Виктория Morana - ПОКОЛЕНИЕ «NET»
До «Пушки» Дима шел пешком в окружении своих знакомых: идейных девушек старше 25 лет, с трудоголизма переключившихся на политологию и «оппозициоголизм». Девочки были ничего себе, одна своими рассуждениями так сильно брала за душу, что хотелось задержаться в столице подольше. Улицы вокруг едва пропускали транспортное движение. Блокировались милицейскими машинами ближайшие к площади переулки.
Люди медленно скапливались у кинотеатра «Пушкинский» через узкие металлодетекторы. Дима, по привычке, проверил на ремне нож. Когда парень проходил под «рамку», она слабо пискнула. Наградивший Диму оценивающим взглядом полицейский махнул ему в качестве разрешения двигаться дальше.
«Хороший у них осмотр», подумал парень, оглядываясь. Сзади него двое полицейских отнимали у девушки бутылку с водой. «Стражи правопорядка что, боятся коктейлей Молотова? Значит, думают, что народ уже «дошел»? Занимательно…»
Через несколько часов бесцельного передвижения по огражденной площади для митинга, Дима заметил, что «пятачок» около кинотеатра практически полон. Организаторы при помощи громкоговорителей направляли граждан в более или менее свободные уголки территории. Народ уже не мог подойти к сцене, установленной в дальнем конце «Пушки», прямо около лиц пришедших людей вились флаги.
В толпе раздавали белые ленточки, но их у Дмитрия было предостаточно: он просто щедро передал горсть лент идейным девушкам и прислонился к памятнику Пушкину. Время тянулось невыносимо долго, хотелось пойти и выпить кофе, но покинуть огороженную площадь не представлялось возможным.
— Почему они не начинают? — разносилось в толпе.
В какой-то момент, взгляд Димы упал на пару мужиков, начавших возню возле постамента памятника, у которого он обосновался. Эти товарищи, сохраняя на лицах самое отрешенное выражение, расчехлили и попытались, не смотря на толкучку, развернуть транспаранты в поддержку В.В. Путина. Дмитрию пришлось спрятать лицо в ладони, чтобы не захохотать в голос. Он ужасно устал, плохо спал после работы наблюдателем и поездки из Петербурга в Москву, поэтому все его чувства были обострены.
— Это за Путина что ли? — начали долетать до него обрывки фраз со всех сторон.
— Это как? — недоумевали митингующие. — Не надо разворачивать.
— Что это за хрень? — захлопала глазами одна из идейных подружек Димы.
— Что? — передразнил ее Димка. — Не видишь, провокация, — с этими словами, он начал хохотать уже в голос, смотря в след спокойно удаляющимся мужикам, несущим свои плакаты «за Путина» в свернутом виде. — Очень удачная провокация.
Над Пушкинской площадью разнеслась песня «Перемен» группы «Кино»…
Большинство людей, заинтересованных в политической ситуации в стране в той или иной степени, ожидали событий 5-го марта, как химик, экспериментируя с неизвестными веществами, ждет их реакции между собой: «Рванет или нет?». Реакция общественности на победу В.В. Путина в президентских выборах должна была неизбежно последовать, все лишь задавались вопросом о том, насколько разрушительной она может быть.
«Мы посчитали, что такой вариант приемлем, потому что иначе это будет прямая конфронтация, прямые столкновения. Мы не готовы людей подставлять настолько. Мы считаем это нормальная, приемлемая площадка.
Если будет много людей 5 марта в 19 часов, это будет весомое выступление, заметное. Близко к центру, к Кремлю. Мы пришли к такому соглашению. Я думаю, на данный момент это единственный возможный был вариант договориться»
(с) Сергей Удальцов, координатор движения «Левый фронт»[61].
Питер. 19 часов после Дня У
— Мне страшно. Мне страшно-страшно-страшно. Страшно мне… — Юля вприпрыжку пересекла Большую морскую улицу, напевая себе под нос и постоянно оглядываясь по сторонам. Тим шел рядом с ней. — Страшно, страшно. Страшновато, говорю!
— ОМОНа нет, — отметил парень, застегнув молнию на куртке до подбородка. — Я думал, они прямо от Невского проспекта все перекроют, или хотя бы автозаки поставят.
— Думаешь, на площади никого нет? — засомневалась Юленька.
— Это будет, в таком случае, полный провал оппозиционной деятельности, — нахмурился Тим.
Еще несколько дней назад эти двое решили, что 5-го марта они пойдут на Исаакиевскую площадь, где, в самом сердце Санкт-Петербурга и напротив здания Законодательного собрания, люди собирались для того, чтобы выразить свой протест по результатам президентских выборов.
