Юз Алешковский - Маленький тюремный роман
К большому своему удивлению, А.В.Д. потянуло захохотать, но он не пытался даже улыбнуться и, естественно, попрежнему ожидал сообщений, произносимых голосом одного из самых омерзительных тиранов и убийц в истории человечества.
— Вы решительно ошибаетесь, товарищ Доброво, посулив Сталину так называемый ад, шипящее постное масло, шкварки, чаплинские шестеренки и вечно холодные капли с сосулек в пустые глазницы… все это давнишние поповские выдумки, шуры-муры развратных Римских Пап — от Пия Первого до Энтропия Последнего — и буйные фантазии поэтов… перестаньте, пожалуйста, пороть фактическую хуйню и ебать мне мозги, как говорит крупный нейролог академик Бурденко… вы плохо знаете особенности нейрофизиологии Сталина — его вполне устраивает так называемое ничто… а вот на вашем месте, я тоже был бы рад, если не безумно счастлив, что, как бы то ни было, навеки покидаю подвалы Лубянки… считайте, что вы их покинули, к тому же заслужив бурные продолжительные аплодисменты Сталина, перешедшие в общие овации всего зала… минутку, минутку, не торопитесь, «Линкольн» не мужской член — он постоит и подождет, а кондуктор не спешит, кондуктор понимает, что с девушкою вы простились навсегда… если не ошибаюсь, вы постоянно рветесь спросить мою личность о судьбе одного вашего знакомого актеришки, а также о участи стихоплета, пасквилянта и осетинофоба, страдавшего манией преследования величия, жалкого, понимаете, сладкоежки, который обожал поедать в кондитерской Елисеева пышные пирожные «Наполеон» и «Эклер» гораздо сильней, чем великий Пушкин уважал гусиное перо, а Гете — сильную штуку своего «Фауста»… итак, один ваш знакомый продолжит успешную деятельность на сцене и сыграет целый ряд крупных ролей в кинофильмах страны — это все… мой официальный ответ о вышеупомянутом разбойнике пера, нагло отказавшемся приравнять таковое к нашему штыку, не явится ни военной, ни партийной тайной государства рабочих и крестьян, товарищ Доброво… данный пасквилянт стерт с лица земли и превращен НКВД в лагерную пыль — это мировой рекорд массового измельчения врагов народа в вышеупомянутое ничто… а вот интересующего вас Владимира Маяковского я бы лично клонировал за его искреннюю, правда, чересчур наивную веру в сказки нашей партии… не сомневаюсь: вы осознали мою ведущую роль при возникшей проблеме: быть этому поэту нашей эпохи благополучно живым и разъезжающим по временно белому для него свету, или не быть?.. он изволил навязать Сталину вредительскую дилемму, не оставив места ни для одной из альтернатив… любой, уважающий себя и народ, руководитель государства не имел права рисковать глубоко партийным поэтом, влюбившимся в русскую белогвардейку Яковлеву, а поэтому готовым обменять родину на так называемое это, то есть на половые сношения с последней… к тому же он нагло мечтал видите ли, жить и умереть в Париже, если б не было такой земли — Москва… партия приняла к сведению и этот его ехидный намек, затем сделала практические выводы… допустим, желтая кофта русского футуризма уехала в Париж жить и осталась в нем умирать… нам пришлось бы срочно ликвидировать развратных Лилию и Юлия Бриков, неизбежно осложнив отношения ВКП(б) с компартией Франции, попавшей через Арагона под каблук к проклятой Эльзе Триоле, я ее маму ебал… этой близорукостью, как вы понимаете, мы лишили бы нашу литературу идола пролетарской поэзии, лучше чем кто-либо воспевшего революцию и диктатуру нашей партии в лице того же ленинского мудрого, человечьего, огромного лба… но трижды испорченная половая маньячка Брик, знакомая с высокопоставленными чекистами, вовремя сигнализировала о крупнейшей опасности, безусловно, на ее взгляд, грозящей литературе партийного соцреализма и престижу государства… поэтому мы инсценировали трагедию самоубийства товарища Маяковского на почве затравленности некоторыми литераторами и критиками, который был и остается тем самым лучшим и талантливейшим, которым будет являться до конца предистории человечества… его враги, признанные виновными во вредительской травле гения, или навсегда наказаны, или, что диалектически одно и то же, строго расстреляны… а известная проблядь и героиня «Облака в кальсонах» будет продолжать исполнение полезного нам амплуа… что касается вашего немого вопроса о яром враге государственного режима и идеологии коммунизма, писателе Зощенко, то честно скажу вам следующее: Сталин не