Виктория Morana - ПОКОЛЕНИЕ «NET»
«Обиженный, вставай! Обманутый, вооружайся!»[62]
— Давай, поближе, — поражаясь своей храбрости, Юля потянула Тимофея в толпу. Они попали в объектив какой-то телекамеры.
Среди граждан царило напряжение и раздражение. Некоторые пришли на площадь еще час назад (общий сбор был объявлен на 18 часов вечера), но с того момента ничего важного или интересного не произошло. Людей становилось все больше, но координаторы у митинга отсутствовали. Кричать никто не решался.
— «Винтят»? — коротко поинтересовался Тимофей у одного из парней, вальяжно прислонившегося к стене гостиницы «Астория». На его лице отражалось полное спокойствие, казалось, он чувствовал себя, словно дома.
— Иногда, — кивнул он. — Но не здесь. Забрали парочку особо голосистых из тех, кто ближе к ЗАКСу стоит, — с этими словами, молодой человек указал рукой вперед, через дорогу.
В указанном направлении толпилось много людей, большинство из них даже не обращало внимания на то, что они занимают проезжую часть. Медленно подбираясь все ближе к зданию Законодательного собрания, правда, скорее по инерции, чем по волевому намерению, толпа периодически разрывалась криками и лозунгами.
— Это наш город! Это наш город! — повторяли они.
— Пошли туда! — аж подскочила Юля. Ей почему-то казалось, что у гостиницы митингующие вызывали у полиции куда больше раздражения, чем те, что протестовали на 20 метров дальше от нее.
— Ты уверена? — Тим последовал за ней, взяв девушку за руку. В такой ситуации он предпочитал не отпускать Юлю от себя далеко. — Там фотографов меньше, чем протестующих, значит, там опаснее.
— Не скажите! — раздалось за их спинами. Незнакомый молодой человек с фотоаппаратом наперевес, покачал головой. — Сейчас ради фотографий в самое пекло лезут, надо обязательно фиксировать происходящее, иначе, кто же правду-то расскажет?
С этими словами он направился через дорогу, прямо к скандирующей толпе. Юля и Тим рванули за ним, сопровождаемые напряженными взглядами полицейских, которым не нравилось, что к активной части митинга присоединяется все больше и больше людей.
Оказавшись зажатой между низкорослыми, крепкими парнями в темной одежде, Юля поняла, что это националисты и футбольные фанаты, вернувшиеся на митинг после разгона полицией. Все они были очень сосредоточены и чрезвычайно слажены, все смотрели на двух «заводил» в дальнем конце площади и отвечали на лозунги, словно 300 спартанцев.
— Мы его не выбирали! — разнеслось над местом сбора. Юля с готовностью поддержала лозунг. Вот уж точно, не выбирали.
Внезапно, со стороны Большой морской улицы донесся звук работающего мотора и шуршание колес. Из-за угла появился автозак, медленно объехал площадь по кругу и остановился прямо напротив митингующих. Как вкопанная, Юля замерла на месте, глядя, как из салона вываливаются одетые в зимнюю форму ОМОНовцы в черных шлемах, закрывающих лица. Их было очень много, гораздо больше, чем тех, кого она видела когда-то у Гостиного Двора. Казалось, что с того момента прошла целая вечность.
Люди всколыхнулись неожиданно. Фанаты, имевшие большой опыт взаимодействия с силовиками, словно, предугадывали их мысли и намерения. Ровно за секунду до того, как ОМОН начал двигаться на митингующих ровным строем, толпа бросилась бежать.
Юлю бросило вбок, а затем вперед. Всегда уверенная в том, что в группе людей можно двигаться самостоятельно, девушка с ужасом осознала, что не имеет никакого контроля над тем, куда и как быстро она должна нестись. Людской поток тащил ее и диктовал свои правила: замешкаешься — собьют с ног, а, еще хуже, если поймают и посадят в автозак. Мимо проносились юркие тени националистов, которые явно чувствовали себя «в своей тарелке». Кричат, как один, двигаются, как один. Юле казалось, что она сама двигается, по сравнению с ними, очень медленно и неуклюже.
Казалось, прошла вечность с того момента, как все бросились убегать, чтобы не попасть под «винтаж», но миновало всего лишь несколько секунд. Внезапно, толпа изменила направление, кто-то справа от Юли рванул влево и разорвал их с Тимом руки. Юлю посетила настоящая тихая паника, она оказалась совершенно одна. Теперь ее точно схватят и увезут в отделение, а она даже не сможет сказать своему парню, в какое именно, так что он ее не найдет!
