Акилле Кампаниле - В августе жену знать не желаю
— Я чуть было не свалял дурака.
В самом деле, к несчастью, у него был чрезвычайно узнаваемый нос.
На улице отдыхающие горячились все сильнее.
— Смотрите, — говорил кто-то, — как бы он не проскользнул в окно.
— Не пройдет, номер 14 сторожит с улицы.
— Все выходы под контролем! — объявил силач-гренадер, предвкушавший радость мщения.
Вдруг послышался голос:
— Тише, вот он.
Ручка двери повернулась, скрипнув. Тут же дверь распахнулась, и изумленным взорам отдыхающих явилась суровая фигура русского попа.
Напиравшая толпа в замешательстве отшатнулась, проникнувшись невольным почтением при виде внушительной фигуры священника, о присутствии которого в гостинице никто и не догадывался.
Кто-то тихо спросил у соседа:
— Когда же он приехал?
— Ну, может, сегодня ночью.
Поп остановился у двери, медленно обвел взглядом толпу и, подняв руку, сказал густым басом:
— Мир вам, люди.
— Мир, — ответили все.
— О, отец! — воскликнула синьора Суарес, которая спустилась за несколько минут до того с мужем и Катериной.
Она хотела поцеловать ему руку; но батюшка ласково ее оттолкнул и направился к выходу, пока отдыхающие толкались, чтобы поцеловать ему рясу, веревочный пояс, или хотя бы прикоснуться к краю одежды.
Но когда он уже шел по проходу, образованному почтительно коленопреклоненными людьми, силач-гренадер углядел хозяйственную сумку под рясой и закричал:
— У него сумка! Это он!
Это было как взрыв бомбы. Коленопреклоненные верующие вскочили, охваченные самым яростным возмущением и бросились на мошенника с криками:
— Хватай попа!
Но не тут-то было: попу удалось вывернуться и он, подобрав рясу, с бородой, очутившейся на затылке, бросился наутек по залитой солнцем улице, размахивая хозяйственной сумкой, к удивлению отдыхающих, медленный пестрый поток которых уже тянулся на пляж.
Джедеоне, Андреа, супруги Суарес, Уититтерли, Катерина и другие собрались в сквере вокруг того, что, по словам клявшегося, божившегося и готового дать голову на отсечение Арокле, было кофе с молоком. Катерина с тоской всматривалась в лица отдыхающих в надежде узнать юношу, с которым она говорила прошлой ночью. Но ни в ком его не узнавала.
Тем временем прислуга подсматривала из-за деревьев, сколько сахара клали в чашки постояльцы, а с деревьев падали пауки.
— Нужно срочно отыскать водолаза! — воскликнул Уититтерли.
— Конечно же, — сказал Джедеоне, который не забывал и о расходах, — я полагаю, что ради такой мелочи не стоит привлекать профессионала. Тут у Андреа есть друг, который увлекается водолазным делом. Некто Галеаццо Перера. Можно обратиться к нему.
— Это мысль! — воскликнул Ланцилло, который как раз входил с расстроенным видом, — лишь бы это было поскорее.
— Немедленно, — сказал Джедеоне, — сейчас я напишу ему записку. — Он бросился к Арокле: — Где тут комната для писем?
— Ах! — вскрикнул бедняга-официант, опасаясь новой бури.
И, не говоря ни слова, отвел старика на последний этаж. Здесь он показал ему нечто похожее на люк, уходивший в потолок.
— Это там, — сказал он, засмущавшись.
— Да как же туда пройти?
— Мы принесем приставную лестницу, а я ее вам подержу. Только нужно осторожно, потому что придется подниматься с чернильницей в руке; чернила в комнате для писем совсем высохли из-за жары.
— Да вы с ума сошли! — закричал Джедеоне.
Он оставил намерение писать письмо и, пока дамы оставались в гостинице, без долгих сборов отправился в сопровождении Суареса, Андреа, Ланцилло и Уититтерли к водолазу-любителю, который жил на окраине местечка.
— Синьор Галеаццо Перера дома? — спросил он у служанки.
— Он на дне.
Это было действительно так. Как бывало каждое утро, молодой человек в чрезвычайно элегантном водолазном костюме лежал на дне ванны, в то время как служанка закачивала ему воздух.
— Подождем, пока поднимется, — сказал Уититтерли.
Они сели, обозревая богатую библиотеку, сплошь состоявшую из произведений на водолазную тему.
На стенах висели только картины, изображавшие драматичные эпизоды из жизни водолазов в морских пучинах. Здесь были водолазы, победно сражавшиеся при помощи топора с гигантскими осьминогами, рядом с корпусами затонувших кораблей, вокруг которых плавали странные рыбы.
