Птичник № 8 - Анферт Деб Олин

Против них – то, что существует зима.

За них – то, что тогда была весна.

Против них – то, что была весна, а если и есть такое время, когда людям нипочем химическое заражение и его потенциальные осложнения в виде рака и врожденных аномалий у младенцев, то это как раз оно, время, когда людей выпускают наружу.

За кур – местная экономика и печальные последствия ее краха. В тот год штат объявил себя банкротом. В сенате проголосовали за сокращение пособий, пенсий, часов работы библиотек и, что особенно важно для кур, финансирования государственных парков. Все национальные парки были в связи с этим закрыты на неопределенный срок. Этой весной люди не станут приезжать сюда в поисках развлечений выходного дня. Никаких тебе пешеходных экскурсий, арахисовых карамелек в информационном центре, никаких презентаций в PowerPoint на тему камней. Ну, у нас и так почти ничего не было, с этим заражением.

Против них – то, что, несмотря на закрытие парка, государство все равно нанимает независимых лесников для присмотра и минимального ухода – конечно, им не уберечь тропинки от нашествия веток и кустов и не запретить природе взять то, что ей принадлежит по праву (на такое требуется целая команда смотрителей), но они могут время от времени проезжать через парк на машине и следить за тем, чтобы его не захватили вандалы (или курицы). Казалось бы, здешний лесничий не мог не заметить десятков тысяч кур, но за них было то, что лесничим на данном участке оказалась я, а я к этому моменту уже совершенно отбилась от рук. Меня достало быть посредницей в нездоровых отношениях людей и природы. Пошли бы они куда подальше. Всю свою юность и ранние годы взрослой жизни я стремилась заполучить должность главного лесничего и, во-первых – ну это просто какая-то злая шутка! – мне выделили зараженный лес без животных, а во-вторых, за год парку урезали бюджет. Немногочисленные оставшиеся смельчаки-лесники и волонтеры сбежали, и я осталась одна.

Поэтому за куриц то, что я вопреки должностным обязанностям не проезжала каждый день через выделенный мне кусок леса, по форме напоминающий амебу и расположенный таким образом, чтобы отгораживать зону заражения и выступать в роли буфера. Вместо этого я сидела в своем лесничьем автоприцепе и смотрела бесконечные телешоу. Все сезоны всех сериалов, о каких когда-либо слышала.

Раньше мне это было недоступно. Я выросла в семье библиотекаря и учителя истории (обе профессии такие же замечательные и близкие к исчезновению, как моя собственная), и поэтому мои детские годы прошли в строжайшем режиме ограничения экранного времени. Мимо меня прошли все явления массовой культуры, необходимые для социально полноценного детства, и в юности я продолжила эту традицию уже из чувства долга. Но теперь, за несколько недель до того, как объявились куры, решила, что эти парковые мудилы могут идти в жопу. А я буду наверстывать все, что упустила с телесериалами.

Сначала я смотрела от скуки и одиночества. Но постепенно маленький сияющий иллюминатор начал доставлять мне радость. Конечно, настоящего телевизора у меня не было. Государство не оснащает лесничьи прицепы телевизорами, но зато у меня был интернет, которым им пришлось меня обеспечить, потому что связь в лесу нестабильная, а мне же надо отправлять им отчеты по электронной почте. Так что у меня был доступ к сотням, тысячам сериалов. Про межпланетные войны, про людей, которые хотят пожениться, про то, каково это – быть чернокожим водителем, про таких, кто прыгает со скал и запрыгивает в машины, про собак и про зомби, про Францию. Еще было порно, оно выбило меня из колеи на неделю, пока я не переключилась на отдельный жанр выступлений комиков, рассказывающих про собственный неудачный секс, про то, как плохо им удается воспитывать своих детей, и про то, как нелепо быть шутником в мире, который не понимает шуток. До меня начало наконец доходить, почему люди стремглав летят с работы домой, чтобы поскорее усесться в это свечение, подставить лица разноцветным осколкам, чтобы комната темнела и светлела не в ответ на ежедневное встряхивание земли, а ежечасно – в ответ на встряску телевизора. Я устанавливала выделенный государством ноутбук себе на колени так, чтобы шоу разворачивалось прямо у меня перед носом – в каких-то двух футах, и это гораздо лучше, чем когда телевизор стоит на другой стороне комнаты со скучным и безнадежным пространством “риал лайф”, отделяющим человека от плазменного экрана. Комната меркла и исчезала, и мне казалось, что я – там, с ними, сама участвую в событиях серии.

