Дмитрий Старков - Отдаленное настоящее, или же FUTURE РERFECT
Задумчиво оглядев расползшуюся по полу груду старых, добротных томов, Петяша нагнулся, не вставая со стула, выдернул из середины кучи солидный коричневый томик Фейхтвангера.
Ага! Что надо…
Раскрыв том на нужной странице, он пристроил его так, чтобы одновременно заглядывать в книгу и печатать, создал новый файл, на секунду задумался и отстучал на клавиатуре название: СТАРАЯ ПЕСНЯ.
Отступил пару строчек…
Глава первая
Прошло около девяноста лет со дня смерти Пророка, и созданное целианами государство сделалось мировой державой, и земли его вольготно раскинулись от рубежей Гинда через Рувию и Калахию вдоль берегов Лазурного моря до самого Безбрежного океана…
На миг оторвавшись от клавиатуры, Петяша перечел фразу.
Во-о-от! Вот это — будет читателям «эпическая фэнтези»! Характеры, как все яркое, просты, размах событий широк, и даже атрибутика вся подходящая — средневековье же. Только надо бы глоссарий составить и что-то вроде карты, а то запутаться недолго и забыть, что во что переназвал.
Настроение несколько улучшилось: таким-то образом романы можно печь, как блины! Правда, неплохо бы подалее держаться от оригинального текста, иначе выходит слишком прозрачно. Конечно, за падло как-то чужое переписывать, хоть и делают это нынче сплошь и рядом, и в плагиате ни одна собака не уличит… Но — ладно. Для-ради заработать — попробуем.
Тревога отступила, отодвинулась куда-то в глубину сознания, уступив место на его поверхности легкой прозрачной меланхолии — именно в таком состоянии Петяше обыкновенно работалось лучше всего. Однако через некоторое время в голову начали лезть какие-то ненужные, вовсе не относящиеся к работе мысли.
А куда это Елка в последние дни шастает? И молчит целыми днями… Странно; не водилось за ней такого прежде.
— Катькин!
Из кухни, еще в самом начале тройственной совместной жизни переоборудованной дамами под «женскую половину», послышались шаги.
— Чего надумал?
Катерина последнее время какая-то невеселая…
— Елка утром не говорила, куда отправилась?
Личико Кати сделалось еще мрачнее прежнего.
— Все Елка да Елка… — с наигранной (хотя вернее сказать, пожалуй, «заряженной некоторой долей наигрыша») сварливостью забрюзжала она. — Если не работа, так Елка… А вот я тебя сейчас!..
С этими словами она вдруг резко дернула Петяшин стул на середину комнаты и, прыгнув к Петяше на колени, крепко обняла его.
— Мое! — сообщила она, запуская руку в непомерно растянутый ворот Петяшиной «домашней» футболки.
— А кто бы спорил… — не слишком весело усмехнулся Петяша.
— Ну, раз никто не спорит, слушай. Елка, по-моему, уйдет от нас скоро.
Слова Катины звучали как-то так… Точно определить одним словом ее тон Петяша, пожалуй, не смог бы, однако присутствовала в Катином тоне такая неслыханная доселе серьезность, такое тонкое, доскональное знание обстановки, что Петяше сделалось жутковато.
— А что стряслось? Вроде бы, так хорошо все было… — растерянно пролепетал он.
Катя сморщила носик.
— Хорошо-то, хорошо… Только, как бы это сказать, мироощущение ее такой ломки не выдерживает.
Ну и новости…
Петяша не знал, что и думать — все вдруг перемешалось в голове. Вдобавок, и Катерина раньше никогда не говорила в таком серьезном, «взрослом» тоне. Вообще, никак не выказывала подобной «умудренности жизнью»…
— Это ты о том, что мы втроем живем вот так?.. — спросил он, от растерянности утратив солидную толику способности ясно выражать мысли. — Что ей такие отношения на самом деле никакого удовольствия не доставляют?
— Нет же, — с легкой даже досадой на Петяшину несообразительность заговорила Катя, все понявшая и без лишней внятности. — Как тебе объяснить… Мы с ней говорили довольно много, пока ты работал; она про ваши прежние отношения рассказывала… Словом, Елка давно привыкла, что ты у нее неустроенный такой, неухоженный, неблагополучный. Ты ей был нужен именно таким. И вдруг — р-раз; Петр Луков в одночасье становится писателем, за которым издатели сами бегают, состоятельным, уверенным в себе… Понимаешь?
Петяша помотал головой. Понимать-то он, конечно, все понимал, однако непривычная — даже резковатая, пожалуй — трезвость Катиных рассуждений…
— Ну, допустим, понимаю. Да. Но что плохого-то случилось? Наоборот…
— Плохого ничего. Просто прежний ты ее вполне устраивал, а к новому тебе ей не привыкнуть, — разъяснила Катя. — Неважно, почему. Теперь понятно?
