Павел Черкашин - Электрические методы обогащения. Правдивая история о виртуальных амебах, современном инновационном предпринимательстве и прочей ерунде типа любви и смысла жизни
Сисадмины закивали.
– Если мы загрузим этот компьютер, который обслуживает почти сорок человек, только доработкой твоей системы на двадцать четыре часа в сутки так, что он задымится от напряжения, то он сможет доработать твою программу за… семьсот тринадцать лет. Или я где-то ошибся?
– Нет, все правильно. Это действительно очень сложная задача с точки зрения загрузки процессоров. Но мы можем купить больше серверов, арендовать вычислительные мощности…
Димыч пожал плечами и встал. От его благодушия не осталось и следа. Он заговорил резко и безапелляционно, как умудренный опытом патологоанатом, препарирующий тело Гришиного изобретения без оглядки на его ощущения. Труп – он и есть труп.
– Гриша, ты в своем уме?! Такой сервер стоит десять тысяч долларов минимум! Чтобы сократить цикл производства с семисот лет до года, тебе потребуется семь миллионов долларов только на закупку серверов. Огромный дата-центр, своя электрическая подстанция, десяток администраторов для того, чтобы эти серверы обслуживать, охрана, каналы связи, резервное копирование… Это еще при условии, что ты не ошибся в расчетах. Помнишь, что Роби говорил про венчурные проекты? Как минимум четырехкратный запас прочности. Это же проект примерно на пятьдесят миллионов долларов! Ну что же, спасибо, было очень познавательно, пошли работать…
Гриша пытался защищаться, но его слова рикошетом отскакивали от широкой спины уже выходившего из комнаты Димыча:
– Мы можем начать с малого… Простые задачи… Давайте попробуем договориться с кем-то из производителей оборудования или с крупными центрами…
– Гриш, – Димыч обернулся в дверях, – без обид. Отличная разработка, уникальная, яркая. Но пора на землю спускаться! У нас проектный бизнес, сложные времена. Нам нужно быть ориентированными на клиентов. А им сейчас это не продашь. Даже если у тебя получится снизить расходы на производство в десять раз и сократить цикл подготовки продукта с семисот лет до семидесяти – я все равно не готов столько ждать. Правда. Дети не поймут.
Народ начал потихоньку расходиться. Гришу хвалили за находчивость и уникальность разработки, но сходились во мнении, что мир еще не готов к такому уровню инноваций. Вот через десяток лет… если стоимость процессоров еще упадет на несколько порядков… или когда у компании появятся свободные деньги… или кто-то из крупных инвесторов заинтересуется… «Надо тебе в Кремниевую долину съездить, это их масштаб»…
Гриша выглядел изможденным, но не сломленным. Публичные презентации давались ему сложно, требовали огромной подготовки и мысленной концентрации. Он автоматически отвечал на рукопожатия, кивал в ответ на пожелания и советы, молча смотрел в одну точку перед собой. С подобной реакцией на свои предложения он уже сталкивался – и не раз. За последние двадцать лет он предпринял несколько попыток убедить в перспективности своих идей тех людей, которые могли бы помочь этим идеям воплотиться в железе и кремнии. Сначала в университете он пытался зажечь азартный огонек в глазах своего научного руководителя, исписывая мелким почерком доску в аудитории. Потом несколько раз выходил на научный совет НИИ ПСУ с томами документации по своей основной – но так и не признанной – научной теме. Теперь у него на руках уже был даже работающий прототип… Но результат оставался неизбежным – его считали наивным чудаком.
Может, так и есть? В презентации он так и не решился упомянуть, что первые испытания сырого прототипа выявили ошибку в первоначальных расчетах производительности как минимум на порядок. Частично проблему можно будет решить тонкими настройками и оптимизацией кода, но в целом Димыч прав – нужно дополнительно закладывать большой запас, чтобы добиться успеха. Даже сейчас семьсот лет работы сервера – это чистой воды фантастика. А если заложить запас в три-четыре раза, то руки опускаются.
В комнате, освещенной экраном монитора, по которому в хаотичном порядке бегали амебы, остались только Гриша и Санчес. Первый обреченно сворачивал провода и отключал проектор, второй – напряженно думал.
– Знаешь, Гриша, мне нравится твоя идея. Определенно нравится!
Гриша молчал.
