Ирвин Уоллес - Чудо
— Но принимать ванны — обязательно! Непременно! — настойчиво повторила Эдит.
В разговор вмешалась сидевшая на противоположной стороне стола миссис Фаррел, мамаша из Канады с бледным, одутловатым лицом.
— Вы говорите, что исцелились именно после омовения? — уточнила она, обращаясь к Эдит.
— Совершенно верно.
— Для нас — меня, моего сына да и для всех остальных — стало бы настоящим откровением, если бы вы рассказали, как это произошло.
— Давай, Эдит,— сказал Регги, незаметно для других толкнув ее коленом под столом,— расскажи. Я уверен, что всем не терпится услышать от тебя, как все было.
Эдит метнула в его сторону убийственный взгляд, а затем повернулась к гостям, преобразившись, как опытная актриса. На ее губах расцвела обворожительная улыбка, и, не обращая внимания на поданные блюда, она завела свой, уже ставший привычным рассказ.
Все гости сидели словно загипнотизированные, а доктор Берье то и дело кивал головой, подтверждая правильность слов рассказчицы. Эдит говорила о том, как прогрессировала ее болезнь, о нескончаемых медицинских обследованиях в клиниках Лондона, о том, как ей был поставлен окончательный диагноз: Саркома. И о том, как приходской священник, отец Вудкорт, когда у нее уже не осталось надежды, предложил ей присоединиться к группе паломников, которая под его руководством собиралась отправиться в Лурд.
Внимательно слушая хорошо знакомую историю, Регги по тону жены пытался определить, в каком она настроении. Он успел так хорошо изучить каждую нотку в ее голосе, что безошибочно понял: хотя она и пытается скрыть от слушателей обуревающие ее чувства, под напускным спокойствием бурлит магма негодования и злости на него, которая может вырваться наружу в любой момент. Регги незаметно для остальных посмотрел в сторону бара и встретился взглядом со стоявшим там Жаме. Он с таинственным видом кивнул ему, и Жаме, ответив таким же кивком, исчез.
Изображая пристальное внимание к повествованию жены, Регги краем глаза смотрел в другую сторону. Вновь появился Жаме, но теперь он был не один. Рядом с ним шел высокий импозантный человек с белым церковным воротничком. Жаме незаметно для Эдит подвел его к столу и усадил на стул, который был заранее поставлен позади нее. Усевшись, святой отец склонил голову набок и стал слушать ее рассказ, не пропуская ни слова.
Официанты принесли новую смену блюд, а Эдит как раз добралась до своей второй поездки в Лурд. Она рассказывала о последнем дне пребывания в городе и о последнем омовении, после которого она неожиданно обрела способность передвигаться самостоятельно, даже без костылей.
Регги с удовольствием отметил про себя восторженную реакцию публики на премьерное выступление Эдит. Американец Толли даже зарычал от удовольствия, на ангельском личике слепой итальянской девушки читалось блаженство, женщина из Канады и французская пара также выглядели потрясенными. Регги знал: рассказ жены о том, как многочисленные доктора из Медицинского бюро Лурда обследовали ее и признали факт ее чудесного выздоровления, кажется слушателям слаще любых профитролей в шоколаде.
Наконец все закончилось — и повествование Эдит, и ужин. Гости вставали со своих мест, горячо благодарили хозяйку вечера за то, что она подарила им надежду, и торопились к выходу, чтобы поскорее оказаться в святилище и принять участие в вечерней процессии. Каждый из них преисполнился оптимизма и веры в то, что возвращение Пресвятой Девы дарует чудесное исцеление и ему, как это случилось с Эдит Мур.
Когда ушел последний из гостей, за огромным столом остались только Эдит и Регги. Эдит повернулась к мужу.
— Ну что, ты доволен? — с напускным спокойствием осведомилась она.
Вместо ответа Регги прикоснулся к ее руке и сказал:
— Эдит, у нас есть еще один гость, который хотел бы поговорить с тобой. Обернись.
Эдит с озадаченным видом повернулась и увидела поднимающегося со своего стула священника.
— Отец Рулан,— проворковала она.
Регги наблюдал очередную трансформацию, происходившую с женой. Черты ее лица смягчились. Отец Рулан, обладающий изысканными манерами и самый образованный из всех лурдских священников, был любимцем Эдит.
— Счастлив видеть вас в добром здравии, миссис Мур,— галантно проговорил отец Рулан, склонив в полупоклоне голову с длинными волосами пшеничного цвета.— Извините, что подслушивал, но мне еще ни разу не приходилось слышать вашу историю в компании с другими людьми, и я не мог упустить такую возможность. Вы спросили вашего мужа, доволен ли он. Не знаю, как он, а лично я доволен до крайности. Вы поистине вдохновили и меня, и всех тех, кто слушал ваш рассказ, и мне хотелось бы поблагодарить вас за него.