На столе в беспорядке лежали горы корреспонденции, пачки технических специализированных журналов и вырезки из газет на всех языках. Этот удивительный человек был членом всех парламентских комиссий, правительственных и международных, которые занимались водолазами, поддерживал связи с отраслевыми организациями, и не было такой газеты, которая, если дело касалось интересов водолазов, не обращалась бы к нему за мнением с тем, чтобы немедленно его обнародовать.
Поскольку Галеаццо не спешил подниматься на поверхность, Ланцилло обратился к служанке:
— А нельзя ли ускорить его подъем?
— Попробуйте ему позвонить, — ответила девушка.
Суарес схватился за телефонный аппарат.
— Алло, алло, синьор Перера! Мы хотели бы попросить вас об одной услуге.
— Я вас слушаю, — ответил водолаз-любитель из глубин ванны.
— Вы не могли бы, — продолжал старик, — спуститься на дно моря, чтобы отыскать для нас ключи?
Все с волнением ожидали ответа.
— На дно моря? — ответил Галеаццо. — Извините, не могу. Если вы бросите что-нибудь в ванну, тогда с удовольствием.
— Нет уж, спасибо! — проворчал Суарес, раздраженно бросая трубку.
С тем они и ушли.
Тогда Джедеоне вспомнил об одном своем друге, Антонио Вилла, бывшем знаменитом водолазе.
По счастливой случайности, этот синьор отдыхал в том же месте. Они спросили об этом у прохожего.
— Водолаз? — ответил тот. — Вы точно найдете его на пляже. Там его все знают.
IV
Пестрая толпа непрерывным потоком медленно проходила на пляж, неся сумки, резиновые мячи и другие предметы для купаний. Можно было подумать, что приверженцы некоего таинственного божества проходят в храм. Босоногие пляжные смотрители носились, открывая кабинки, сталкивая в воду лодки и взятые напрокат катамараны.
Недалеко от входа какой-то рыбак с неистовой яростью шлепал по каменному парапету только что выловленным и еще живым осьминогом. Как известно, осьминогов умерщвляют таким способом.
— Какой варварский обычай! — воскликнул Суарес, который входил в этот самый момент со своими товарищами.
— Он показался бы вам еще более варварским, — сказал один из пляжных завсегдатаев, — если бы вы знали, что этот осьминог — все время один и тот же: его каждый день ловят живым и хлопают на глазах у отдыхающих.
— То есть как это? — спросил наш друг.
— Вы знаете, — объяснил тот, — что никто не будет есть рыбу на пляже, если у него на глазах не убьют хотя бы одного живого осьминога. Поскольку здесь нельзя каждый день ловить нового осьминога, дирекция решила использовать одного и того же, которого после кратковременного избиения, но не давая ему испустить дух, бросают назад в море, в огороженную заводь, где его легко при необходимости изловить.
Это была правда. Бедное животное, как будто мало подвергаться ежедневным утренним избиениям, часто было вынуждено терпеть дополнительные мучительные экзекуции в течение дня. Как только являлся новый посетитель и просил приготовить ему блюдо из свежей рыбы, только что пойманной у него на глазах, вылавливали того самого осьминога и шлепали его несколько минут о парапет. Потом его заменяли осьминогом, доставленным из Милана, и бросали назад в море до нового случая. Бедняжка уже научился различать по голосам, когда наступал момент для очередного отлова и экзекуции. В первое время, как только он слышал возглас: «Эй, у вас тут найдется поесть свежей рыбки?» — он бормотал: «Ну вот, опять!» И весь съеживался, пытаясь распластаться на дне. Однако все было напрасно. Его тут же обнаруживали, извлекали на свет божий и начинали яростно шлепать о парапет к полному удовольствию посетителей. В дальнейшем несчастный моллюск, в целях сокращения мучительного ожидания, как только слышал просьбу приготовить что-нибудь из свежей рыбки, сам поднимался на поверхность и подплывал к парапету с поразительной покорностью. Несчастное животное уже стало крайне нечувствительным и желало лишь покончить со своим жалким существованием. Правда, у него было всего вдоволь. В заботе о его жизни дирекция кормила его самыми лакомыми кусками и не отказывала в разных удобствах. Но сам факт столь зверских избиений затмевал все остальное. Каждое утро он говорил: «Дай бог, чтобы это случилось сегодня». Но чувствуя после очередного жестокого испытания, что его бросают в море, а не на сковородку, он с содроганием думал: «Завтра еще помучаемся». Иногда после избиения он изображал забывчивость и тихонько тащился на кухню. Однако рыбак успевал его перехватить и возвращал в морскую пучину.
