Герман Кох - Звезда Одессы
Вместо этого я подумал о жене, точнее, о ее словах, сказанных два года назад, когда она лежала в шезлонге. Я задался вопросом: что она в действительности будет делать, если я умру? Станет ли она плакать? Поднесет ли, вопреки всему, платочек к глазам, когда гроб с моими бренными останками будут опускать в могилу? А потом я подумал о сыне. Достаточно ли он взрослый, чтобы пережить меня благополучно? Точнее, достаточно ли он взрослый, чтобы жить дальше, не презирая меня во плоти и крови? Не слишком ли рано, из-за моей насильственной смерти, презрение сменится чувством утраты и восхищением — восхищением, которое воспрепятствует его развитию как независимой личности, отдельной от его родителей?
Потом я представил себе это же самое место, но с красно-белыми лентами между деревьями, с сыщиками в форме, которые обшаривают почву в поисках следов. Я представил себе сообщение в газете: «В амстердамском Флевопарке сегодня утром обнаружено тело мужчины приблизительно пятидесяти лет. Способ совершения убийства — единственный выстрел в голову — заставляет уверенно предполагать, что речь идет о разборках в криминальных кругах…»
Я не успел перебрать в уме эти мысли, потому что Ришард Х. снял пистолет с предохранителя.
— Смотри мне в глаза, — велел он.
Казалось, еще совсем недавно они приехали забрать меня из дома: настойчивое бренчание дверного звонка, сонный взгляд на будильник: «Полшестого… кто там звонит в такую рань?» Быстрый поцелуй в щеку жены («Пойду посмотрю…»), поспешно натянутая одежда, а потом — Макс и Ришард Х. на тротуаре, «мерседес» с работающим двигателем и включенными фарами посреди улицы.
— Поедешь с нами? Мы хотим тебе кое-что показать.
А затем поездка в расположенный неподалеку Флевопарк. Когда мы вышли из машины в конце набережной Валентейна, на востоке за облаками уже виднелись тонкие оранжевые полоски.
— Давай, пошли…
Я мельком подумал, что они приведут меня к госпоже Де Билде, — по крайней мере, к тому месту, где ее закопали, — но по тону Ришарда, а главное, по направляющему толчку в плечо понял, что с этой надеждой надо сразу распрощаться. Мы двинулись по дорожке вглубь парка и вышли к воде; воды Нового Глубокого озера в этот час были совершенно неподвижны. На переднем плане — несколько спящих лысух, на заднем — еле различимые контуры Схелингваудского моста. Мы свернули с дорожки, прошли несколько десятков метров по тропинке между кустами, вышли к берегу и остановились; я ломал голову, обдумывая, что сказать — остроту или что-нибудь легкое, способное разрядить обстановку. Но этого не потребовалось.
— Тсс! — сказал Макс, положив руку на запястье Ришарда Х. — Тише…
— What the fuck?[55]
Ришард еще раз ударил меня пистолетом в лицо, но потом все-таки опустил руку; оружие больше не было нацелено на мой лоб. Несмотря на шум в голове и звон в ушах, теперь и я услышал этот звук: шаги, точнее, скачки человека, бегущего по соседней дорожке. Звук становился все ближе.
— Вставай, — сказал мне Макс.
Он даже протянул руку и потащил меня кверху.
— Мать его, — сказал Ришард Х. — В такую рань…
По дорожке между деревьями трусцой бежал мужчина. Сначала мы увидели только черную футболку, а потом — черные спортивные брюки и синие кроссовки: это был человек средних лет, с остатками седеющих волос.
Казалось, что он пробежит мимо нас, однако что-то, замеченное краешком глаза, явно привлекло его внимание. Посмотрев на нас в первый раз, он продолжил бег, не сбавляя скорости, но потом посмотрел еще раз, после чего остановился и шагом вернулся назад; он решил не подходить ближе и встал в начале более узкой дорожки.
— У вас все в порядке? — крикнул он.
Макс кивнул:
— Да, спасибо. Наш друг поскользнулся. Мы отвезем его к врачу.
Мужчина прищурился и еще раз хорошенько посмотрел на меня. Что-то в его лице показалось мне смутно знакомым — то ли один из соседей или покупателей в магазине, то ли человек, который мелькал в телевизоре. Но вспомнить я так и не смог.
— Точно? — сказал он. — Это выглядит совсем нехорошо.
При последних словах он кивнул в мою сторону.
Ришард Х., широко шагая, ринулся к дорожке, на которой стоял мужчина.
— Ты что, не понял? — рявкнул он. — Мы как раз едем к врачу.
Он поднял руку и прицелился из пистолета во вспотевший лоб любителя бега.
— Но если хочешь с нами, пожалуйста.