Да, мне приходилось ежедневно отсылать отчеты о плачевном состоянии национального парка. Я заполняла онлайн-бланки отчетов и одновременно на другой половине экрана смотрела сериалы. Идеальный расклад, потому что ни одна телепередача, какой бы хорошей она ни была и как бы сильно я ни переживала за персонажей, не занимала больше семидесяти процентов моего внимания, а обычно и того меньше (и, честно говоря, разве не так же бывает с увлекательными вещами, которые происходят с нами в “риал лайф”?). Отчет и сериал сообща брали на себя примерно девяносто процентов моего внимания, и таким образом оставалось всего десять процентов, которые одиноко развевались на ветру, вынуждали меня думать, так что мысли бешено кружились в голове, то в страхе, то в ярости.

Кто вообще сказал, что ощущения от увиденного на телеэкране менее реальны, чем ощущения от увиденного за пределами телеэкрана? Если телевизор вызывает те же эмоции – печаль, томление, ярость – и если эмоции эти искренние, а сил на них, честно говоря, затрачивается нехреново меньше, то почему бы им тоже не считаться? Ведь в “риал лайф” люди от нас уходят и нарушают обещания с меньшими церемониями, чем на экране, разве нет?

В общем, теперь вы понимаете, в каком состоянии я была, когда появились суперкуры.

Время от времени отрывала взгляд от ноутбука и обнаруживала, что комната вокруг меня по-прежнему существует. Видела сквозь грязное окно над кушеткой, на которой лежала, что зелень становится зеленее, свет приглушается, тьма опускается, свет возвращается. И снова переводила взгляд на экран.

И вот в один прекрасный день я выглянула в окно и увидела курочек, которые с важным видом расхаживали и что-то там клевали.

Что за хрень? подумала я. Курицы?

И снова уткнулась в сериал. Вообще даже не стала брать в голову.

Несколько часов спустя снова выглянула в окно и увидела еще больше куриц, сотни!

Не переставая смотреть сериал про женщин-вампиров (в нем немыслимое количество серий, я обеспечена на месяцы вперед), заглянула в интернет и сразу наткнулась на новость про целую куриную ферму, которую очистили защитники животных. Интересно, кто-нибудь в курсе, что часть кур они высадили тут у меня?

Почему же никто так и не приехал их искать?

А я вам скажу почему. Потому что я сообщила им, что все куры умерли! Без серьезной надобности в эти края кому ж охота приезжать. Ассоциация лесников написала мне и спросила, не попадались ли мне на глаза домашние белые куры-леггорны. Я выглянула в окно, посмотрела на компашку птиц, собравшуюся вокруг вареного коричневого риса, которого я им там навалила. Да, попадались, написала я в ответ. И в первый же день все передохли. Возможно, из-за зараженного воздуха. Я сложила их в мешок и закопала. И еще добавила, чтобы им не вздумалось приехать: “Кстати, головная боль все никак не проходит”. И еще: “Не могли бы вы положить немного денег на счет? Продукты почти закончились”.

Тем временем за стеной трейлера суперкурицы носились туда-сюда. Даже местные мальчишки, которые теоретически могли заявиться, выискивая, кого бы помучить, туда не совались, в наши дни их куда больше интересовали геройские подвиги на оксикодоне. Ну, вы знаете.

Куры устраивали себе гнезда, несли яйца, так что им тут тоже было нормально. Через несколько дней я гуляла по лесу и смотрела на кур и их яйца, немыслимое количество яиц. Яйца повсюду. Я подумала, круто, может, у меня скоро будут цыплята. Может, целое новое поколение кур зарождается прямо здесь, в моем радиоактивном лесу. И тут до меня дошло. Подождите, а петухов-то нет. Разве куриные яйца не надо оплодотворять?