Спаркли Хейтер - Танец маленьких разбойниц
— Да, иногда попадались такие места. Мне казалось, что я мог бы остаться там, открыть небольшой отель или автозаправочную станцию, — Эдди усмехнулся. — Я знаю одного парня, он живет на севере Пакистана, практически посреди пустыни, держит крохотную гостиницу на восемь комнат и бензоколонку. Между прочим, очень прибыльное дело, учитывая, что на пятьдесят миль вокруг нет ни одного отеля. Парень этот никогда не ездил дальше Стамбула, но у него есть мечта — попасть в Мекку. Это единственное путешествие, которое он хочет совершить, прежде чем покинет наш бренный мир. Постоянно слушает программы Всемирной службы новостей, всем интересуется, задает массу вопросов, но не имеет ни малейшего желания таскаться по миру. «Мир сам приходит ко мне», — говорит он и показывает толстый журнал регистрации постояльцев, где полно подписей путешественников из разных уголков планеты. Думаю, я мог бы жить так, как живет он.
Блэки с удовольствием слушала дорожные истории Эдди, но иногда она чувствовала нечто вроде зависти: девушке хотелось самой отправиться в путь, побывать в разных странах и создать свои собственные истории. А Эдди станет одним из персонажей ее рассказов: «Безумный Канадец, с которым я познакомилась в Италии, он рисовал портреты Бога… Потом мы поехали во Францию и целых две недели жили в нудистском лагере на берегу Средиземного моря». В воображаемом дневнике путешественника, который начала вести Блэки, первая глава под названием «Эдди» была почти готова.
— А чем ты занималась до нашей встречи? — спросил юноша. — Расскажи мне о своих европейских приключениях, или ты все время утешала Хлою?
Блэки очень хотелось рассказать о своих европейских приключениях, но она побоялась, что Эдди не понравятся ее криминальные истории.
— Так, — она вяло махнула рукой, — ничего особенного.
— Вы давно дружите с Хлоей?
— Со школы. Мы познакомились в реабилитационном центре городской клиники, где нас пытались отучить от курения.
— Понятно. А ее родители, они действительно идеальная пара?
— О да, такое бывает только в романах. Они женаты уже почти тридцать лет. Да что там родители, дедушка и бабушка Хлои прожили вместе пятьдесят пять лет, дедушка умер года три назад. До последнего дня они называли друг друга Большой Билли и Малышка Салли. Очень милая пара. Я была у них на золотой свадьбе. Помню, как Большой Билли смотрел на свою Малышку Салли, с такой любовью и нежностью… Удивительно. — Блэки расплылась в улыбке. Она вдруг поняла, что больше не сердится на подругу.
— Но бедняжка Хлоя стала печальным исключением из общего правила?
— Да, начисто разрушила семейную традицию. И не пошла в семейный бизнес. Все ее предки занимались фотографией. Большой Билли был торговым представителем фирмы «Кодак», его часто посылали в Европу, думаю, от него Хлоя и унаследовала страсть к путешествиям. Родители тоже каждый год ездили отдыхать за границу. Как гласит легенда, Хлою зачали на каком-то французском острове.
— И конечно же, Хлоя — единственный ребенок в семье?
— Да. Я ей вместо сестры. Боюсь, что «дорожный вирус» я подцепила от Хлои. А ты говорил, что заразился им от сестричек Херш?
— Угу.
— Кто они такие?
— О, это длинная история. Она началась давным-давно, когда я еще был «плохим мальчиком». Ты уверена, что хочешь знать подробности?
— Сгораю от нетерпения.
Эдди поднес сигарету к губам, глубоко затянулся и выдохнул в ночное небо длинную струйку дыма.
— Я совершил ужасное преступление. И не одно.
— Неужели? — встрепенулась Блэки. — Какое преступление? Тебя арестовали?
— Арестовали. И отправили в специальную школу для трудных подростков.
— Не может быть! За что? Наркотики?
— Нет. Взлом и незаконное проникновение в чужое жилище. Я занимался этим с двенадцати лет. В шестнадцать меня арестовали.
— Значит, ты был вором?
— Да ты что! — возмутился Эдди. — Я никогда в жизни не брал чужого, ну, если только пару ложек растворимого кофе. У меня была совсем другая цель: когда люди уезжали в отпуск, я забирался к ним в дом и просто бродил по пустым комнатам, листал их семейные альбомы, смотрел телевизор.
— Зачем?
— Понимаешь, у меня дома… родители постоянно ссорились, старшая сестра превратилась в злобного панка, она ненавидела весь мир и орала на родителей, а дедушка был убежден, что я гей. Он все время зудел, что мне надо пойти служить в армию, и заставлял выполнять разную мужскую работу.
— Какую же? Делать деньги и рубить дрова?
— Рубить дрова? О, я вырубил целую рощу! — Эдди расхохотался. — Нет, дедушка хотел, чтобы я ходил на охоту. «Настоящий палень неплеменно должен охотиться в длемучем лесу», — дедушке было семьдесят восемь, и у него не хватало зубов.
