Елена Колина - Предпоследняя правда
Подсчитаем, что у кого есть, не по значимости, а как придется. У Фаины есть Эмка-профессор, его положение и большая зарплата, собственная большая зарплата, Байкал, финские сапоги, кандидатская степень, каракулевая шуба, отдельная большая квартира, другие друзья.
У Фиры: ученики (три рубля в час), кожаный пиджак Ильи, долг Кутельманам за машину, «Вестник АН СССР» со статьей Кутельмана Э.Д. и Резника И.Б., убранный с глаз долой в нижний ящик серванта, благодарность Кутельманам за подаренную комнату.
Комната — фантастический подарок, неописуемой значимости услуга. Комната — это невероятно много, так много, что можно потерять друзей. Благодарность — тяжкий груз, и никто не хочет нести его вечно, тем более оплачивать долг благодарности мелкими повседневными уступками… Кто может угадать момент, когда благодарность превращается в недоброжелательность?
Тем более, это вышло во вред. Фантастически щедрый дар — ровно те семь метров, из-за которых им не разрешили вступить в кооператив, оказался причиной того, что у них никогда не будет отдельной квартиры. Отсюда совсем недалеко до резвой мыслишки: «Фаине этот красивый жест ничего не стоил» …Кому захочется быть навсегда благодарным, каждую минуту быть благодарным, если ВЫШЛО ВО ВРЕД?..
Фира понимала — несправедливо, нелогично, гадко. Фаина ее просто спасла. Страшно представить, как бы они жили, не подари ей Фаина комнату, — они с Ильей и Левой в одной комнате с больной мамой, — бедный Илья, бедный Лева!.. Она мысленно просила прощения у Эммы и у Фаины, но раз подуманные мысли никуда не деваются, и Фира, горячая на слова, опять выкрикивала про себя злые гадости и опять просила прощения.
Бедная Фира плакала в электричках, плакала на снятой даче… Но не потому, что завидовала, и не потому, что так сильно хотела на Байкал, и даже не потому, что Фаина уплывала от нее в другую жизнь с другими друзьями…Эмка.
Мысли об Эмке давно уже органично вплетались в ее злые мысли, Эмка был пунктом в ее по-детски простодушном списке — у Фаины все лучше, но зато Илья несравнимо лучше Эмки как мужчина.
Все годы дружбы Фира относилась к Эмке с той же пристрастной любовью, с какой относилась ко всем «своим», — Кутельман следовал в ее сердце за Левой, Ильей и Фаиной.
В ее чувстве к Эмме были все возможные составляющие — гордость его талантом, восхищение порядочностью, уважение… все-все-все, что только возможно, и одно «но».
Но — ее не оставляла снисходительность к любовной составляющей Фаининого брака.
Фира так и не смогла привыкнуть к его внешности и каждый раз, на пляже или дома, когда он снимал пиджак, с жалостливым изумлением отмечала «какой маленький», «какой худенький», «какой узкоплечий», и сразу же мысль — как Фаина с ним?.. У нее самой — Любовь. Такое сильное притяжение к Илье, сколько лет она под его взглядом сладко замирает… Даже его загулы — выпил-заигрался в карты-пришел под утро, даже эти чисто мужские пороки странным образом прибавляют ему мужского обаяния, силы, мужественности. С Ильей — не страшно, он настоящий мужчина, единственный, кто дает ей чувство защищенности. А Эмка, такой маленький и слабый, даже от уличного хулигана не защитит.
Со временем выяснилось, что защита от уличных хулиганов не требуется, а чувство защищенности дает не картинная мужественность Ильи, а правильное течение жизни, раз и навсегда выбранный путь. Почти одновременно Фира поняла, что она толкает впереди себя Илюшку, как шкаф, пыхтит, надрывается, а шкаф и ныне там… и что настоящим мужчиной оказался маленький слабый Эмка.
Фира все думала и думала об Эмме, сначала как о воплощении своих представлений о жизни, а затем мысли о нем стали приходить каждый день, перед сном. И ей все сильней хотелось сделать для него что-то физическое — накормить повкусней, одеть покрасивей, чем одевает его Фаина, приласкать по-дружески…
А когда Кутельманы уехали на Байкал и Фира зашлась от обиды, непрестанно думая, как они без нее, она вдруг поняла — не «как они без нее», а «как он без нее». Поняла, что она, смешно сказать, влюблена. Как говорила покойная мама, «и смех, и грех».
Как разумная женщина Фира попыталась излечить себя от навязчивых мыслей привычным способом. Ей и раньше изредка кто-то — раз, и вдруг понравится. Не часто, — никто не мог сравниться с Ильей, но два раза в жизни она испытывала интерес к чужим мужчинам — учителю физики в своей школе и одному из сослуживцев Ильи. Излечиться от мысли «не пойму, нравится он мне или нет?» можно было при помощи проверки.
Проверка — представить себя с ним в постели. Представляя себя с учителем физики и сослуживцем Ильи, Фира испытала такой острый импульс отвращения, что впору было заблеять как коза, бе-е… Особенно неприемлемым оказался сослуживец… В постели с Эммой, то есть с воображаемым Эммой, будет так же — представить и тут же вздрогнуть, — бр-р-р, невозможно!
Но вот какая неожиданность: представив себя с Эммой в постели, мысленно рассмотрев его худенькое тело, вообразив, как он входит в нее, вместо ожидаемого брезгливого отвращения Фира вдруг испытала нежность. Огромную нежность и чувство вины. Но чувство вины чуть поменьше.
Кутельманы путешествовали по Байкалу 24 дня. И 24 ночи Фира, лежа рядом с Ильей, мысленно любила Эмку. Это было как наваждение, как болезнь — ночью она переживала полный любовный цикл от возбуждения до оргазма, днем ей казалось, что она сошла с ума, невозможно так ярко пережить любовь в мыслях…
Фира представила себе, что сказал бы Кутельман: «Научного объяснения мысленному любовному экстазу нет, но, судя по мифам, к женщине может сойти любовник-бог в виде золотого дождя… значит, возможна любовь с золотым дождем… а я все-таки человек…» Вот до чего может довести ночная истома. Ну и, конечно, она мучилась чувством вины перед Фаиной, пытаясь оправдываться перед ней — оргазм ведь происходит в мыслях, настоящая ли это измена, настоящее ли предательство?..
Фира мучилась чувством вины перед Фаиной, но не перед спящим рядом Ильей.
Весь месяц у них с Ильей не было любви, для них это было невероятно, невозможно. Фира в своих вечерних кружениях «сад-комната-веранда» обходила мужа — мимо него, к Леве, поцеловать лишний раз, пошептаться. Ложилась спать, когда Илья, устав ее ждать, засыпал, а днем Фира была от него в безопасности — снятая дача не предполагала интимности. Наверное, она его наказывала. Но во всей этой мучительной, больной ситуации, в расстроившейся дружбе, в расстроившейся жизни виноват был Илья, — конечно, Илья!
Все это сумасшествие прекратилось так же внезапно, как началось. Кутельманы вернулись из отпуска, и началась прежняя НОРМАЛЬНАЯ жизнь «как всегда», без ночных метаний. Кое-что, правда, осталось — тайная любовь к Эмке. Спокойная любовь, чуть насмешливая, чуть печальная, не предполагающая никаких практических любовных действий. Как говорят: «Я не профессионал, я рисую для себя», так Фира могла бы сказать: «Я люблю для себя».
