Михаил Попов - Колыбель
Сев на пододвинутый бывшей женой табурет, он сказал:
— Такое впечатление, что нашим государством правят вампиры.
Иннокентий Михайлович отделался улыбкой на эту слишком распространенную шутку. Можно было и вообще не реагировать ввиду ее банальности, но руководство велело реагировать, и именно мягкой иронией.
— Что у вас с венами? — спросил гость, двигая при этом очки по носу вперед–назад: надо полагать, производя медицинский осмотр.
— Кровь людская не водица, хлебать ее годится, — выдал немного бреда в рифму, но не в размер Иван Степанович.
— А что у вас с талонами? — чуть запоздало отреагировал на вопрос гостя хозяин.
Тот ответил сначала не ему, а Ивану Степановичу, причем не иронически, а вполне серьезно:
— Это старые, очень старые сказки. Я имею в виду про вампиров, которые пьют кровь элиты, которая пьет пот народа. Доказано, что это чепуха. Просто государство ведет многочисленные конфликты на отдаленных путях, и что прискорбно — с ранениями работников подвижного состава. Учащаются переливания. А что до талонов — вот прайс.
— Я плохо вижу, тем более при таком освещении, — неприязненно и даже не пытаясь скрыть неприязнь, сказал хозяин.
— Еще чайку? — мягко вмешалась Женя.
Гость поднес заламинированный лист бумаги к очкам:
— Царицыно, там застеклили заново целое крыло, кроме того, конечно, ландшафт, пусть и зимний. Стадион «Олимпийский», это мегаполис в мегаполисе, фактически порто–франко, притом сильнейшая веротерпимость: с одной стороны церковь, с другой — мечеть. И ни одной резни уже с полгода. Институт Склифосовского. Но сразу предупреждаю: специалисты есть, но плата отдельная и берут так уж берут. Тоже дорого, но очень интересно — Академия Дзержинского, конференция «Свет в конце ствола», даже иноземцы предполагаются, гарантируется общий умеренный оптимизм выводов.
— А подешевле? — осторожно спросила Женя, скосив взгляд на бывшего мужа, как бы оценивая уровень крови в этом источнике.
— Самое дешевое — музеи, естественно. Пушкинский — это просто сто грамм. Кроме того, мало кто знает, там ведь и взять можно что–нибудь с собой и унести, в том смысле, что искусство реально теперь принадлежит народу.
— А зоопарк есть?
— Да, двести пятьдесят. Да, я должен был сказать сразу: транспортировка и минимальная охрана — за счет нашей службы.
— Что значит минимальная? — поинтересовалась Женя.
— А тебе не все равно? — мрачно хмыкнул Денис.
Гость успокаивающе махнул изящной рукой:
— Обычно никаких эксцессов не случается. Мимо главных свалок мы свои рейсы не пускаем, так что ни собачьих, ни крысиных налетов не бывает. А зомбирование бомжей — просто сказки малонаучные. Но тут знаете в чем дело… — Иннокентий Михайлович замедлил темп речи.
— А монастыри? — вдруг спросил Денис.
— Есть, есть там у меня Донской. И еще… Вы меня великодушно извините, но я должен сделать экспресс–анализ.
Гость наклонился к черному чемоданчику, затаившемуся у колена.
— Зачем?
Мелькнула извиняющаяся улыбка, дернулась бородка.
— Я, видите ли, врач и во время разговора вел осмотр.
— Я заметил, — сказал Денис. — Из пальца?
— Прошу прощения, из вены, — деловито сообщил гость, расстегивая чемоданчик и извлекая из него черный, уже мигающий разноразмерными глазками прибор, похожий на краба с оторванными клешнями.
— А вы нас не обманете? — спросила испуганно Женя.
— Наоборот, я вас огорошу правдой.
— Я имею в виду, вы не выкачаете шприц крови и…
— И не убегу ли?
— Извините.
— Извиняю, хотя очень смешно.
Жгут перехватил практически отсутствующий бицепс Дениса. Явилась ватка, запахло эфиром, блеснула игла, демонстрируя ретивый профессионализм, гость вошел в вену.
— А вам зачем в монастырь? — спросил доктор, пока жужжала машинка, распробуя поданную кровь.
Денис гипнотизировал «краба».
— Зачем вашему… ну, зачем нашему реципиенту в монастырь? — переадресовал доктор вопрос Жене.
— Я еще не знаю, — прошептала она.
На маленьком табло появились какие–то циферки.
— Ну, — сказал за спинами собравшихся Иван Степанович. У него был свой повод, но уж совпало.
Гость жевал губами. Потрогал бородку, поправил очки:
— Насчет монастыря вы спросили не зря, полагаю.