Все закончилось так же внезапно, как началось. Юля стояла в тени кустов знаменитого «оазиса» в середине Исаакиевской площади[63], который был парковой зоной, до отказа заполненной митингующим. Там и раньше стояли люди, но теперь собралось большинство участников акции, словно «зеленый островок» мог их защитить.
Ошалело оглядываясь, Юля поняла, что ни одного полицейского рядом с ней нет, и, значит, опасность миновала. Тим был рядом, он никогда и не отходил далеко, просто ей так показалось, когда она потеряла его ладонь в толпе. Сделав несколько вдохов, чтобы успокоить сердцебиение, девушка, вдруг, начала тихо смеяться. Адреналин в крови превысил все возможные нормы, на Юлю накатила эйфория.
— Мы от них сбежали… — задыхаясь, рассмеялась она. — Почему же это так круто?
Чувство было такое, словно они избежали смерти и, одновременно, выиграли какой-то первый приз. Так вот как это, по-настоящему, АКТИВНО поучаствовать в оппозиционном митинге! А они раньше и не знали. В ушах что-то шумело, все чувства у молодых людей обострились.
— Значит, можно все-таки от них убегать… — протянул Тимофей. — Не совсем человек беспомощен против полицейской мясорубки.
— Так вот каких ощущений ищут такие, как Димка, приходя в места повышенного скопления ОМОНа, — пробормотала Юля. Огни Исаакиевской площади, казалось, стали гореть ярче.
Не смотря на то, что полиции все-таки удалось схватить и посадить в автозак кого-то из протестующих, Юля поймала себя на мысли, что страх перед ОМОНом у нее резко уменьшился. Теперь, испытав все ощущения, которые испытывает человек, удирая от полиции, бойцы в касках не казались ей всесильными, как раньше.
— Обратно пойдем? — спросил Тим. Толпа митингующих, словно вода, которую разбрызгали по наклонной поверхности, на их глазах медленно, но верно возвращалась на исходную позицию, откуда их спугнули полицейские.
— Они не боятся, — ошалело отметила Юля. — Они могут так часами бегать!
— Рано или поздно, их все равно заберут, — справедливо отметил Тимофей. — Это теория вероятности.
— А это неважно, — покачала головой Юля. — Если понимаешь, что сидеть в автозаке — это не смертельно, ты обязательно вернешься. И друзей приведешь. Так и нарастает снежный ком оппозиционного движения.
— Как? — усмехнулся парень.
— Когда люди теряют страх и уважение перед властью, — ответила Юленька, и они направились обратно в гущу событий.
Митинг на Исаакиевской площади 5-го марта 2012-го года собрал, в итоге, более 1000 человек. Митингующие, не смотря на холодную погоду, планировали оставаться на улицах в бессрочной акции протеста, в знак солидарности с московскими единомышленниками, лозунгом которых на Пушкинской площади была фраза «Мы вышли на улицы, теперь мы не уйдем»[64]. За полтора часа, в развитие митинга, количество его участников увеличилось в 10 раз, а действия ОМОНа привели к задержаниям более сотни человек.
Надо не снижать давления — режим не решится на более жесткие репрессии, потому что они приведут к точечным санкциям со стороны западных партнеров, чего оставшиеся без своих "замков луары" путинские подстилки ему не простят.
(с) пользователь Интернета vladimir_stp
Москва. На 2 часа позднее
После того, как со сцены, на которой выступали лидеры оппозиции, неоднократно была произнесена фраза о том, что никто не должен расходиться[65], толпа, казалось, погрузилась в полное замешательство. Дима с сожалением понимал, что призывы расставлять на улицах и площадях столицы палатки большинство людей, так или иначе, приняло за шутку. В Москве стремительно темнело, температура опускалась ниже нуля, и, уже в половине девятого вечера, митинг был практически завершен. Люди, кутаясь в шарфы и воротники, нерешительно переминались с ноги на ногу на Пушкинской площади. Пока они не уходили, ведь из их крови еще не пропал адреналин, полученный от прослушивания зажигательной речи Алексея Навального, который выступал одним из последних, призывая всех к мирным акциям гражданского неповиновения. Однако большинство уже начинало чувствовать холод и вспоминать о том, что во вторник, с утра им необходимо было быть на рабочих местах.
А расходиться было решительно нельзя. Уйти — это значит признать нелегитимную власть, смириться с сотнями нарушений, показать себя безмолвным стадом. Дима беспомощно озирался по сторонам, нутром чуя, как начинают с краев редеть ряды митингующих, медленно, но неумолимо покидающих Пушкинскую площадь. Парень знал, что сам он ни за что не уйдет, так же как не уйдут его новые подруги, которым на работу стало резко плевать, или как его старые друзья-анархисты. Но других людей никто из них не мог заставить остаться и не покидать площадь еще хотя бы несколько часов.
