Эдуард Тополь - Братство Маргариты (сборник)
Хинган, Дальний Восток, китайская граница, 9 июня 2005 года
С ночи зарядил проливной ливень, просто стена дождя.
Но встреча с китайскими пограничниками была назначена загодя, и не может командир русского погранотряда из-за какого-то дождичка звонить китайским коллегам и переносить встречу.
Служебный «уазик» полковника Вахренева выехал из военгородка на рассвете и, тараня ливень, покатил в горы. По дороге Вахренев планировал проверить несколько таежных погранзастав – в его подчинении на 650 км русско-китайской границы было почти 3000 солдат и офицеров. Он сам сидел за рулем, водитель с биноклем и оружием сидел рядом, сзади ехали его штабные офицеры.
Дорога, как вы понимаете, не асфальт и даже не щебенка, а размокшая колея, проложенная вдоль границы по таежному бурелому, горным осыпям и скальнику. Местами потоки дождевой воды превратили ее в бурые реки, полные мусора и грязи. По этим потокам «уазик», натужно ревя, карабкался все выше и выше, полз от одной заставы к другой. Набросив плащ-палатку, Вахренев принимал рапорты начальников застав, бегло осматривал караульные помещения и катил дальше – время поджимало.
На очередном перевале переднее колесо «уазика» попало в яму, закрытую водой, и машина, кувыркаясь, сорвалась с обрыва в двадцатиметровую пропасть.
Упали на крышу, но боли он не почувствовал никакой, поскольку при переломе шейного отдела позвоночника пресекаются все нервные каналы, связывающие мозг с телом. Просто понял, что не чувствует ни рук, ни ног и не может шевельнуться, поскольку тела уже не ощущает. А затем и вообще потерял сознание – легкие перестали подавать в мозг кислород.
Но слава Богу, водитель отделался ушибами, а его штабные офицеры вызвали вертолет, и он очнулся уже в Хабаровском госпитале, в реанимации. Очнулся и понял, что не может даже пальцем шевельнуть, не то что головой.
– Практически от меня остались только мозги, все остальное было уже не мое. В горле трубка, через которую аппаратом качали в легкие воздух, в плече, под ключицей тоже трубка, через нее подавали в сердце дофамин, чтобы оно продолжало работать. Ну и в животе катетер с мочеприемником. При таких травмах уже не живут, доктор Сахно, начальник реанимации, мне так и сказал: ты, говорит, меня слышишь? Я ответить не могу, только ресницами моргаю. Он говорит: пока живой, поспеши выбрать квартиру для жены и сына, у тебя, говорит, есть на это пару недель. А сам жену ко мне не пускает – зачем, мол, ее травмировать, все равно я уже не жилец, так пусть она меня помнит молодым и красивым, а не овощем на каталке. Ну вот, я лежу один, а это реанимация – каждый день то справа кто-то умер, укатили в морг человека, то слева. И соответственно, места у стенки освобождаются. А я в центре, посреди палаты – эдакая голова профессора Доуэля, все вижу и понимаю, а тела как бы и нет. Медсестры: давай мы тебя к стеночке передвинем. А я мычу: нет, у меня место счастливое, я же тут не умираю. Смотрю – на соседнюю койку девушку привезли после автомобильной аварии, у нее перелом шейных позвонков еще хуже, чем у меня, – у нее еще и зрение отказало. То есть она лежит, как и я, не шевелясь, но в темноте, ничего не видит. Я смотрю на нее и думаю: так мне же повезло! Я – зрячий! Короче, врачи знали, что у меня нет шансов выжить, но я-то этого не знал! И стал бороться за жизнь, как лягушка на дне кувшина, которая воду в сметану сбивала, чтобы выбраться. Не знаю, что помогло – то ли, как у Джека Лондона, жажда жизни, то ли то, что я мастер спорта по рукопашному бою, призер армейских олимпиад и не привык сдаваться. И вот неделя проходит – я не умираю, вторая, третья. Через месяц Сахно говорит: «Ты, мужик, чего, жить собрался?» Я ему ресницами – мол, ага, конечно. А он такой: «Ну тогда запомни: если не заставишь сердце и легкие самостоятельно работать, то через три недели они напрочь атрофируются, и ты навсегда овощем останешься, на искусственном дыхании и дофамине, ты меня понял?»
Вахренев понял. Но как заставить сердце работать, а легкие дышать? Он стал пытаться шевелить плечами – по тысяче попыток каждый день. Врач посмотрел-посмотрел на это и стал отключать аппарат искусственного дыхания – для начала только на 30 секунд, пока Сергей не начинал задыхаться. Потом чуть дольше, дольше…
Так они принудили легкие работать и, как заржавевший мотор, с тысячной попытки запустили сердце.