— Что?
— Цирроз, это как минимум, и далеко зашедший. Но это… а тут еще и лимфатическая система. Кроме того, наличие каких–то нераспознаваемых паразитов. Вы недавно откуда–то прибыли?
— Да, — кивнул Денис.
— А откуда?
— Вы не поверите.
— У меня не праздный интерес, эта «марсианская» штучка, — он ласково погладил «краба», — на многое способна, если ей что–нибудь подсказать.
— Там, где я был, болезней нет. Никаких.
— Отсоси у меня сукровицы, — просипел Иван Степанович, — мне теперь зачем?
— Нет–нет, у меня! — Женя быстро и неловко закатывала рукав драного джемпера.
Гость с интересом обвел взглядом интересную семейку:
— Таких мест, чтобы не было никаких болезней, не бывает. Вы могли не заметить момента заражения, так часто бывает, амеба, например, водится в кристально чистой на вид воде, в родниках в Камбодже.
— Вы будете колоть?! — Женя сунула ему под нос тоненькую, с синими нитками венок руку.
8
Двести пятьдесят грамм женской крови было потрачено впустую. Денис обнаружил сразу несколько обстоятельств, препятствующих осуществлению его, надо сказать, совершенно неотчетливого пока замысла. Жираф, ламы, благородные олени, тапиры и удавы его не заинтересовали. Ядовитые змеи были за настолько толстым стеклом и спали так сыто и отчужденно, что на них оставалось только махнуть рукой. То же — крокодилы. У одного пасть, правда, была открыта, но абсолютно неподвижна и напоминала половинку разведенного невского моста.
Из волка лезла шерсть. Снежный барс спал. Тигр не спал, но ленился разлепить очи в направлении посетителей. Лев царствовал в глубине клетки, отвернувшись от белого света.
— Сытые? — разговорился Денис со смотрителем, вытиравшим мокрые руки о брезентовый фартук.
— А как же, они ведь не люди, они затянуть пояса не понимают.
— А чем кормите?
— Ну чем, подбрасывают по распоряжению здешнего путейца из подземных столовок. Отстрелы практикуются в Сокольниках и Кускове, полудикая лосятина. А уж с крысиным мясом, сам понимаешь, проблем не бывает, если что.
— Морду не воротят?
— Иной раз и воротят, тогда даем проголодаться.
— А человечина?
— В каком смысле?
— Не людоеды?
Служитель еще раз вытер руки о фартук:
— Иди отсюда, мил человек.
К Донскому монастырю Денис прибыл один. Выбрался из продуваемой «таврии». Подъезда к самым воротам не оказалось, пришлось брести по снежной целине вдоль длинной темной стены в инеевых разводах.
— Если через час не вернусь, можешь уезжать, — сказал Денис водителю.
тот даже не кивнул. видимо, такая история была для него обыкновенна.
Тишина звенела в ушах так, как не бывает при обычном одиночестве и рядовой тоске. Но продолжалось это недолго. Судя по шуму, сзади, рядом с его «таврией», припарковалась еще одна легковая.
Хлопнула дверь. Шаги. Кто–то неторопливо шел за Денисом след в след. Неприятно. Хоть здесь меня оставьте. Шаги приближались. Ворона раскричалась на холодной ветке. Вороны очень умные, но эта вела себя как дура. Чего тебе надо?! Что ты такое обнаружила в сложившейся ситуации? Если предупреждаешь, то о чем?! Может быть, обернуться? Нет, этот сзади подумает, что влияет на него. Остановиться, как бы от усталости? Остановился, прислушиваясь, — пусть обгонит. Чуть скосил назад глаз и периферическим зрением увидел вертикальную тень на белом. Стоит. Ладно, ворота уже недалеко, хотелось приблизиться в торжественной тишине и отчаянном одиночестве, но не дали.
Ворота закрыты. Давно и как–то окончательно. По щиколотку занесены снегом. Правда, слева от входа прилепилась будка. У нее вполне обжитой вид, кажется, даже дымок бледно сочится из щелки над дверью — сторож дремлет и курит. Подойти постучать?
— Эй! — тихо позвал Денис, его голос наверняка нельзя было услышать там, внутри, но дверь отворилась и вышел, припадая на одну ногу, человек в скуфье, подряснике и валенках. И он действительно курил и щурился.
Денис его узнал: тот самый парень, укушенный змеей возле аэродрома. Коля! Точно он! Надо же! Стыда перед парнем и даже перед Васьковым, если вдруг он тоже выйдет из будки, Денис не испытывал. Но двигаться дальше не двигался. Что–то препятствовало. Невозможной оказывалась привлекательная анонимность предприятия. Оказывается, это было так для него важно.
