обращено ко мне.
— Может, я помогу тебе найти мальчика.
— Спасибо, Фарид.
— Нельзя сразу плохо думать о людях, не разобравшись. Я был не прав.
Я вздохнул.
— Не расстраивайся. Так мне и надо.
Руки у него скручены за спиной, грубая веревка впилась до костей, глаза завязаны. Он стоит на коленях над сточной канавой, полной зловонной воды, голова низко склонена, он раскачивается в молитве, кровь сочится из разбитых коленей и сквозь ткань штанов пачкает гравий. В лучах заходящего солнца его длинная тень колеблется и пляшет. Разбитые губы шевелятся. Подхожу ближе. «Для тебя хоть тысячу раз подряд», — повторяет он снова и снова. Поклон — и назад. Поклон — и назад. Он поднимает голову, и я вижу шрам над верхней губой.
Рядом с нами стоит кто-то еще.
Сперва я вижу только ствол автомата, а потом за ним вырисовывается фигура человека в камуфляже, с черной чалмой на голове. В глазах у человека пустота. Он отступает на шаг, вскидывает автомат и упирает ствол в затылок коленопреклоненного. Свет играет на блестящей стали.
Следует оглушительный выстрел.
Взгляд мой скользит выше и выше. Из дыма проступает лицо человека с автоматом.
Это — я.
Просыпаюсь. В горле у меня застрял крик.
Я вышел на улицу, стараясь не шуметь. Надо мною простиралось небо, густо усыпанное звездами, светилась серебром половинка луны. В темноте надрывались сверчки, ветерок шевелил ветви деревьев, земля под босыми ногами была такая холодная… И только сейчас, впервые после пересечения границы, я почувствовал, что вернулся. Столько лет прошло, и вот я снова дома. На этой земле мой прадед женился в третий раз и умер от холеры год спустя. Но новая жена успела родить ему сына, не то что две предыдущие. На этой земле мой дед ездил на охоту с королем Надир-шахом и убил оленя. На этой земле скончалась моя матушка. И на этой земле я старался завоевать любовь отца.
Я сел у саманной стены. Нахлынувшее на меня внезапно чувство родины поразило меня самого. А я-то думал, все давно забыто и похоронено, ведь я уже так давно живу в другой стране, которая для людей, мирно спящих сейчас в доме у меня за спиной, нечто вроде иной галактики. И вот память ко мне вернулась, и при свете полумесяца Афганистан поднялся у меня из-под ног. Может быть, и моя родина меня вспомнит?
Где-то там, за этими горами, лежит Кабул, настоящий, всамделишный город, не бледное воспоминание и не краткое сообщение «Ассошиэйтед Пресс» с пятнадцатой страницы «Сан-Франциско кроникл». Где-то за горами спит Кабул, где я со своим сводным братом запускал воздушных змеев. Город, где бессмысленно убили коленопреклоненного человека из моего сна. Город, где жизнь когда-то поставила меня перед выбором, а через четверть века опять привела сюда, чтобы я ответил за последствия.
Из дома послышались голоса. Среди говоривших, несомненно, был Вахид.
— Детям ничего не осталось…
— Пусть мы голодны, но мы не хамы! Он наш гость! Что мне было делать? — Вахид старался говорить потише.
— Надо завтра хоть чем-нибудь разжиться! А то чем я детей накормлю? — В женском голосе слышались слезы.
Я на цыпочках прокрался в дом. Теперь мне было ясно, почему часы так скоро наскучили детям. Они и не на часы вовсе смотрели. Они наблюдали, как я ем.
Мы уезжали рано. Садясь в машину, я поблагодарил Вахида за гостеприимство. Он ткнул пальцем в свою лачугу:
— Это твой дом.
Трое мальчишек, стоя в дверях, прощались с нами. У младшего на руке болтались мои часы.
Отец с сыновьями скрылись в облаке пыли. Меня поразила мысль, что в другом мире, в том, где живу я, дети-попрошайки не бегают за машинами.
