Ирина Лобановская - Что мне делать без тебя?
- Я хочу вернуться в Штутгарт, - без всякого выражения сказала Олеся.
- Ты очень скоро туда вернешься. А завтра улетишь домой. Больше мы с тобой не увидимся, второй раз ни я, ни ты на встречу не отважимся. Это всего-навсего ностальгия по прошлому - и ничего больше. Но ностальгия - страшная штука, с ней иногда невозможно бороться. Вот я и не справился... И ты тоже не справилась с ней. Вот чего я от тебя не ожидал.
- Чего ты вообще ожидал? - вспылила Олеся. - Если я не думала ни о чем, то ты и того меньше!
Валерий кивнул, соглашаясь.
- Да, я не могу ни в чем тебя упрекать: прошлое ворошить бесполезно. И даже опасно. Посиди со мной еще немного, у нас есть в запасе время.
Они снова затихли. О стекло с размаху ударился жук и быстро полетел прочь. Ветер тормошил верхушки деревьев.
- Какой спокойный город! - прошептала Олеся.
- Очень спокойный, - согласился Малахов. - Не то что Москва. Напрасно я все это затеял, Олеся. Я не могу теперь расстаться с тобой.
Он произнес последнюю фразу так ровно, что Олеся в страхе отпрянула и вжалась в сиденье. Она хорошо знала, что значит чересчур бесстрастный тон Валерия.
- Ты останешься со мной, - размеренно, невозмутимо продолжал он. - Навсегда. Я больше тебя от себя не отпущу. Для этого я и вызвал тебя. Здесь очень спокойный город, и здесь нам будет значительно лучше, чем в безумной Москве. Здесь нет сумасшедших темноглазых мальчиков с неуравновешенными страстями. Здесь все аккуратно взвешено и отмерено. Ты никуда не улетишь завтра. И сегодня ты не уедешь в Штутгарт. Я все давно рассчитал и обдумал, а потом написал тебе. Полина уже большая, и там есть Глеб. Я не могу без тебя, Олеся, и если ты знала об этом, то зачем же тогда прилетела ко мне через Европу по первому зову?
Она молчала, совершенно раздавленная происходящим. Почему она все-таки никогда не думает ни о чем? Во рту стало сухо.
- Валерий, - несмело начала она, - Валерий...
Он задумчиво смотрел на нее. Сейчас они поедут к нему. Да, он совершит преступление, которое преследуется законом: умыкнет чужую жену, вдобавок, подданную другого государства. А наплевать ему на все государства! Пусть потом закон осудит его, глядишь, все и обойдется! Присяжные будут растроганы столь удивительной историей, а немецкие и российские дамы обольются слезами. И что значит какой-то ничтожный закон по сравнению с человеческим чувством? Только оно - единственный непреложный закон на Земле. Валерий все рассчитал и обдумал. Присяжные его оправдают.
Олеся замолчала.
- Значит, ты согласна! - утвердительно сказал Малахов и включил зажигание.
- Валерий! - в смятении крикнула она и положила руку на руль. - Постой, Валерий! Это невозможно...
Тихо гудел включенный двигатель. В стекло билась муха. Малахов опустил голову на скрещенные пальцы и закрыл глаза. Это невозможно, Валерий...
- Я просто хотел отвезти тебя в Штутгарт. Еще несколько часов рядом с тобой, - сдержанно сказал он и улыбнулся. - Почему ты так испугалась, Олеся?..
Карен встречал жену на аэродроме. Он внимательно следил за пассажирами, тихонько насвистывая и перекатывая во рту любимую жвачку. Что-то сильно не понравилось Джангирову в походке и лице Олеси. Она шла ему навстречу, волоча сумку почти по земле. Может быть, просто очень устала с дороги...
- Я вернулась, Карен, - без всякой интонации сказала любимая, останавливаясь рядом.
- А что, - с живейшим интересом спросил он, не поворачивая к ней головы и выплевывая жвачку, - была вероятность не вернуться?
Олеся опустила сумку на землю и безучастно посмотрела вверх. Никогда не вызывай призраков... Над Москвой висело неправдоподобно синее летнее небо.
14
"Богородица дева, помоги мне!" - шепнула Олеся.
Богоматерь смотрела на нее с иконы строго и сочувственно. Она одна умела сострадать. Олеся медленно вышла из церкви, куда часто приходила помолиться за Полину. Дочка выросла и постоянно вносила в дом все новые и новые трудности.
- Какое на тебе несметное количество грехов, раз ты их без конца отмаливаешь, - насмешливо сказал недавно Карен. - А я даже не подозревал о них!
Олеся не ответила. Она сидела в кресле с ногами и думала о дочери. Ей исполнилось шестнадцать лет. Столько же, сколько было Карену в страшный, едва не сломавший их год. Теперь Полина спокойно, методически пробовала сломать свою жизнь, а заодно и жизнь матери.
- Мы продолжаем играть в теннис? - поинтересовался Карен, перебирая книги на столе. - По-моему, она заигралась. Но, в конце концов, каждый играет во что хочет. Хотя мне жалко Левона. И Полю тоже. Эта игра ей не по плечу. Он ей не подходит.