А Лена…
В тот день, когда случилась беда, она на штабной машине примчалась с китайской границы в Хабаровск, в госпиталь, но Сахно не пустил ее к мужу, сказал, что Сергей не хочет ее видеть. Конечно, она не поверила и несколько дней провела в регистратуре, пока доктор не понял: такая мужа не бросит. Позже он объяснил ей, что если жена, поглядев на увечья мужа, больше к нему не приходит, то такие пациенты через несколько дней угасают и умирают.
После недельной осады Лена пробилась к Сергею – сначала ее пустили к нему буквально на несколько минут.
Она поселилась рядом с госпиталем (благо сын проводил летние каникулы на Алтае у бабушки), уволилась с работы («Все равно в банке все смотрели на меня, как могильными венками засыпали») и на два с половиной месяца превратилась в больничную сиделку при муже. Хотя он не чувствовал своего тела, его стали мучить фантомные боли – так у человека с ампутированными ногами вдруг возникают боли в ногах. Его мучили боли в спине, и, помимо стандартных процедур по уходу за лежачим, нужно было постоянно переворачивать его в кровати со спины то на один бок, то на другой.
– Я лежал бревном весом под сто кило, она бралась двумя руками за край простыни, упиралась ногой в кровать и тащила простыню на себя…
Через три месяца даже скептик доктор Сахно решил, что с такой женой и при такой силе воли он – черт возьми! – может выжить. И отправил их обоих в «Голубое» – Центральную клиническую больницу по восстановительному лечению под Москвой.
«Голубое», Московская область, 2005–2007
Я считаю, что для таких жен правительство обязано учредить особый орден «За милосердие» или просто «За героизм». Потому что медаль «За отвагу», орден Мужества или звезду Героя мужчина может получить за короткий, порой даже минутный подвиг, за отчаянный порыв смелости и спонтанную храбрость. Но как оценить подвиг женщины, которая годами и круглосуточно привязана своей любовью к мужу, прикованному к постели или к инвалидному креслу?
Я где-то слышал о курсах подготовки молодых мам к рождению ребенка. На них девушке дают в руки пятикилограммовую куклу, которую невозможно отложить ни на минуту – кукла начинает орать и пищать, как дитё. Те, кто смог 24 часа продержать эту куклу на руках, получают сертификат «будущей мамы» и уверенность в том, что справятся с обязанностями матери.
Лена уже четыре года неотлучно ухаживает за Сергеем, она буквально достала его с того света, выносила и выходила на своих руках, и в «Голубом», помимо ритуального ухода – умыть, накормить, убрать, – с первого дня и на протяжении полутора лет ежедневно возила его из палаты в спортзал. Там вместе с опытными инструкторами она часами занималась с ним лечебной физкультурой – поднимала и опускала ему руки и ноги в надежде вызвать в них хотя бы пассивный импульс, чтобы потом этот импульс перешел в активную форму. По тысяче раз каждый день, даже когда у нее самой был грипп и температура.
И через полтора года правая рука Сергея ответила, стала шевелить пальцами!
– А еще у меня была беда – голос. Трубку из горла вытащили, пробую говорить, а голос писклявый, как у девочки! Ужас! Полковник с голосом педика! Что делать? И стал я на все «Голубое» песни петь. «Броня крепка и танки наши быстры!», «Взвейтесь кострами, синие ночи, мы пионеры, дети рабочих», «Вставай, страна огромная!». Такие песни, как вы понимаете, невозможно петь педерастическим голосом. И голос вернулся…
А еще через два месяца Лена позвонила в Хабаровск доктору Сахно:
– Дорогой Александр Всеволодович, Сережа встает!
И он действительно начал вставать – опершись на Ленино плечо и на плечо инструктора, он даже смог пройти от одной стены палаты до другой!
И тогда к нему стали возить «спинальников» и «колясочников» из других палат. Тех, кто сдался, впал в депрессию, махнул на себя рукой. Одним из таких был дагестанец-спецназовец старший сержант МВД Ибрагим N., кавалер ордена Мужества, получивший в бою такую же, как у Сергея, травму позвоночника. Пылкий кавказец, он сказал Сергею в упор:
– Я нэ буду жить! Я был тигр по жизни! А теперь я никто. Нэ хачу жить!
– Если ты по жизни тигр, – ответил ему Сергей, – то ты и в инвалидном кресле будешь тигр. А если ты по жизни осел, то и на двух ногах будешь осел.
Эта простая мысль так глубоко поразила Ибрагима, что он тут же позвонил родственникам в Дагестан и объявил, что он был, есть и будет тигром! И сегодня у него уже работают обе руки, и там, в Дагестане он строит дом, растит с женой их дочку и даже в инвалидном кресле «строит» всех своих родственников!