Еще две секунды мужчина стоял неподвижно — в эти две секунды он напоминал дикое животное, которое выбежало на дорогу и при виде мчащегося грузовика не может решить, куда прыгать, влево или вправо, — потом рывком повернулся и быстро исчез за кустами.
— Тупой сукин сын! — выругался Ришард.
Яростно размахнувшись, Макс бросил сигарету на землю.
— Мать твою! — сказал он.
Тряся головой, Ришард направился ко мне, но между нами встал Макс.
— Пошли, — сказал он.
— А этот? — спросил Ришард, указывая на меня рукой, в которой все еще держал пистолет.
— Пошли, — повторил Макс.
Ришард перевел взгляд с меня на Макса и обратно; наконец он засунул пистолет за ремень, нагнулся и подтянул штанину кверху. Я затаил дыхание: чуть больше года назад я уже видел, как он наклоняется к штанине, после того как мы зажали тех двоих воскресных гонщиков на площадке у Северного морского канала. Но теперь он просто просунул пальцы под резинку черных носков и стал чесаться.
— Чертова крапива! — сказал он.
Мы молча шли обратно к машине, припаркованной на набережной Валентейна. Больше нам никто не встретился. Я думал о том бегуне, потом вспомнил о собственных кроссовках, которые уже почти год стояли в шкафу, не находя применения; если все обойдется, снова начну бегать, загадал я.
Дойдя до «мерседеса», Макс вышел на дорогу и несколько раз посмотрел в обе стороны, вдоль набережной Валентейна. На противоположной стороне канала, сгрудившись, сидели белые гуси. Далеко позади них по маневровым путям скользили красные спальные вагоны ночного поезда.
Ришард Х., насвистывая сквозь зубы какую-то мелодию, достал из кармана брелок дистанционного открывания дверей от «мерседеса» и щелкнул, чтобы открыть двери.
— Что будем делать с этим? — спросил он, указывая на меня. — Он ведь загадит всю обивку.
Макс остановился возле капота машины и снова внимательно оглядел набережную.
— Он может идти пешком, — сказал он.
Ришард уставился на Макса.
— Пешком? Мы его отпустим? Домой?
— Да, — сказал Макс. — А ты можешь придумать что-нибудь получше?
Ришард открыл рот, потом опять закрыл. Потом сплюнул на землю.
— Мать твою, — сказал он.
— Что такое? — спросил Макс.
Он обошел «мерседес» кругом и остановился метрах в полутора от Ришарда.
— Да, мать твою! Я это сказал. Вообще-то, я хочу знать, что мы тут делаем.
Макс посмотрел на него в упор.
— Я устал, — сказал он. — Я еду домой.
— Домой? А я? Я, конечно, опять должен тебя отвозить, мать твою?
Он снова сплюнул на асфальт.
— Ты останешься здесь, — сказал Макс.
Ришард непонимающе посмотрел на него:
— Здесь?
— Здесь, — подтвердил Макс.
Одним движением Макс достал из-под рубашки пистолет и прицелился Ришарду в лоб. Раздался сухой щелчок взводимого курка.
Оседавшее на землю длинное тело Ришарда Х. больше всего напоминало предназначенную к сносу заводскую трубу, подорванную снизу зарядом взрывчатки, а затем обвалившуюся in slow motion.[56] С моего места было видно, как он скрылся за «мерседесом»; я услышал звук, который производит мусорный мешок, сброшенный с третьего этажа. Потом опять стало тихо. На другой стороне набережной гуси при звуке выстрела обеспокоенно приподняли головы, но затем снова прижались друг к другу.
— Давай, не стой просто так, — сказал Макс. — Помоги-ка мне.
Мы вдвоем оттащили тяжелое, будто налитое свинцом, тело в заросли у входа в парк. Все причиняло мне боль, я задыхался и потел так сильно, что несколько раз был вынужден делать передышку, а когда я проводил рукой по лицу, на ней оставалась вязкая смесь крови и соплей.
— Пожалуй, тебе действительно лучше пройтись, — сказал Макс, когда мы кое-как прикрыли тело ветками, чтобы его не заметили случайные прохожие. — Мне кажется, и для обивки так будет лучше.
Я подождал, пока «мерседес» не съедет с набережной Валентейна. Увидев, как в самом конце, у моста, он поворачивает направо на Молуккскую улицу, я отправился домой.
6
— Здесь, — говорит Давид.
Мы стоим на вымощенной террасе в глубине сада. Он слегка кивает.
— Здесь, прямо под плитками.
Я прослеживаю его взгляд вниз; кое-где между плитками террасы высовываются стебельки травы и сорняков. Все выглядит очень естественно, словно эти плитки никогда не снимали и не укладывали затем на место.