Он - тренер, у которого Полина брала уроки тенниса.
- Я его даже ни разу не видела, - грустно сказала Олеся.
- Что для тебя вовсе не обязательно, - мельком взглянув на нее, отозвался Карен. - Впрочем, хорошая мысль: стоит пригласить его в гости. А заодно Глеба. Пусть он потолкует с теннисистом, у него беседа получится лучше, чем у тебя.
- А ты не хочешь?
- Ну, нет, уволь! Могу только подключиться по ходу действия. Прости за откровенность, Леся, но кажется, она давно с ним спит, а ты спокойно сидишь в своем кресле!
- Интересно, а что, по-твоему, я должна делать? - вспылила Олеся. - Насчет приглашения я все прекрасно поняла! Кстати, помнится, когда-то ты был категорически против вмешательства родителей в дела детей!
Карен засмеялся и покачался на носках.
- Ну, времена меняются! Кроме того, сейчас речь идет о девочке, а это совсем не то, что мальчик, - И он, лукаво подмигнув, издевательски посмотрел на жену. - Ты хоть немного представляешь себе разницу между ними? Или стоит тебе кое-что объяснить?
- Немного - представляю! - недовольно сказала не расположенная к шуткам Олеся. - И немного догадываюсь о том, что ты собираешься мне поведать!
- Ничего особенного! - живо поблескивая глазами, сказал Карен и сел на пол. - Ты по обыкновению ничего не видишь дальше своего носа. Извини. Научить тебя анализировать и рассуждать невозможно.
- Потому что учитель отвратительный! А был бы другой на твоем месте...
Карен угрожающе поднялся с ковра.
- Это кто же собирается занять мое место? Оно, кажется, еще не вакантно! Что на сей раз родила твоя богатейшая фантазия? - Он был прирожденным актером и даром перевоплощения владел в совершенстве. Карен подошел к Олесе вплотную, опустился на колени и сильно сжал в пальцах ее запястья. - Значит, претендент имеется? И она морочит мне голову теннисистом! А куда ты собираешься деть меня, дорогая?
Он играл, как всегда, вдохновенно, радостно, с полной отдачей, вовлекая в свою игру всех присутствующих.
- Карен, - Олеся старалась не засмеяться. - Я тебя очень прошу, перестань дурачиться! Встань! Все слишком серьезно!
- Конечно, серьезно! - согласился с ней Карен. - Искать мужу замену - крайне ответственное занятие! То-то ты притихла в последнее время, даже перестала менять туфли! Я давно вижу, что дело нечисто!
Олеся не выдержала и фыркнула.
- Прекрати немедленно, а то укушу!
- Пожалуйста! - с готовностью согласился он, низко склонившись перед ней. - Куда изволите? Можно заодно что-нибудь еще...
Взгляд у него стал мечтательным и застывшим.
- Карен, уймись! - пробурчала Олеся. - Сейчас придет Полина.
- И вот так всегда! - вскакивая на ноги, закричал он. - Стоит мне только чего-то захотеть, сразу же: сейчас придет Полина! В конце концов, нам с тобой нужно жить отдельно, потому что больше так продолжаться не может. Проблема решается за один день! Я давно собирался тебе это сказать. Ты опять не хочешь рассуждать, Леся. Разве непонятно, что девочка выросла?
Олеся сидела неподвижно, опустив голову с рассыпающимися волосами. Конечно, Карен прав. Но тогда Полина уйдет окончательно... Джангиров снова сел на ковер.
- Значит, теперь я буду тебе втолковывать аксиому, которую когда-то внушал своим родителям. Сама ты ничего не понимаешь точно так же, как они. Дети всегда должны уходить, - медленно, останавливаясь на каждом слове, отчеканил Карен. - Слушай меня внимательно, Леся: дети! всегда! должны! уходить! С этой неизбежностью нужно смириться, и ее необходимо понять.
- Ты непоследователен! Кто мне только что объяснял, будто девочка не то же самое, что мальчик? - поймала его на слове Олеся.
Карен улыбнулся.
- Все-таки ты можешь соображать, когда хочешь! Но здесь разницы нет: уходить должны все - и девочки, и мальчики. И плохо, когда они так не делают. Давай поговорим сегодня с Полиной и предложим ей снять квартиру. Мне кажется, она давно этого хочет.
Олеся тяжело вздохнула. Карен, конечно, был прав.
Полина не ощущала прочной связи с матерью. Только иногда ее охватывала мучительная боязнь остаться в одиночестве, и тогда она в исступлении цеплялась за мать, за Глеба, даже за Карена, к которому просто привыкла, но которого не любила никогда. С Левоном все было значительно сложнее. Здесь она сама не понимала себя, не умела отделить привычку детства от настоящего чувства. Полина всегда жила обособленно, на свой лад, не вникая в мир существующих рядом людей. Мать была постольку-поскольку: она успокаивала, помогала, лечила. Она иногда избавляла от навязчивой тоски, но сейчас ей удавалось это все реже. Олеся начала предлагать Полине таблетки, от которых дочь категорически отказывалась, хотя понемногу склонялась к мысли, что лекарства необходимы: без них ей не выкарабкаться.