Все глаза российской оппозиции в тот день были обращены к Москве, а, между тем, в Питере протестная активность не затихала с самого утра. В отличие от столичных координаторов, никто из петербуржцев не собирался ставить на Исаакиевской площади палатки и мирно пить чай. Люди шли на площадь с «фаерами» и петардами.
Юля узнала об этом гораздо позже, когда, почти под окнами ее рабочего офиса, по проезжей части, тормозя автомобильное движение, маршем прошлись футбольные фанаты, закидав прилегающие к Невскому проспекту улицы дымовыми шашками. Девушка не сомневалась, что инцидент может повториться, ведь не всех фанатов удалось задержать.
Ни то чтобы ей было действительно страшно, скорее уж девушка ловила себя на мысли, что «дымовухи» привлекают к митингам больше внимания прессы, чем мирный протест. Просто в ее голове плохо укладывалась картина, как ОМОН сажает ее в автозак, увозит в отделение полиции, составляет протокол…
— А вот и автозак, как заказывал! — Юля толкнула Тимофея локтем в бок.
Машины на больших, шипованных колесах, выкрашенные в грязно-белый цвет, мрачно возвышались в дальних углах Исаакиевской площади. Со стороны собора автозаки заняли всю парковку, вытеснив оттуда обычные автомобили. Площадь не была перекрыта, никто не хватал людей «на подходе», однако Юля и Тим отметили, что улицы, ведущие в сторону набережной и парка с памятником «Медный всадник» перекрыты сплошными синими заборами. Не полиция возвела эти ограждения, но количество путей к отходу с площади резко сократилось.
На территории возле собора не было никого, кроме дежуривших там стражей правопорядка. Редкие туристы, которым захотелось посетить в это время дня храм, спешили покинуть площадь под их колкими взглядами. Куда-то пропали вечные торговцы сувенирами и безделушками, стоявшие всегда в ряд напротив Исаакиевского собора. Место из туристической Мекки вмиг превратилось почти в закрытое, очень петербургское пространство, куда только местные жители явились для того, чтобы «провести диалог» с действующей властью.
В другой стороне площади кипела жизнь. Здание ЗАКСа было плотно огорожено железными прутьями на устойчивых металлических «ножках», через каждые несколько метров по их периметру расположились полицейские. Мужчины, заложив руки за спины, напряженно смотрели вперед, через всю площадь, где стояло, напротив них, несколько сотен человек.
— Смотри, смотри! — почти радостно указала в их сторону Юля. — Они пришли! Так много!
— Надо больше, — заметил Тимофей. Он был прав, митингующие не занимали и половины Исаакиевской площади, их ряды разрывала территория проезжей части, по которой изредка проносились одинокие машины. Часть граждан собралась на проходе у гостиницы «Астория», полностью заполнив собой тротуар. Между ними юрко передвигались журналисты с камерами, в ярких жилетах и со штативами в руках. Полицейские, вооруженные громкоговорителями, расхаживали туда и сюда возле гостиницы, периодически призывая собравшихся петербуржцев разойтись.
— Товарищи, освободите тротуар! Вы мешаете проходу посетителей гостиницы и гостей нашего города! — донеслось до Юли. Она кинула взгляд на туристов из «Астории», которые сидели в принадлежащем отелю дорогом ресторане, пробуя икру. Лица у них были напряженные. Нехорошая молва о митингах в России ходила уже давно, еще с 90-х годов. Теперь эти немцы и американцы, наверное, думали, что сейчас их будут бить, параллельно разгромив те большие, «аквариумные» окна, за которыми они поедали свои туристические обеды.
Юля сомневалась, что хоть какая-то западная держава ДЕЙСТВИТЕЛЬНО понимает, что происходит в Российской Федерации уже много месяцев. Европейский Союз может издавать длинные директивы и делать заявления, Хилари Клинтон способна изойти пеной от возмущения и сочувствия, но они все равно никогда не смогли бы осознать происходящее. У русских людей просыпалась гражданская сознательность: не та, которую воспитывают на уроках патриотизма в штате Канзас, и после которой каждый христианин считает своим долгом пнуть со своей лужайки случайно забредшего на нее гея. Российский человек начинал испытывать ГОЛОДНУЮ сознательность, которая веками вкладывалась в человеческий мозг эволюцией, когда невозможно терпеть, и так чертовски досадно, что хочется растерзать любого, кто причастен к несправедливости, против которой эта сознательность протестует.