– В конце концов, процессорный ресурс – это просто сырье. Оно становится все более и более доступным. Ведь когда ты только начал заниматься этой темой десятилетия назад – вся вычислительная способность мира была меньше, чем у одного нашего офисного сервера. Тем не менее ты смог предвидеть будущий рост и думал категориями будущего. Надо и дальше продолжать в том же духе! Не останавливаться…
– Санчес, ты настоящий друг. Только не надо меня утешать, хорошо? Я уже взрослый дядя, все понимаю.
– Я… не…
Санчес остался в переговорной наедине со своими мыслями. Если для Димыча презентация Гриши стала очередным подтверждением его собственной жизненной философии, что нельзя распылять силы на неосуществимые проекты и нужно заниматься практическими приземленными вещами, то Санчесу она открыла совершенно новые горизонты. Можно сказать, что новая идея ментальным вирусом поразила самые недоступные уголки его оперативной памяти…
Эгоистичный ген
Перекрестное свидание начиналось чопорно и неловко. Ели молча и сосредоточенно. Санчес инстинктивно жался к Полине, Димыч с Аяной, наоборот, держали благородную дистанцию, хотя и перестреливались взглядами заговорщиков. Но когда принесли кальян, расстановка сил поменялась – Санчес с Димычем пересели, чтобы не тянуться через стол, и холодная мужская логика оказалась в непримиримой оппозиции к некурящей эмоциональной чувственности. Разговор мгновенно накалился.
– …Предпринимательство как движущая сила мировой эволюции питается эгоизмом. На нем в этом мире держится все! Причем не на абстрактном общественном явлении, а на эгоизме конкретных людей. На моем эгоизме. Да, я – крепкое звено всей этой системы, – заявил Димыч, выпуская клубы сладкого дыма.
– А как же любовь к людям? Где бы были эгоисты, если бы их не окружал истинный альтруизм? – горячо воскликнула Полина. Ее уши от волнения пылали, и от этого девушка выглядела еще свежее и прекраснее, чем всегда.
– Жить без любви как минимум скучно, – поддержала подругу Аяна.
Димыч взял секундную паузу и ответил с расстановкой:
– Любить обезличенную людскую толпу так же бессмысленно, как любить пивную промышленность, когда хочется получить кружку холодного пива. Любят конкретного человека. Иногда сразу парочку, если повезет. Альтруисты – слабаки и зануды. Лучше представь себе самую чистую искреннюю и взаимную любовь. Любовь без срока годности и проблем с потерей остроты. Любовь к себе! Эгоизм – это платоническое самолюбие. Этим он, кстати, отличается от онанизма.
Тут уже не выдержала Аяна:
– То, что ты говоришь, милый, слишком ужасно! Я просто не могу поверить, что этими же губами ты будешь целовать меня сегодня вечером!
– Санчес еще больший эгоист, чем я, пусть ресницами не хлопает! – Димыч не оставил другу ни шанса сохранить нейтралитет. – Скажи, чувак?
– Да, несомненно. Слово «я» практически во всех языках, кроме русского, пишется всегда с большой буквы. Как имя собственное. И даже у Полины, святая ее душа, внутри сидит истинный эгоист.
– Ты его туда, что ли, посеял? Когда успел, пройдоха?
– Язык у тебя отсохнет когда-нибудь, Дима! – зарделась Полина.
Санчес понимал, что нужно вовремя остановиться, иначе он может испортить прекрасный вечер своими заумными научными размышлениями. А общество Аяны делало его еще и агрессивным. Но мысленные изотопы бесконтрольно и неумолимо собирались в критическую массу:
– Неужели вам в пансионе благородных девиц не рассказывали про эгоистичный ген Ричарда Докинза?
Аяна мгновенно взвилась:
– На антинаучную ахинею у нас времени не было. Не то что в вашем подмосковном слесарном училище.
– Не удивлюсь, если и Дарвин у вас проходит в категории «богохульники»! – сорвался с цепи Димыч.
– А что за эгоистичный ген, кстати, я не в курсе… – Полина, как всегда, пыталась выступать поглощающим элементом для поддержания управляемого деления в реакторе.
– Хоть кого-то здесь беспокоит будущее человечества! Спасибо, Поля! – Санчес поднялся и поцеловал ей руку, не столько из галантности, сколько чтобы собраться с мыслями. – Докинз представил геноцентричный взгляд на эволюцию. Естественный отбор происходит не на уровне популяций, а на уровне генов. Каждый из нас движим заложенной в нем генетической программой, как управляемый робот. ДНК – это передающаяся от поколения к поколению программа, которая по сути своей бессмертна. Она и есть высший разум. Мы лишь оболочки, машины, носители для нее…
– Как DVD-болванки? Я научилась записывать музыку… – захлопала ресницами Полина.