— И ты ходил на охоту?
— Не уверен, что то, чем мы занимались, можно назвать охотой. Дедушка сидел в инвалидном кресле и держал ружье, а я толкал кресло перед собой и одновременно пытался разглядеть на земле следы оленя. Дедушка громогласным голосом командовал: «Направо! Налево!» — он был глуховат и поэтому орал во всю глотку, разгоняя всех окрестных оленей.
Блэки хихикнула и зажала рот ладошкой.
— И как долго продолжались твои экскурсии по чужим домам?
— Часа два-три. Обычно это было поздно вечером. Днем я подрабатывал в кондитерской, а по ночам «ходил в гости». Чаще всего я наведывался к Хершам. Они работали в школе. Каждый год родители забирали дочерей и месяца на два уезжали в индейские резервации или за границу — учить детей. А я почти все лето проводил в их доме.
— Симпатичный домик?
— Да. Не очень богатый, преподаватели, сама понимаешь. Но уютный. У них были замечательные альбомы. После каждого путешествия появлялся новый. Сестрички Херш собирали фотографии, открытки и всякие памятные безделушки: ну, там, засушенные растения, корешки от билетов, счета из ресторанов. Помню, меня особенно поразил индийский альбом: там был приклеен билет из кинотеатра «Джамуна» на Чаринджи-роуд и выписанный от руки счет из винного погребка «Мохана» в Джасалмере. Я видел массу потрясающих снимков: сестрички верхом на слонах, на верблюдах, на лошадях, все семейство в окружении туземцев, мама и папа играют в карты со старым китайцем, пьют чай с японцами, разговаривают со школьниками из Непала. Тогда-то во мне и проснулось желание путешествовать.
— Но семейство Херш сдало тебя полиции? — усмехнулась Блэки.
— Нет. Меня заложили Миллеры. Предполагалось, что на Рождество они уедут в Квебек — кататься на лыжах, но их сын остался дома со своей подружкой. Оказалось, что мы учились с ним в одной школе, парень застукал меня на месте преступления, узнал и сдал полиции. А что касается Хершей, думаю, они даже не догадывались о моем существовании. Одно время я представлял, как прихожу к ним, стучу в дверь, они открывают, мы знакомимся и вскоре становимся друзьями, потом я влюбляюсь в одну из сестер…
Эдди горько рассмеялся.
— Ну и что тебе помешало прийти к ним и постучать в дверь?
— Если бы я решился зайти к ним, мне пришлось бы во всем сознаться…
— Почему?
— Потому что иначе я не смог бы с ними общаться, а если бы я рассказал правду, они сочли бы меня ненормальным.
Блэки неопределенно хмыкнула.
— А сколько ты пробыл в спецшколе?
— Год, и еще год испытательного срока. Можно было бы отделаться более легким наказанием, но сыграла роль плохая репутация: низкая успеваемость, драки — словом, мальчик из неблагополучной семьи. И они решили перевоспитывать меня по полной программе. В спецшколе я тоже много дрался и не очень хорошо учился. Но все же кое-какая польза от их воспитания была. К нам приходил один старичок, бывший домушник, он вел у нас уроки рисования. Старичок сказал, что из меня может получиться неплохой художник. Летом я занимался на курсах в художественном училище, а после окончания школы поступил на факультет прикладного искусства…
— А потом все бросил и уехал из дома. Почему?
— Ну-у, была причина… но это не интересно. Рано или поздно я все равно бы уехал. Альбомы Джессики и Сары Херш произвели на меня слишком сильное впечатление. Знаешь, «дорожный вирус» не поддается лечению.
— И ты у них ничего не брал? Кроме кофе, разумеется?
— Нет, боже сохрани, я же не вор. Херши стали для меня чем-то вроде семьи. Я понимаю: это выглядит мерзко — залезть в дом, копаться в чужих вещах, все равно, что подглядывать за людьми. Но я не хотел ничего плохого. Они мне нравились.
Да, выглядит мерзко, но Блэки беспокоило совсем другое, только она никак не могла понять, что именно. Это было неприятное чувство, похожее на подступающую к горлу тошноту. Вначале девушка даже подумала, что отравилась или у нее начинаются месячные.
Прислушавшись к себе, Блэки вдруг поняла: то, что ее мучает, называется «чувством вины». Она не видела в поступке приятеля ничего предосудительного. По сравнению с преступлениями, которые были на ее совести, шпионские выходки Эдди казались невинной шалостью. Грабить престарелых ловеласов и сбывать краденые часы — гораздо более мерзкое занятие. Но с другой стороны, ловеласы получали по заслугам. И нечего их жалеть. Однако Блэки так и не решилась рассказать Эдди о своем криминальном прошлом, испугавшись, что он придет в ужас и перестанет уважать ее.