дурак, так как он много читает… ему прекрасно известна антисоветская сущность этого бесстрашно выдающегося прозаика, его маму я тоже ебу, который с большим, но тайным восторгом радуется тому, какую он блестящую заделал наебку лично для Сталина и миллионов своих читателей… согласен: подобной наебки не знала ни одна из литератур всех времен, народов, императоров, королей и вождей… я сам питаю слабость к его вражеским сюжетам и, к сожалению, заразительному, как триппер, проказа и чума, смеху, а также пассую перед глумливым хохотом этого выдающегося шута нашего времени… пока что пусть он смешит народ, пусть… хихиканье исторически полезно народу в один из труднейших моментов его жизни на свободе, равенстве и братстве… пусть Зощенко смешит — это его прямая задача… смеется тот, который видит как ставят к стенке последнего из смеявшихся… пусть Зощенко исполняет временную роль Чарли Чаплина нашей литературы, а перчатка с правой руки Анны Ахматовой — играет перчатку руки ее левой, так как я кавказский человек: эта женщина остается на свободе самой привлекательной, самой талантливейшей женщиной нашей эпохи… благодарю вас за то, что не поинтересовались, товарищ Доброво, желает ли Сталин, во-первых, прижизненно понаблюдать за развитием официальной копии самого себя и, во-вторых, хочется ли ему, как-никак являющемуся неповторимым оригиналом, иметь стопроцентно гарантированное воскрешение… но я уж, как пишут идиоты нашего соцреализма, отрицательно покачаю головой, глубоко выдохну и выразительно фыркну в ответ на оба вопроса, молча заданные вами… потому что ярко ненавижу жизнь, правда, немного меньше самого себя… в общем, со Сталина хватит… ваша собака, которую начнем звать Собакобой, проведет остаток своих дней на моей ближней даче… воздух там замечателен, а колодезная вода вкусней «Боржоми»… мой чернейший «Линкольн» — к вашим услугам… в заключение добавлю: Сталин выполнил задачу, поставленную перед ним черт знает кем: он рожден для того, чтобы сделать дурацкую сказку Маркса-Энгельса-Ленина не былью, а лагерной пылью, которую успешно, шени деде магуткнам, запудрил мозги оболваненного человечества… поздравляю вас с огромным научным и с так называемым экзистенциальным успехом.
«Нахлам дис, набичваро маймуно», — попытался было произнести спавший, но не смог; заучить эту фразу, заодно уж вместе с некоторыми темпераментными грузинскими восклицаниями, ему охотно помог недавно пропавший без вести коллега, отличный цитолог Гиви, всегда удивленно пошучивавший, выцедив рог «Напареули», «Ах, «Неужели»…
37
Александр Владимирович Доброво, 1890 года, место рождения — город Москва, русский, православный, дворянин, выдающийся биолог-генетик, бывший научный сотрудник НИИ, женат, отец взрослой дочери, услышав любезный сердцу хор ангельских голосов, ощутив на глазах, лбу, носу, губах знакомый, горячий, ласковый язык любимой собаки и убедившись в полном отсутствии в мозгу мыслей о науке, чумовой власти, проказе, поразившей родной язык, а также о безумии безвременья, — может быть и вообще, убедившись в отсутствии мыслей как таковых, — был готов к успокоению; тем более, вещество неземного происхождения, попрежнему не имевшее удельного веса, стало напоминать сверхгустую нефть — вредное ископаемое, временно прикинувшееся полезным; оно почти подползло/поднялось до ямочки на его невыбритом подбородке, вот-вот доберется до губ — тогда уже не вскрикнуть и вслух не произнести ни единого из слов родного языка; внезапно А.В.Д. сообщилась полнота душевного спокойствия за Екатерину Васильевну, Верочку, Гена, Диму — вероятно, последнего близкого друга, скорей всего, в не последней из жизней; его душу — опять же как в детстве перед чьим-нибудь днем рождения — охватило радостное предвосхищение скорой встречи на занебесных пересылках с бессмертными душами маменьки-папеньки, разумеется, с душой одного из великих поэтов — певчего щегла бесконечной любви, ласточки вечной свободы — а там, глядишь, и с душами иных замечательных знакомых и незнакомых покойничков, потом… потом встречи, встречи, встречи — бесконечные встречи без прощаний…
В тот же миг Александр Владимирович Доброво действительно успокоился во сне, иначе говоря, он больше не проснулся — помер; и это прекрасное, остановившееся в его уме мгновенье, стало мгновением счастья — верной приметой то ли постоянного — этого никто не знает — то ли временного, как сказал Пушкин, покоя и воли.