Если человек способен растаять подобно мороженому на солнце, то именно это произошло с Эдит. Злость, владевшая ею еще минуту назад, испарилась без следа, и на лице появилось счастливое выражение.
— Вы слишком добры ко мне, отец Рулан. Спасибо, что пришли. Вы не поверите, насколько это важно для меня.
— Вы заслужили все, что мы, скромные служители церкви, можем дать вам,— мягко продолжал отец Рулан.— На вас благословение Святой Девы Марии, а через вас к этому благословению приобщаемся и все мы. Я хочу поздравить вас с официальным признанием вашего чудесного исцеления, которое произойдет на этой неделе. Я молюсь о том, чтобы Дева Мария явила себя через вас, дочь моя.
— О, я тоже молюсь об этом! — с жаром проговорила Эдит.
— Кроме того,— добавил священник,— от имени всего нашего духовенства я благодарю вас за то, что вы пошли навстречу инициативе вашего супруга и мистера Жаме. Теперь каждый вечер страждущие смогут встречаться с вами за этим столом и черпать из вас, как из светлого источника, силы, надежду и веру. Я надеюсь, это испытание окажется вам по силам.
— Для меня это большая честь и удовольствие, отец Рулан,— чуть дыша, ответила Эдит.— Если бы только я была уверена, что заслуживаю такого внимания и суеты!
— Вы делаете дело огромной важности, миссис Мур, уверяю вас.
— О, благодарю вас! Благодарю!
Регги поднялся и обратился к священнику:
— Позвольте, я провожу вас, святой отец.— Обернувшись через плечо, он бросил: — Я скоро вернусь, Эдит.
— Я жду тебя, дорогой,— бархатным голосом ответила она.
Регги провел отца Рулана через обеденный зал до двери и, понизив голос, проговорил:
— Святой отец, вы не представляете, до какой степени я и Жаме благодарны вам. Вы оказали нам неоценимую услугу.— Регги широко улыбнулся и добавил: — Как я и обещал, с сегодняшнего дня вы будете обслуживаться в нашем ресторане совершенно бесплатно.— Затем он снова посерьезнел: — Святой отец, сегодня вы спасли мою шею. Надеюсь, что когда-нибудь и я смогу оказаться вам полезен.
— Возможно, возможно.
Мужчины пожали друг другу руки, и на прощание Регги сказал:
— Еще раз спасибо, святой отец. Вы помогли благому делу.
Священник улыбнулся.
— Это наше общее дело, сын мой.
И вышел из ресторана.
* * *
С того момента, как, проводив после ужина Наталию до ее номера, Микель Уртадо вернулся к себе, он готовился вернуться к гроту.
Незадолго до полуночи он закончил упаковывать динамитные шашки, провода, детонатор и другие компоненты бомбы в пластиковый пакет. Место над гротом было выбрано, и теперь оставалось только, воспользовавшись темнотой, установить там заряд и снарядить его. Уртадо убеждал себя в том, что это будет несложно и не грозит никакими опасностями. В это время возле святилища не будет ни одного паломника, а ночного сторожа, как он успел убедиться, в расчет можно не принимать.
Предстоящее дело казалось ему очень простым. Он заложит взрывчатку и установит часовой механизм. Затем вернется в гостиницу, перенесет свой единственный чемодан в «форд», взятый напрокат по поддельным документам, которыми снабдил его друг, живущий во Франции баск. Когда грот взлетит на воздух, он уже будет находиться за десятки километров отсюда.
Прощай, грот! Прощай, Дева Мария! Простите, добрые католики, но теперь грот должен послужить более важной цели, которая состоит в избавлении родины басков от испанского владычества.
Уложив в полиэтиленовый пакет все необходимое, Уртадо вышел в коридор. Проходя мимо двери номера Наталии, он вспомнил ее теплую, утонченную красоту (какая жалость, что им не суждено больше увидеться!) и вошел в кабину лифта. Крепко зажав в руке пакет, Уртадо пересек вестибюль и вышел на улицу.
Улица Бернадетты Субиру словно вымерла. Уртадо дошел до ее пересечения с бульваром Грота и, уже собравшись перейти дорогу, остановился как вкопанный. На противоположном тротуаре стояла группа мужчин в синей форме. Жандармы! Они сгрудились возле двух красно-белых патрульных машин, на крышах которых мигали синие проблесковые маячки.