Петяша раздумчиво кивнул.
— Да уж понятно. То есть, уму понятно, логика — безукоризненная, а так… не знаю. Все равно, как-то это все…
Из прихожей донесся скрежет ключа в замке. Встрепенувшись, Катя легко спрыгнула с Петяшиных колен, наклонилась, поцеловала его в щеку.
— Пойду кофе сварю. А ты, лучше, поговори с ней сейчас. Отвлекись от дел на время.
Устремившись к дверям, Катя едва не столкнулась с входящей в комнату Елкой, на ходу — так, словно не было вовсе никакого такого их с Петяшей разговора «за жизнь» — коснулась губами ее щеки и скрылась.
А Петяша тем временем силился избавиться от растерянности мыслей, но безуспешно. Поднялся со стула, привлек к себе Елку, поцеловал.
— Привет. Где гуляешь?
Вздрогнув, Елка сильно прижалась лицом к Петяшину плечу. В таком положении простояли они несколько минут, затем, все так же не поднимая взгляда, Елка сказала:
— Петькин… Ты только не обижайся, не сердись на меня… В общем, я замуж выхожу.
65
От визита к Флейшману Димыч отходил целых два дня. Изо всех сил пытался войти в обычную жизненную колею. Выкинул подальше нигде не зарегистрированный, а теперь, вполне возможно, и «запачканный» по самое «не могу» пистолет, который теперь не столько обеспечивал безопасность хозяина, сколько этой безопасности угрожал. Также отправил в небытие и всю одежду, в которой натворил столько кровавого и, пожалуй, бессмысленного за последние дни. Разбирался с «хвостами», накопившимися на работе. И — мало ли что — в очередной раз отправил маму на двухнедельный отдых в Болгарию.
Но вот у него самого, невзирая на все старания, отдыха не получалось. Никак не избавиться было от постоянного дребезжанья нервов, успевшего уже малость войти в привычку, но, тем не менее, очень утомительного. Впрочем, нервам было отчего дребезжать. Дела, навороченные в процессе импровизированного расследования, и неотвязная мысль о том, что Николай в любой момент может как-нибудь вырваться из своего лекарственного оцепенения, и воспоминания о Кате, в которых достопамятный ночной кошмар причудливо перемешивался с краткими встречами наяву… все это способствовало чему угодно, только не душевному покою.
На четвертый день Димыч решил, что дальше так существовать нельзя. Невозможно. Требуется срочно что-то предпринять для успокоения этого зуда внутри.
А что?
Единственный ответ был очевиден: ненавещенным, неопрошенным оставался только Николай. Злой гений из «скворечника», м-мать его…
Устроившись за компьютером — так почему-то всегда легче было размышлять, что бы ни происходило на экране монитора — он принялся обдумывать в деталях организацию встречи, но буквально через десять минут работу прервал звонок в дверь.
Выругавшись про себя, Димыч прошел в прихожую, отворил внутреннюю створку и глянул в глазок, врезанный в наружную. Немедленно колени его ослабли; горло словно бы перехватили холодным резиновым жгутом. Там, за дверью, на общем сером фоне лестничной площадки, маячила знакомая смоляно-черная копна курчавых волос.
Игорь!?
В мозгу мгновенно вспыхнула вереница образов — словно на немыслимой скорости пустили видеокассету: стальной прут арбалетной стрелы в черепе Дамира Султангареевича, мертвяк-зомби Володька со товарищи, мерзкая слизь на полу «тройки» в петергофской общаге, слегка прикрытый одеялом труп в последней стадии разложения на Петяшиной тахте… Захотелось сломя голову ринуться в спальню, накрыться с головой одеялом и никогда больше не вылезать наружу.
Нет. Так нельзя. Мы — не страусы. Страусы — не мы…
Призвав на помощь всю силу воли, Димыч отпер наружную дверь.
Переступив порог, Игорь, видимо, сразу понял, какое впечатление должен произвести на Димыча подобный визит:
— Все нормально, не дрожи. Жив я. Хотя до противоположного исхода оставалось всего ничего. Ну, это история долгая, потом расскажу. Сейчас важно то, что я в результате лишился жилья. Приютишь на недельку?
Димыч медленно — в том же темпе, в каком приходило в норму мироощущение — кивнул.
— Хорошо. Не вопрос. Кофе будешь?
— Дык — не вопрос же, — усмехнулся Игорь.
Димыч отправился в кухню. Пожалуй, в первый раз за всю сознательную жизнь он вполне прочувствовал, что означает ходовое народное выражение насчет падения камня с души: мгновенно навалившийся ужас сменился невероятным облегчением оттого, что оказался напрасен. Вдобавок, старший товарищ, на которого можно положиться, снова с ним…
